– Ты сам казался немного с приветом. Постоянно что-то рисовал. А спортом не увлекался.

– Я какое-то время метал копье, – сказал я в свое оправдание.

И это было правдой. Метание копья осталось единственным видом спорта, которым я занимался. И получалось у меня неплохо. Как и бросать дротики в комнате отдыха, оборудованной в подвале нашего дома.

– Копье? Неужели? – удивилась Джули. – Метание копья – один из немногих видов спорта, где требуется развитие всех групп мышц. Но, как я теперь понимаю, именно рисунки принесли тебе успех. Мне часто попадались твои карикатуры в «Лос-Анджелес таймс». Они были действительно хороши.

– Спасибо.

– Ты, очевидно, успел за это время жениться?

– Нет. Но пару раз был близок к этому. А ты?

– Прожила несколько месяцев с парнем, который сочиняет музыку для релаксации. Типа той, что включают, когда делают тебе массаж. Слышал такую? Там еще фоном птички чирикают и журчат ручейки. Навевает сон. Я с ним несколько раз чуть в кому не впала от этого, хотя и сам он оказывал на меня тот же эффект. Потом сходилась то с тренером из НБА, то с продюсером реалити-шоу на телевидении, и был еще тип, промышлявший разведением игуан.

Джули задумалась, словно оглядываясь в прошлое.

– Ко мне почему-то всегда липли мужчины со странностями. Все это, вероятно, оттого, что происходило в Калифорнии. Хорошо, что теперь я вернулась домой.

А меня внезапно посетило неожиданное воспоминание.

– Фиолетовое, – сказал я.

– Что?

Я покачал перед Джули указательным пальцем.

– На тебе было фиолетовое нижнее белье.

Она расплылась в улыбке:

– Наконец-то. А то я, признаться, немного обиделась, что совершенно не произвела на тебя тогда впечатления.

На следующий день за завтраком я сказал Томасу:

– А мне понравилась доктор Григорин.

– Она хорошая, – согласился он, доставая банан из вазы с фруктами. – Какие пилюли она тебе выдала?

Я пожал плечами:

– Никогда не запоминаю названий лекарств.

Брат наполовину очистил банан.

– Она тебе сообщила?

– Что?

– Чем я занимаюсь. Я сказал ей, что тебе пора узнать об этом.

– Да.

– Пришло время посвятить тебя в особенности моей работы.

– Почему же ты сам не рассказал мне об этом?

Он впился зубами в банан.

– Посчитал, что ей ты скорее поверишь. Она же врач.

– А ты думаешь, сама доктор Григорин верит в это? В здравый смысл того, чем ты занимаешься? Запоминаешь наизусть карты и уличные планы, чтобы помочь бегству наших тайных агентов. Готовишься к тому, что однажды карты перестанут существовать, а вся информация останется у тебя одного вот здесь. – И я постучал себя пальцем чуть повыше виска.

Брат отложил банан в сторону и опустил ладони на стол.

– Если бы она в это не верила, то не стала бы мне задавать столько вопросов. Если бы не верила, то так бы сразу и сказала.

На его лице отчетливо читалось разочарование.

– Но ты, как я теперь вижу, мне совершенно не веришь. Я ошибался, надеясь, что доктору Григорин удастся убедить тебя.

– Ну сам подумай, Томас! Ты простой человек, живущий на окраине Промис-Фоллз, штат Нью-Йорк. Никогда не работал ни в правоохранительных органах, ни в каком-либо другом государственном ведомстве. У тебя нет никакого образования, нет диплома по специальности, которую получают настоящие специалисты в области карт и…

– Картографы.

– Что?

– Человека, который является экспертом в этой области, называют картографом. Но только никто не выдает таких дипломов. Можно получить ученую степень географа, а потом применить полученные знания при работе с картами, то есть картографом.

Своей тирадой Томас слегка сбил меня с толку, но мне не потребовалось много времени, чтобы восстановить логическую цепочку своих рассуждений.

– Хорошо. Видишь, ты сам признаешь, что не получил географического образования и никогда не работал картографом.

– Да.

– Однако ты полагаешь, что именно тебя, человека, не обладающего ни соответствующей квалификацией, ни связями в правительстве, Центральное разведывательное управление – всемогущая организация с многомиллионным бюджетом и сотрудниками по всему миру – решило сделать своим главным экспертом по картам?

