— Уж наверное, вы сделаны из более прочного материала, ваша милость. — Эмили опустила отворот шапки пониже.

— Черт. А вы, значит, как раз из них, да? — Костлявые плечи Фредди поникли, он испустил меланхолический вздох.

Ну, в общем, так оно и есть. Эмили никогда особенно не любила помпезность и пышность своей прежней жизни, которую Стефани считала весьма забавной, а Луиза принимала с царственной грацией. Эмили всегда предпочитала свернуться в клубочек в какой-нибудь нише с книжкой в руках или скакать верхом по топким полям Хольстайн-Швайнвальд-Хунхофа. Чем хуже погода, тем лучше — в погожие дни крестьяне работали на улице, кланялись и расшаркивались при ее приближении, и ей приходилось выпрямлять спину и царственно кивать в ответ, и мысли возвращались в привычное русло, в голове не оставалось больше места для авантюр, приключений и мятежа.

Эмили сквозь усиливающийся дождь всматривалась в лица горожан; те открывали зонтики или мчались под крышу, и в голове ни с того ни с сего прозвучали слова герцога Эшленда: «самовластный правитель, деспот, попытки перекроить право престолонаследия в угоду собственным интересам и предотвратить развитие демократической формы правления…»

Конечно, англичанину легко говорить. Никто в Хольстайн-Швайнвальд-Хунхофе даже и не помышлял о демократическом правлении. Что крестьяне стали бы делать со своим избирательным правом, получи они его? Папа правил так благожелательно, так великодушно. О бедных заботились. Богатые платили налоги. Средний класс процветал, посылал своих сыновей в школу. Ветер перемен, дувший почти над всей Европой, не затронул маленькое княжество.

Пуля наемного убийцы вылетела неизвестно откуда и поразила Эмили в самое сердце.

Ее пальцы похолодели, несмотря на перчатки. Она прогнала мысль прочь, как делала всегда, но не могла прогнать оказанное ею физическое воздействие. Конь почувствовал ее возбуждение, то, как сильно стиснула она поводья, и резко тряхнул головой.

Ей даже не позволили увидеть тело папы, когда его привезли. Только Луиза вошла и с побелевшим лицом подтвердила, что отец мертв. И Петер, конечно, тоже. Бедный милый Петер, школьный друг, наследник соседней провинции, Баден-Черрипит. Позже Стефани тоже туда пробралась, еще до того, как тела подготовили к погребению, и рассказала, что Петеру попали в шею и что его мертвая плоть белая как полотно. Вероятно, вся кровь вытекла на опавшие октябрьские листья Швайнвальда.

Конь дернулся в сторону. Эмили выругалась и заставила его идти ровно.

— Послушайте, Гримсби, — окликнул ее Фредди, промокший и забывший от расстройства про «мистера». — Что вы такое задумали? Разве нельзя повернуть назад и просто выпить пинту-другую в «Наковальне»?

— Мне очень любопытно и хочется своими глазами увидеть ваш курорт, — крикнула через плечо Эмили.

— Да к черту проклятый курорт!

Эмили скакала вперед по главной улице, отметив, что на углу Бейкер-лейн расположена почта, а рядом — пивная. Это может пригодиться.

Но курорт, отель, куда приезжает множество посетителей! Место, где чужаков ждут и тепло приветствуют, где наверняка имеются отдельные комнаты. Место, которое легко найти, но при этом находится оно за пределами города.

Просто идеально.

Дождь полил всерьез.

— Послушайте, Гримсби! — Фредди начинал раздражаться. — Хватит! Уже три часа дня, мы пропустим чай, а моя куртка уже промокла насквозь!

— Вам следует поучиться стойкости, лорд Сильвер-стоун.

— Да у меня полно чертовой стойкости, Гримсби!

— Мистер Гримсби, — ответила Эмили. — А ваша речь достойна порицания для юноши ваших лет. Вынужден просить вас проявить чуть больше находчивости.

— Мы пропустим урок. Это для вас достаточно находчиво, мистер Гримсби?

Эмили изумленно оглянулась. Если Фредди готов заниматься вместо того, чтобы всячески уклоняться от уроков, он, должно быть, и вправду в самом плачевном состоянии.

Бедный Фредди. Он очень перепачкался. С шапки капала вода, плечи промокли. Более того, он неосторожно выехал из дома без перчаток, и руки его сделались тревожно синего оттенка. Его костлявая фигура, облаченная в коричневый твид, напоминала промокшее насквозь насекомое.

