В туманной тьме бледным пятном мелькнуло лицо Эмили. Кто-то удерживал ее за шею рукой в толстом пальто.

Перед глазами Эшленда все побелело от ярости. Он испустил рык, уравновесил в руке нож и с поразительной точностью ткнул обрубком руки справа от Эмили, попав прямо в живот нападавшему.

Его хватка ослабла. Эмили ткнула локтем ему в ребра, он охнул и отпустил ее. Не дав Эмили упасть, Эшленд схватил незнакомца и приставил нож к его горлу.

— Кто ты? — прорычал он. — Кто тебя послал?

Тот что-то выдохнул.

— Что?

Раздался выстрел. Перед глазами что-то мелькнуло.

— К черту все! — взревел Эшленд, швырнул незнакомца на землю и схватил Эмили за руку. — В карету!

— Я не могу бросить Стефани! — закричала она.

— Мы здесь, — послышался возле уха голос Хэтерфилда, спокойный и уверенный. — Стреляли от реки.

— Веди женщин в карету, я прикрою! — Эшленд вытащил пистолет.

— Иду! — Хэтерфилд помчался прочь, подталкивая перед собой Эмили и Стефани, а Эшленд повернулся к реке. Ее окутывал туман, призрачный, непроницаемый. Как, дьявол его побери, можно оттуда прицелиться из пистолета?

Еще один выстрел. Пуля просвистела мимо уха.

Не от реки. С моста.

Эшленд выругался. Человек у его ног пошевелился, но разбираться с ним некогда. Эшленд почти бегом кинулся к карете, целясь в сторону моста Альберта. Хэтерфилд заталкивал внутрь принцесс, прикрывая дверь своим крупным телом.

— На юг, — скомандовал Эшленд кучеру, прыгая внутрь вслед за Хэтерфилдом. — Подальше от чертова моста.

Едва он захлопнул дверцу, карета рванула с места. Эшленд нашел Эмили, сгреб в охапку и прижал к груди.

— Никакого бала завтра не будет, — заявил Эшленд. Он держал нож в руке и крутил его, подставив под падающий в окно свет. Они только что пересадили Стефани и ее маркиза в безликую черную двуколку на Бромптон-роуд, и теперь в карете тяжестью повисло потрясение от случившегося.

— Мы уже не можем его отменить.

Эшленд взглянул на Эмили.

— Ты с ума сошла? Тебя только что чуть не убили!

— Он даже не пытался меня убить, иначе я уже была бы мертва.

— Тогда что он делал?

— Хотел увезти меня. Похитить. — Она говорила быстро, слова налетали одно на другое. Ей казалось, что мозги подпрыгивают, словно под электрическими разрядами, и мыслить она логически просто не в состоянии. Эмили пыталась восстановить последовательность событий, но перед глазами возникали только короткие картинки. Бурная радость от встречи со Стефани. Возможность прикасаться к Стефани, говорить с ней, словно они расстались несколько часов, а не месяцев, назад. Внезапное нападение, рука, сжимающая ее шею, побег к карете.

Неужели все это действительно случилось? С ней, тихой, ничем не примечательной Эмили?

— Ну, это в тысячу раз лучше. — Эшленд засунул нож в карман пальто и поморщился.

— Ты ранен!

— Ерунда. Царапина.

Она схватила его за левый рукав. Ткань была прорезана, края мокрые.

— Это не царапина! Тебя порезали!

— Да ради бога, Эмили. Видывал я и похуже.

Эмили посмотрела на израненное лицо, и сердце пронзило чувством вины.

— Да, но ты больше не в афганской пустыне. Ты в Лондоне. Со мной.

Эшленд прикоснулся к ее щеке.

— Да.

Призрачный свет от уличного фонаря скользнул по его лицу. Оно смягчилось, исполнилось тоски и теперь выглядело так, как в тот раз, когда она впервые сняла повязку в номере отеля в «Эшленд-спа».

Несколько недель назад. Целую жизнь назад. Как она скучала по нему, открытому, беспечному Эшленду!

Эмили расстегнула пальто, сюртук и жилет, вытащила из брюк полу белой рубашки и прежде, чем Эшленд успел возразить, вынула из его кармана нож и отрезала кусок ткани.

— К черту все, Эмили. Через четверть часа мы будем дома. Я не истеку кровью до смерти.

Но все же он позволил ей высвободить руку из пальто и сюртука. Позволил закатать рукав рубашки и обнажить порез — не особенно длинный и глубокий, хвала надежной зимней шерстяной одежде, но все еще кровоточивший. Эмили вытерла кровь и забинтовала рану.

