«Мы заплатим эту цену, — сказал связной с Мерсейи на тайной встрече. — Ты должен быть безжалостен. Решительно наноси нам любой удар, который будет в твоих силах. Твой долг — стать героем».

Имперские силы Патриция встретили противника и разгромили его. Рассеянные эскадры вторжения скрылись во тьму, откуда появились. Мерсейские представители предложили немедленно возобновить совещание на высшем уровне, и неожиданно их запросы и предложения оказались приемлемыми. Радость звенела по всей Империи и — да, даже на старой шлюхе Терре. Магнуссон прибыл, чтобы получить рыцарское достоинство из рук императора.

Он вернулся к народу, который его обожал и который чувствовал себя обманутым Империей — с той же досадой, что и многие мерсейцы, видевшие, как умирают их товарищи и погибают корабли из‑за беспрецедентной глупости командования. Сэр Олаф стал произносить речи против упадка государства, против всей его политики. Он повторял это и публично, и в частных разговорах. Из‑за его огромного престижа и благодаря отдаленности от центра событий никго не пытался его остановить… пока он не провозгласил себя хозяином Империи, и его легионы прославили его имя — а тогда было поздно.

«Настал день, к которому мы готовили тебя всю твою жизнь», — сказал связной на тайной встрече.

«Я должен достичь трона? — спросил Магнуссон, польщенный, хотя и строил догадки, каков же проект его искусственно выстроенной судьбы. — Зачем? Подорвать мощь Империи, пока она не будет легкой добычей для завоевания? Мне эта мысль не нравится. И в такую возможность я не верю. Слишком много непредвидимого, слишком много миров».

«Да нет, хра. Твоя победа будет такой быстрой и чистой, как нам только удастся. Ты придешь не как палач, а как спаситель».

«Трудно будет».

«Объясни почему».

«Ну — Хансу Моллитору было проще. Династия Вангов выдохлась, осталась пара идиотов, за которыми никто не пошел. Все желали прихода сильного человека и мира, который он даст. Из всех претендующих на эту роль полководцев Ханс был самым способным. С самого начала за ним стояли наиболее мощные силы. И все равно борьба тянулась много кровавых лет. Пусть Герхарт непопулярен, но он — сын Ханса, и люди идут за ним. Я не жду особой поддержки ни от Флота, кроме соединений под моим началом, ни от гражданского населения. Большинство воспримет меня как возмутителя спокойствия».

«У тебя будет поддержка — наша. Военные поставки потекут в твой сектор потоком, стоит тебе добиться первого успеха. Потом появятся отряды “добровольцев”, набранные из контролируемых нами видов. Их не должно быть много, чтобы не вызвать подозрений, и использовать их ты должен будешь осторожно, все время подтверждая свою преданность своей родной цивилизации. Мы организуем тому доказательства — пограничные инциденты, где твои приверженцы докажут, что по–прежнему сдерживают внешнюю угрозу.

Поскольку в прошлом за тобой все чисто, все больше и больше терран — в том числе офицеров Флота — будет переходить на твою сторону. Твой триумф будет полным и относительно дешевым по цене. Затем ты начнешь перевязывать раны войны, амнистировать противников, но карать злодеев, реформировать, очищать, усиливать — все, как ты обещал. Ты станешь самым любимым императором Терры со времен Педро Второго».

«А что потом? Чем это все послужит Расе? Вы должны понимать, что власть императора абсолютна только в теории. Я не смогу приказать подчиниться ройдхуну — после этого я и часа не проживу».

«Несомненно. Но ты призовешь к подлинному миру, где обе стороны будут договариваться честно, и следить, чтобы твоя сторона так и делала. Ты произведешь нужные назначения, сначала в Политическом Совете и Верховном Командовании, затем повсюду, имена тебе сообщат. Будут возникать вопросы — экономические, социальные — в которых ты, сильный и неподкупный император, будешь арбитром. Список составлен, но я не буду тебя им сейчас утомлять. Большую его часть ты сам легко можешь себе представить.