Эмили выдохнула, с тоской посмотрела на дорогу, ведущую к так манящему к себе «Эшленд-спа-отелю», и повернула коня.

— Ладно, — сказала она. — Но сначала мне нужно заглянуть на почту.

Изящные часы на каминной полке (свадебный подарок, Изабель любила их больше всех) прозвенели, отбивая четыре часа. Эшленд положил перо, аккуратно сложил бумаги и встал с кресла. Камердинер уже ждал его наверху.

— Собирается дождь, сэр, — спокойно произнес камердинер, помогая ему надеть сюртук из превосходной шелковистой шерсти.

— Значит, мне потребуется макинтош, — отозвался Эшленд, повернулся к зеркалу над умывальником и взглянул на себя. Глазная повязка немного сбилась во время бритья. Он поправил ее, подтянул галстук. Короткие седые волосы благодаря помаде лежали аккуратно.

В общем-то это не имело никакого значения, но он чувствовал, что должен женщине хотя бы это.

Уилкинс подошел сзади, держа в руках макинтош. Эшленд надел его и позволил Уилкинсу застегнуть пуговицы, потому что рука у него слегка дрожала. Шляпа, надвинутая на лоб. Перчатка на левой руке сидит как… ну, как перчатка. Да, так лучше. Надежно прикрыт. Он выдохнул и сказал:

— Спасибо, Уилкинс. Дожидаться меня ни к чему.

— Конечно, сэр.

Эшленд спустился вниз по лестнице, прошел в дверь, в последний момент открытую бесстрастным лакеем. Вышел наружу, под моросящий дождь. Грум стоял, держа под уздцы его лошадь. Серый декабрьский горизонт уже темнел.

— Хороший мальчик, — ласково произнес Эшленд, забрав поводья у грума и потрепав морду Веллингтона. — Прости за дождь, старина. Придется потерпеть, как солдатам.

Кивнув груму, он взлетел в седло и пустился вперед. Его ждали четыре мокрые мили до города.

Письмо прожигало внутренний карман Эмили, прямо напротив сердца. Разумеется, прочесть его здесь, на глазах у любопытного Фредди, она не могла, да еще и дождь лил. Придется подождать, пока она не окажется в безопасности своей комнаты.

— Разве вы не могли отправить свое письмо из дома? — спросил Фредди. — Я уверен, отец оплатил бы его доставку.

— Конечно. Я учту это в следующий раз.

Дождь никак не мог решить, на чем остановиться, — то он превращался в туман, то начинал моросить, то снова превращался в туман. Эмили ехала, расправив плечи и выпрямив спину. Посмотрев из-под полей шляпы на дорогу, она увидела «Наковальню», приткнувшуюся у обочины и выглядевшую еще потрепаннее, чем ночью. Несколько фонарей на карнизе уже горели. Двое мужчин пьяно сползали со своих лошадей во дворе.

— Только одну пинту, мистер Гримсби. Вы не можете сказать «нет», — взмолился Фредди, бросив в ту сторону тоскующий взгляд.

— Еще как могу. И говорю. Когда мы вернемся, в классной комнате нас будет ждать отличный горячий чай.

— Классная комната, — произнес Фредди тоном, каким мог бы сказать «армейская уборная». И вдруг: — Что за?… Это же отец, клянусь Богом!

— Следите за речью, ваша милость, — предостерегла его Эмили, но в ее жилах уже запела кровь, а глаза вглядывались в туман. Мгновенная физическая реакция потрясла Эмили.

Фредди не ошибся. Ошибиться было невозможно — впереди на великолепном темном коне решительно сидел высокий человек, левой рукой держа поводья, а правую положив на бедро.

«Как ему это удается?» — хотелось спросить Эмили, но она вовремя проглотила вопрос и сосредоточилась на том, чтобы успокоить лихорадочно забившееся сердце и прогнать румянец со щек. Это просто нелепо. Она — дочь князя! Она неоднократно встречалась с кайзером! И вообще привыкла к могущественным людям. Она просто не может нервничать, столкнувшись на мокрой от дождя йоркширской дороге с обычным английским герцогом. Уж кому-кому, а ей прекрасно известно, что князья и герцоги — это просто люди из плоти и крови, они нуждаются в еде, питье и отдыхе и пускают ветры, переев капусты.