Лен сменил тему:

– Рэй, я хочу заехать к вам, прежде чем ты вернешься в Берлингтон.

– Пока не могу даже сказать, когда уеду домой, – отозвался я. – Нужно сначала позаботиться о Томасе, решить, как поступить с домом. Брата нельзя оставить там жить одного.

– Конечно, нет! – экзальтированно воскликнула Мари. – Мальчик нуждается в присмотре.

Я ощутил приступ раздражения, но ничем не выдал его. Права она была в одном – за Томасом действительно необходимо приглядывать. Но он все же взрослый мужчина, а не мальчик. К нему не следовало относиться как к несмышленому ребенку. И при этом я уже сам не смог избежать чувства вины, подумав, что слишком суров к брату и обижаю его, насмехаясь над его так называемой миссией.

– Верно, присмотр за ним необходим, – сказал я. – Но мне, возможно, удастся приучить его быть более самостоятельным.

Я действительно много размышлял над этим в последнее время. Факт, что Томас забивал себе голову мифическими, далекими от реальности проблемами, еще не делал его неспособным жить вполне нормальной жизнью. Хотелось приучить его самому готовить себе еду, помогать мне с уборкой дома. Если я начну загружать брата другими делами, он станет больше времени проводить вне стен своей спальни. Если вывести его в большой мир не представляется пока возможным, то надо хотя бы сделать Томаса более активным в пределах нашего жилища.

– Что ж, нам пора двигаться дальше, – произнес Лен. – Всего хорошего. Рад был тебя видеть.

– А я-то все никак не соберусь заглянуть к вам, ребята, со сковородкой своего жаркого, – запричитала Мари. – Или лучше пригласить вас к себе на ужин?

– Вы очень добры, – улыбнулся я. – Мы с Томасом это обсудим.

«Как же», – подумал я, хотя ужин с людьми, которых Томас знал, мог пойти ему на пользу. Деточка еще раз покинет родной дом. Мы же ухитрились съездить к психиатру без особых приключений, если не считать ссоры Томаса с Марией.

– Томас все запоминает карты на случай нападения компьютерного вируса? – вдруг спросил Лен, и уголки его рта чуть дрогнули в улыбке.

Вопрос прозвучал для меня как гром среди ясного неба.

– Так вам известно об этом?

– Твой отец рассказывал. Мне показалось, ему хотелось хоть с кем-нибудь поделиться.

Я кивнул, а Мари тут же одернула мужа:

– Не надо, Лен. Тебя это совершенно не касается.

– Касается, если Адам решил мне обо всем рассказать, – возразил он и обратился ко мне: – На твоего отца это легло тяжким грузом, понимаешь?

Похоже, так считали все.

Постучав в дверь комнаты Томаса, я открыл ее и сообщил:

– Я уже дома.

Брат щелкал «мышью» и даже не обернулся, бросив только:

– Хорошо.

– А ты сегодня приготовишь ужин.

Мои слова заставили его развернуться в кресле.

– Что?

– Вечером ужином нас накормишь ты.

– Я никогда не готовлю еду.

– Значит, самое время начинать. Я привез замороженные полуфабрикаты. Это будет легко.

– А почему ты не можешь сделать ужин? Папа всегда готовил для нас обоих.

– Но ведь у меня тоже есть работа, – заметил я. – У тебя твоя, у меня – моя. Нужно сделать несколько важных звонков, а потом, вероятно, придется привезти кое-какие мои вещи из Берлингтона…

– Штат Вермонт.

– Верно, из Берлингтона, штат Вермонт, чтобы я мог продолжать трудиться, пока мы улаживаем здесь наши с тобой дела.

– Улаживаем наши дела, – тихо повторил Томас.

– Совершенно верно. И я все тебе покажу. Как пользоваться духовкой и прочее. Но тебе надо будет спуститься часам к пяти.

Я успел насладиться ошеломленным выражением лица брата, прежде чем закрыл дверь.

Вскоре зазвонил сотовый телефон. Это был мой агент Джереми Чандлер, снабжавший меня заказами на протяжении последних десяти лет.

– У меня для тебя три предложения, но никто не просит создать новую Сикстинскую капеллу и расписать потолок, и сорок лет на работу тебе никто не даст. Речь о двух журналах и одном сайте в Интернете, Рэй. У них жесткие сроки. Если тебя это не устраивает, мне необходимо знать как можно скорее, чтобы предложить эту работенку другим художникам, которые, может, не так талантливы, как ты, зато нуждаются в деньгах.

– Но я же говорил тебе, что я сейчас в доме отца.

– Верно! Совершенно вылетело из головы. Твой отец умер, так ведь?