– И это просто поразительно, верно?

– Да.

– Но у меня исключительная память. Потому я и был избран.

– Так ты у нас, оказывается, из числа избранных, – усмехнулся я, откидываясь на спинку стула.

– Опять издеваешься надо мной?

– Нисколько… Хотя, может, это так прозвучало для тебя. Но на самом деле, Томас, я всего лишь хочу показать тебе, насколько все это абсурдно. Ведь, кроме всего прочего, доктор Григорин поведала мне, будто ты общаешься с бывшим президентом Клинтоном.

Прошлым вечером, стоя у приоткрытой двери комнаты Томаса, я наблюдал, как он разговаривает с несуществующим собеседником. Трубка телефона лежала на месте, а на монитор компьютера он в это время не смотрел. И я слышал его фразу: «Я чуть не назвал вас Биллом».

– Так и есть, – произнес Томас. – Но я могу обращаться к нему просто «мистер президент». Бывшие президенты сохраняют за собой это право.

– Знаю.

– Мне больше не хочется обсуждать с тобой данную тему, – заявил вдруг Томас. – Таблетки, которые дала тебе доктор Григорин, явно не действуют. А я-то надеялся, что они сделают тебя более терпимым и восприимчивым. Но ты – как отец.

И, оставив недоеденный банан на столе, он ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Возникла необходимость пополнить наши запасы продовольствия. Нельзя было бесконечно питаться пиццей и бутербродами, а потому я как раз складывал в тележку замороженные продукты в универсаме «Прайс чоппер», когда встретил Лена Прентиса и его жену Мари. Даже после того как папа ушел из его типографии, Лен поддерживал с ним дружеские отношения. Кожа его обычно молочно-белого лица сейчас носила отчетливые следы недавнего загара, хотя со дня похорон успела чуть посветлеть. Что до Мари, то она, как всегда, выглядела бледной и изнуренной. У нее были давние и неразрешимые проблемы со здоровьем. Я не помнил, чем она страдала конкретно, но недуг был как-то связан с синдромом хронического переутомления. Вечная усталость. А ведь я был знаком с этой супружеской парой почти тридцать лет. С их сыном Мэттью, моим ровесником, мы подростками даже тусовались вместе. Сейчас он жил в Сиракьюсе, работал бухгалтером, обзаведясь женой и тремя детишками.

– Привет, Рэй! – воскликнул Лен, толкая перед собой тележку. Мари маячила у него за спиной. – Как дела у вас с Томасом?

Но я еще не успел и рта раскрыть, как голос подала Мари:

– Рэй! Очень рада тебя видеть.

– Здравствуйте, – улыбнулся я. – У нас все в порядке. Держимся. Вот, приехал сюда за продуктами.

– Это была торжественная церемония, – искренне сказала Мари.

Отец всегда называл ее «Мари-солнышко», хотя не имел при этом в виду цвета ее лица. Просто, несмотря на свое нездоровье, она умела выглядеть веселой и беззаботной.

– Да, – согласился я. – Благодарю еще раз, что почтили похороны своим присутствием.

Потом я обратился к Лену:

– Еще пару дней назад хотел спросить, не заснули ли вы, случайно, где-нибудь в солярии?

Мари игриво потрепала меня по руке.

– Ах ты, шутник! Нет, просто Лен пару недель назад вернулся с отдыха.

– Где отдыхали? Во Флориде?

Лен пожал плечами, словно это не казалось ему важным.

– Нет. В Таиланде.

– Расскажи ему, как там красиво, – попросила Мари.

– О да. Там просто потрясающе. Такой изумительно синей морской воды не увидишь нигде больше. Тебе доводилось там бывать, Рэй?

– Нет, – ответил я. – Но часто слышал, как там прекрасно. А вы не присоединились к мужу, Мари?

Она вздохнула.

– На подобное путешествие у меня недостаточно энергии. Уж очень далеко. Я не против провести неделю где-нибудь в лесной хижине в паре часов езды от наших мест, но все эти аэропорты, очереди на таможне, необходимость снимать обувь, а затем снова надевать ее – слишком тяжело для меня. Хотя моя неспособность путешествовать в дальние страны вовсе не означает, что Лен не может иногда отправиться в вояж вместе с людьми, которым это тоже по душе.