Флэндри встретил голубой огонь его глаз холодным взглядом:

— А наш арест вас не выдаст?

— Нет, не думаю, — произнес Магнуссон, успокаиваясь. — Никто не ожидает от этих ваших агентов быстрого доклада. К тому же мерсейцы организуют утечку на Терру дезинформации, будто бы исходящей от этих агентов. Детали вы представите себе лучше меня. А что до вашей мини–дипломатической группы, разве не обрадуется Империя тому, что она не возвращается немедленно? Когда курьерские торпеды вдруг начнут приносить обнадеживающую информацию?

— Флот не станет из‑за этого сидеть сложа руки, — предостерег Флэндри.

— Конечно. Будут продолжаться приготовления к следующему этапу войны. Все, что сделала моя сторона, — это предотвратила попытку вашей стороны, которая была бы катастрофой, если бы удалась. Да, я понимаю, что там остались люди, с которыми вы поделились своими подозрениями, но чего они стоят без доказательств? Когда битва начнется всерьез, кто о них вспомнит? —

Магнуссон вздохнул: — В некотором смысле мне даже жаль, Флэндри. Вы — гений, на свой извращенный манер. И этот провал — не ваша вина. Каким бы ценным человеком были вы в борьбе за правое дело! Я не питаю к вам зла и не хочу подвергать вас плохому обращению. Но не могу дать вам действовать. Вы и ваше окружение будете размещены с комфортом. Когда трон будет моим, я… я решу, будет ли безопасным вас отпустить.

Он отдал приказ. Флэндри без сопротивления поднялся, чтобы его увели.

— Мои поздравления, сэр Олаф, — сказал он вполголоса. — Вы оказались умнее, чем я думал. Доброй ночи.

— Доброй ночи, сэр Доминик, — ответил тот.

Развязка была бурной и стремительной.

Началось все с обманчивой тишины.

— Как я буду жалеть, покидая это место! — мечтательно произнес Аксор за ужином. — Хотя я всю жизнь буду благодарить Господа за милость — увидеть эти чудеса.

— Покидая? — насторожил уши Таргови.

— Ну, мы же не можем ожидать, что наши хозяева будут держать нас здесь вечно — особенно меня, если помнить, во что им обходится мое пропитание. Работая эти последние дни в Апол- лониуме с леди Изидой Захари и ее коллегами, я обрел бесценные сведения и, быть может, со своей стороны тоже сделал некоторый скромный вклад, но теперь мы исчерпали взаимные резервы информации и сделали все заключения, к которым должно было привести их обсуждение.

— В Аполлониуме? — переспросил Таргови машинально. Мысли его были далеко.

Рукой толщиной с древесный ствол Аксор обвел комнату, имея в виду затихший ночной университетский городок за стенами дома.

— Это центр учения, исследований, философии, искусств. Они не называют его университетом, поскольку здесь не ведется обучение. У захарийцев в силу их природы нет школ — только поступающая извне информация, нет учителей, кроме родителей, или — для взрослых — знающих людей, к которым можно обратиться за необходимым объяснением.

— Да–да, понял. Так, говоришь, вы закончили?

— Практически — да. Дорогой друг! — затрубил Аксор. — Мне не выразить словами всю мою благодарность тебе за то, что ты привел меня в эту гавань. Хотя захарийцы никогда не предпринимали серьезных исследований наследия Древних, они неутолимо любознательны ко всему космосу. Их базы данных содержат каждый бит информации, когда‑либо сообщенный или собранный теми из их людей, что выходили в космос. Я находил бесценные описания, картины, отчеты о неизвестных мне местах. Сравнение их с фактами, уже имеющимися в моем распоряжении, дает возможность открыть новые пути. Изида, Вишну и Кван Ин загорелись больше других; они рождали блестящие идеи. Я не стал бы говорить, что мы на пути к расшифровке символов, но мы выявили регулярность и повторения, которые выглядят весьма существенными. Кто знает, куда поведут дальнейшие исследования? Быть может, к откровению самой универсальности Христа, что приведет в свое время в церковь Его всех разумных существ?

Крокодилоподобная голова задралась вверх.