– Вот именно.

– И что? Похороны и прочие формальности – все уже позади?

– Да.

– Тогда скажи, когда вернешься к себе в мастерскую.

– Я пока не до конца разобрался с делами, Джереми. Вероятно, мне придется оборудовать себе временное рабочее место здесь.

– Отличная мысль. Иначе мне пришлось бы поручить эти рисунки Торлингтону.

– О, только не ему! – воскликнул я. – Этот халтурщик работает левой ногой. У него Обама похож на Билла Косби [9]. Правда, у него любой афроамериканец – копия Билла Косби.

– Послушай, если сам не берешься за работу, то не критикуй чужую. Кстати, я уже говорил тебе, что на меня вышли люди Вачона?

– Неужели?

Карло Вачон, печально известный крестный отец мафиозного клана из Бруклина, находился под судом по целому списку статей – от убийства до неоплаченных счетов за парковку. Один нью-йоркский журнал заказал мне карикатуру на него, где я, во-первых, изобразил его с огромным животом, а во-вторых, нарисовал Вачона грозящим пистолетом статуе Свободы. В моей интерпретации она подняла вверх обе руки.

Я сразу почувствовал, как холодок пробежал по спине.

– И что, они меня «заказали»?

– Ничего подобного. Тебе нечего опасаться. Карло очень понравился твой рисунок, и он хочет купить оригинал. Эти гангстеры обожают славу, пусть и дурную.

– Оригинал остался у тебя?

– Да.

– Так отправь его в виде подарка.

– Уже сделано. Но на самом деле я звоню тебе по иной причине.

– По какой же?

– Скоро в Интернете начнут раскручивать новый сайт. Финансируют его очень влиятельные люди, и они хотят заткнуть за пояс «Хаффингтон пост», но им нужно все в несколько ином стиле. Тогда я предложил им жанр политической анимации, нечто похожее на то, что делают на сайте «Нью-йоркера». Десятисекундные ролики с минимальным движением. Его можно создать простым вращением камеры…

– Мне известно, как это делается, – перебил я. – Так ты рекомендовал им меня?

– Не было необходимости. Потому они ко мне и обратились. Руководит всем дама Кэтлин Форд, очень богатая. Она хочет, чтобы я устроил ей встречу с тобой как можно быстрее.

– Хорошо, но только прямо сейчас я…

В этот момент раздался стук в нашу входную дверь. Стучали громко, уверенно и настойчиво. Как к дому подъехала машина, я не слышал, но Джереми обладал дурной привычкой орать в трубку так, словно ему нужно было перекричать шум двигателей «Боинга-747».

– К нам кто-то пришел, – сказал я.

– Рэй, пойми, это нечто грандиозное. Тебе необходимо встретиться с Кэтлин Форд. Мы можем сорвать настоящий куш.

– Я тебе перезвоню.

Оставив телефон на кухонном столе, я направился к двери.

На крыльце маячили двое, а их черный седан стоял во дворе позади моей «ауди», блокируя ее, словно из опасения, что я могу попытаться сбежать на машине. Мужчина и женщина – обоим за сорок, одеты в разного оттенка серые костюмы, к которому мужчина добавил узкий и неброский галстук.

– Мистер Килбрайд? – громко произнесла женщина.

– Да.

– Я агент Паркер, а это – агент Дрисколл.

– Кто?

– ФБР, откройте!

Бриджит Янгер была убеждена, что если собирается обсудить сложившуюся ситуацию с ближайшим другом и главным советником мужа Говардом Таллиманом, то лучше это сделать в людном месте. Может, ему удастся сдержать желание удавить ее немедленно, если кругом будут свидетели. И она пригласила его на обед в кафе «Юнион-сквер», заказав столик на час дня.

Таллиман был лучшим другом Янгера с юности. Они вместе учились в Гарварде, напивались, занимались юриспруденцией, ездили отдыхать и, вероятно, даже трахались в одной постели во время путешествия по Японии через пару лет после гибели Джеральдин. Еще с молодых лет Говард начал принимать участие в закулисных политических кампаниях – и демократов, и республиканцев, ему было без разницы. Значение имела только победа. Подобно тому как хоккеист, проданный из «Нью-Йорк рейнджерс» в «Бостон брюинс», начинает бесцеремонно впечатывать в борт бывших товарищей по команде, Таллиман мог выработать стратегию для одной партии в ущерб другой, если ему платили больше. При этом сам он никогда не стремился стать политическим деятелем. Низкорослый и пузатый Таллиман сам любил подчеркнуть, что не обладает привлекательностью, зато знает, как играть в политические игры, оставаясь невидимым, и приносить победы другим.