— Ну вот. Ведь так лучше, правда?

Его крупная рука пассивно лежала у нее на ладони, даже мускулы не напрягались.

— Намного лучше.

Голос звучал хрипло. Эмили подняла взгляд, и ее глупые глаза налились слезами.

— Прости меня, Эшленд. Мне так жаль, что все это случилось! Ты такого не заслуживаешь.

— Нет. Я вообще тебя не заслуживаю.

Эмили прошептала:

— Ох, дурачок.

Она отпустила руку Эшленда и прижала ладони к его щекам. Они были теплыми и влажными от напряжения и лондонского тумана.

— Дурачок. Ты слишком хорош для меня. Дурачок. — Она поднялась со своего сиденья и оседлала Эшленда. — Дурачок. — Она поцеловала его в губы.

— Эмили. — Это единственное слово он пророкотал едва слышно.

Губы Эшленда захватили ее рот, но слишком медленно. Она просунула между ними язык и лизнула шелковистую полоску его губ.

И он мгновенно обхватил ее руками, вжимая в свое тело, и ответил на поцелуй, будто пожирая ее. Эмили сжимала его мускулистые ноги своими, ощущая его неудержимую силу, буквально втискиваясь в него.

— Я хочу тебя, — сказала Эмили. — Сейчас.

— Эмили…

— Сейчас, Эшленд. Пожалуйста.

Пальцы Эшленда закопошились с застежками ее брюк, расстегнули их и, лаская, скользнули внутрь. Большой палец потирал заветный бугорок, указательный нырнул внутрь. Эмили вскрикнула.

— Боже, ты уже влажная, такая влажная, — пораженно произнес он.

Она приподнялась. Он грубым рывком сдернул с нее брюки, спустив их до щиколоток. Воздух холодил кожу, но Эмили едва это заметила, потому что горячие пальцы Эшленда обхватили ее ягодицы. Она рвала застежки у него на брюках, расстегивала пуговицы. Увидев сквозь ткань напрягшееся естество, она задрожала.

Его пальцы скользнули между ее ягодицами. Его член заполнил ее ладони, слишком большой, чтобы удержать его.

— Обними меня за шею, Эмили, — сказал он.

Эшленд жарко, прерывисто дышал ей в щеку. На его лбу выступили бисеринки пота, словно он сражался в какой-то невидимой битве. Эмили обхватила его руками за шею, чтобы удержаться, и он медленно начал опускать ее на своего вертикально торчавшего друга.

— Эшленд. — Мозг Эмили затуманило от желания.

— Тихонечко, сейчас. — Двумя пальцами он нежно раздвинул складки и устроился между стенками прохода. — Не торопись.

— Не могу, — выдохнула она, отчаянно извиваясь на нем. Он крепко удерживал ее за ягодицы. Голос звучал твердо.

— Не торопись.

Она стала опускаться медленно, миллиметр за миллиметром, тихо умоляя о бесконечно растягивающемся наслаждении, о его вторжении.

— Сейчас. Сейчас, — прохрипел он.

Он входил все глубже и глубже. Карета подпрыгнула, но Эшленд удержал Эмили, не дав им разъединиться, и вот, последний раз качнув бедрами, он полностью погрузился в нее.

— О боже мой, — прошептала она. Теперь он находился глубоко внутри, прямо напротив входа в матку. Эмили шевельнула бедрами, стремясь ослабить боль, но двигаться было некуда.

— Эмили. — Эшленд целовал ее в шею, в подбородок, в ухо, неистово и нежно.

Она осторожно приподнялась. Тела издали хлюпающий звук — влажная плоть против влажной плоти, — насыщенный, плотский.

Карета снова дернулась, и Эмили резко опустилась. Резкий поворот, и Эшленд грубо выругался, пытаясь удержать ее на себе. Он приподнял бедра, и она жестко опустилась, поднялась, снова опустилась, удовлетворенно зарычав от наслаждения-боли, сладкого саднящего жара, от того, что вбивала в себя естество Эшленда. Снова и снова она возвращала на место его жаждущий член, а он бормотал ей на ухо непристойные, возбуждающие слова, рассказывал, как использовать его, говорил, что она с ним творит.

Основную работу сделала карета. Она рывками соединяла их, снова разъединяла, вынуждая цепляться друг за друга и дергаться, как пара охваченных похотью животных. Эшленд продолжал бормотать на ухо, побуждая Эмили не останавливаться, его пальцы нежно скользили по ее плоти, и темное пространство вокруг них наполнялось охами, хлюпающими звуками, земным запахом человеческого вожделения.