— Не следует мне сетовать на свое отбытие, — закончил воданит. — Передо мной, пока жива эта смертная оболочка, лежит путь паломника к новым планетам, о коих я узнал, к вящей славе Божией.

— Да–да, — вяло отозвался Таргови. — А ты не знаешь, когда мы должны уезжать?

— Пока нет. Полагаю, мне скажут это на следующей встрече. Ты мог бы подумать, в какую точку материка попросить их нас доставить: они обещали переправить нас туда, куда мы захотим.

— Боюсь, Диана огорчится. Она здесь отлично развлекается. Где она сегодня вечером?

Черты лица Аксора были не особенно подвижны, но каким‑то образом его карие глаза отразили грусть, и совершенно определенно то же чувство прозвучало в низком, глубоком басе:

— Не могу сказать. Я все это время мало ее видел. Она ходит в сопровождении этого мужчины — как его зовут?

— Кукулькан, если она не сменила сопровождающего.

— Ага.

Пальцы, способные сокрушить стальную решетку, неуверенно играли цепочкой висящих на бронированной шее очков.

— Таргови, я… мне очень неловко, но я должен сказать… ну, я — не человек и не знаю людских путей, но недавно я… то есть я начал опасаться за добродетель этой девы.

Тигранин колоссальным усилием подавил нервный смешок.

— Ты хорошо ее знаешь, — говорил Аксор. — Не думаешь ли ты, что, пока еще не поздно — и молю Господа, чтобы было не поздно, — ты мог бы ей посоветовать, как… э–э… как старший брат?

Вот она, возможность! Таргови чуть не подпрыгнул.

— Могу попробовать, — ответил он, — Правду сказать, я тоже несколько волнуюсь. Достаточно хорошо знаю людей, чтобы понять, чего хочет Кукулькан. Если нас скоро отправят отсюда — а что знает один захариец, то знают все — его нажим усилится.

— О Боже! — Аксор перекрестился. — А она так молода, невинна и беспомощна!

— Посмотрю, смогу ли я их найти, — предложил Таргови. — Сегодня она мне вряд ли будет благодарна, но позже…

Несмотря на почти неодолимо душивший его смех, он должен был скрывать свое веселье. То‑то обрадуется Диана Кроуфезер, если кто‑то возьмется решать ее дела за нее! Хвост его дернулся.

— Пожелай мне удачи.

Аксор склонил голову и молча обратился к одному–другому святому. Таргови отодвинул недоеденный ужин и вышел.

Весь этот фарс мог быть и не нужен. Но Таргови не знал, прослушивается ли их дом, а без оставленного на «Лунном кузнечике» оборудования узнать этого не мог. Поэтому он предпочитал считать ответ утвердительным и предположил, что есть еще и наблюдатели — не то чтобы из плоти и крови, не так грубо — а датчики в стратегически важных местах. Сейчас его действия не должны были вызвать больше подозрений, чем прежние бесцельные блуждания.

В крайнем случае наблюдатель мог известить Кукулькана, что Таргови собирается положить конец грязному соблазнению, и Кукулькан уведет девушку на романтическую прогулку в горы… если еще этого не сделал. Захарийцы явно поддерживают друг друга. Нет, больше. Они — почти как общественный организм, как терранские насекомые, которых они ввели в экологию острова — термиты, хотя термиты разумные. Даже слишком разумные, чтобы сегодня Таргови это нравилось.

Он вышел за дверь. Дул прохладный ветер, пахнущий листвой и морем, шевелил мех. Таргови был одет только в бриджи с поясом и ножом. Сонно раскинулись пустые лужайки, а по небу над ними плыли облака, подсвеченные серебром от света Икара и бронзой от солнечного круга. Он был затенен с юга вершинами, а в других местах — дальней непогодой, но все же света было достаточно даже для человека. Таргови все ждал тумана или дождя, чтобы стало сравнительно темно и у него появилось преимущество.

Но больше ждать нельзя.

Оставив городок за спиной, Таргови побежал по улице рысью, которая в данных обстоятельствах казалась вполне оправданной, пока не оказался в парке. Здесь он срезал напрямик. Кроны деревьев смыкались над травой, и он исчез во мраке. В другом конце парка он пополз на животе и превратился в легкую рябь на траве, которую вполне можно было приписать теням бегущих облаков.