И не страшись, Олаф Магнуссон. Ты окончишь свои дни в почете. Твой сын–наследник пойдет по твоим стопам. Тогда мер- сейские советники будут заседать в его советах, и мерсейская доблесть будет идеалом его мыслителей, и если все же какой‑нибудь эдикт придется настолько не по нраву, что вызовет бунт, Мерсейя придет на помощь доброму императору.

Твой внук будет принадлежать к первому поколению нового человечества».

Генерал–лейтенант корпуса Императорской Космической пехоты Чезаре Гатго, комендант системы Патриция, отдал приказы немедленно. Эскадрилья корветов сошла с орбиты вокруг Дедала и бросилась вниз. Корабли вошли в атмосферу на такой скорости, что воздух вспыхивал и ревел вокруг них и позади.

Всего на несколько минут опоздали они, роем разъяренных шершней гудя над островом Захария. Торговый корабль, стоявший в космопорту, успел взлететь. Ему никак было не уйти от

погони — только единственным способом. Поднявшись на несколько сот километров, он развернулся и спикировал вниз. На полной скорости и без защитного негаполя он превратился в падающую звезду. Долго еще будут на Мерсейе петь баллады о товарищах своих, выбравших славную смерть.

Из захарийцев никто не пытался бежать.

— Наши люди пытались их остановить, но они были вооружены и полны решимости к самопожертвованию, — объявил их представитель по эйдофону. — Мы сохраняем свое единство.

— Улик не уничтожать и сопротивления силам его величества не оказывать! — рявкнул Гатто.

Тангароа Захари улыбнулся. И эта улыбка была самым скорбным зрелищем, которое когда‑либо видел генерал.

— Мы понимаем, что мы в западне, и не будем ухудшать свое положение. Увидите, что мы готовы к сотрудничеству. Кодирование для хранения тайны мы не проводили, так что гипнозондирование не потребуется — я бы предложил наркодопрос случайно выбранных представителей.

— Ведите себя прилично, и я, быть может, замолвлю за вас слово, когда дело дойдет до наказания… если вы только объясните мне: что, во имя Господа, толкнуло вас на это массовое предательство?

— Мы такие, какие мы есть.

Обращение Гатто к населению положило конец неделе неуверенности и слухов. Всем, кроме самых доверенных его людей, было известно только, что он позволил мерсейскому кораблю приземлиться в Аурейе и его экипаж был спешно увезен в машине с затемненными стеклами; что он привел вооруженные силы в состояние готовности на случай любой возможной акции Магнуссона; что по неназванным причинам он послал оккупационную бригаду на Захарию и держит остров инкоммуникадо [17]. Неделя ему нужна была для подготовки необходимых мер, пока агенты секретной службы лихорадочно разбирались в данных с привезенных дисков.

В соответствующий момент некоторые офицеры очень удивились, когда попали под арест. Это была мера предосторожности: Гатто не мог быть уверен, что они немедленно воспримут истину о своем кумире сэре Олафе. Потом Гатто вышел в эфир.

От края до края системы его слова прорезали напряжение, как меч. Отдача пришла позже — взрыв ярости и негодования. Но под всем этим угадывалось странное спокойное облегчение. И в самом деле, сколько народа готово было пожертвовать собой ради смены верховного властителя? Теперь же всем оставалось только — если мерсейцы не влезут непосредственно — только ждать день за днем, когда восстановится статус–кво.

Сотни и сотни записей обращений Гатго вместе с экземплярами и анализом доказательств разлетелись в посыльных торпедах и курьерских судах к звездам Империи.

В них было не только изображение Гатто. После его речи камера показала женщину. Она стояла очень прямо на фоне черно–красной материи, серое платье подчеркивало тонкость ее фигуры. Темное тонкое лицо обрамляла белая повязка. За ней стояли двое мальчиков–подростков и маленькая девочка, в таких же головных уборах. На планете Ньянза это означало траур по мертвым.