Пещерному льву приходилось теперь в поисках дичи уходить с каждым разом все дальше и дальше от убежища уламров, так как окрестные животные уже все знали о его соседстве. Прокормление беспомощной тигрицы было нелегкой задачей, и часто оба хищника голодали.

Тигрица также выздоравливала; она ползала уже по саванне, волоча перебитые лапы. Она не внушала теперь никакого страха уламрам. Нао не убивал ее потому, что забота о ее прокормлении изнуряла пещерного льва и заставляла дольше рыскать по саванне.

Человек и побежденный им зверь начинали привыкать друг к другу. Вначале при воспоминании о своем поражении тигрица рычала от злобы и страха. Слыша человеческий голос, столь не похожий на голоса других животных, она поднимала голову и угрожающе раскрывала пасть, вооруженную страшными клыками.

Нао говорил:

— Чего стоят теперь когти тигрицы? Нао может раздробить ей череп палицей или проткнуть брюхо копьем. Тигрица так же слаба перед Нао, как лань или сайга.

Тигрица привыкла к звукам человеческой речи, к виду оружия. И хотя она помнила еще страшные удары, нанесенные этим страшным существом, ходящим на задних лапах, она перестала бояться его.

В природу зверей заложена способность верить в неизменность часто повторяющихся явлений. Нао часто вращал палицей над головой тигрицы, не ударяя ее, и в конце концов она привыкла к виду палицы и не думала об ударах, которые та может нанести.

С другой стороны, тигрица оценила мощь человека и, уважая в нем опасного врага, перестала смотреть на него как на добычу. Она привыкла к его присутствию. Да и сам Нао с течением времени стал находить удовольствие в созерцании живой тигрицы — это зрелище постоянно напоминало ему об одержанной победе.

Однажды, во время отсутствия льва, Гав поплелся вслед за Нао к реке. Утолив жажду, они отнесли Наму воду в пустой скорлупе.

Тигрица, страдавшая от жажды, также ползком добралась до берега. Но она не могла напиться воды, потому что берег реки был крутой.

Нао и Гав расхохотались.

Сын Леопарда воскликнул:

— Даже гиена теперь сильнее тигрицы!..

И, наполнив водой скорлупу, он со смехом подставил ее тигрице. Та тихо взвизгнула и быстро вылакала воду.

Это так понравилось уламрам, что Нао принес ей еще одну скорлупу.

Глядя, как она жадно опорожняет ее, он с насмешкой закричал:

— Тигрица разучилась пить воду из реки! Ему нравилась власть, приобретенная над страшным хищником.

Только на восьмой день Нам и Гав оправились настолько, что могли ходить, и сын Леопарда назначил побег на следующую ночь.

Сумеречный свет долго мерцал на низко нависших над землей тяжелых тучах. Воздух был сырой и влажный. Туман окутывал деревья и камыши. Желтые листья падали на землю с легким шумом, напоминавшим стрекотанье насекомых. Из чащи леса доносился тоскливый вой голодных зверей.

Все последнее время пещерный лев проявлял признаки беспокойства. Он вздрагивал во сне, часто просыпался — его преследовало видение удобного логовища. Нао, пристально следивший за ним, подумал, что этой ночью, отправляясь на охоту, лев будет искать себе логовище и, следовательно, долго пробудет в отсутствии. Воспользовавшись этим, уламры могут спокойно переправиться на другой берег реки; туман будет способствовать их бегству, поглощая запах следов и скрывая их от глаз.

Вскоре после наступления сумерек хищник стал рыскать по саванне. Сначала он обследовал ближайшие окрестности и, только убедившись, что здесь нет никакой дичи, углубился в лес.

Нао был в затруднении: запахи влажных растений поглощали запах хищника, а шум моросящего дождика заглушал звук его шагов.

После долгого колебания Нао, наконец, решился и подал сигнал к выступлению в поход.

Прежде всего нужно было переправиться через реку. Нао заранее подыскал брод, доходящий почти до середины течения. Оттуда нужно было проплыть несколько десятков локтей по направлению к невысокой скале, где снова начиналось мелкое место.

Прежде чем войти в реку, уламры спутали свои следы: они кружили по берегу, часто сворачивая в стороны, шли назад по своему же следу, подолгу стояли на одном месте. Они остерегались подходить прямо к броду и решили добраться до него вплавь.

На другом берегу они так же тщательно и долго путали свои следы, чтобы сбить с толку преследователя. Затем, нарвав травы, устлали ею землю и прошли несколько сот локтей, перекладывая, по мере продвижения, задние охапки вперед.

Эта военная хитрость доказывала превосходство человека над всеми остальными животными — ни волк, ни олень не были способны сделать что-либо подобное.

Приняв все эти меры предосторожности, уламры сочли себя, наконец, в безопасности и скорым шагом пошли по прямой. Некоторое время царила полная тишина. Потом вдали послышался грозный рев; ему ответил визг тигрицы.

Нам сказал:

— Вернулся лев!

— Идем быстрей! — прошептал Нао.

Они прошли еще сотню шагов. Пока ничто не нарушало покоя ночи. Но вдруг где-то совсем близко послышался рев льва.

— Пещерный лев на берегу реки!

Уламры бесшумно побежали. Рев следовал за ними по пятам, отрывистый, злобный, полный ярости и нетерпения. Люди поняли, что хищник запутался в их следах. Сердца их долбили грудную клетку, как нос дятла долбит кору дерева. Они чувствовали себя жалкими, слабыми и беспомощными среди давящего покрова темноты. Однако, эта темнота была их единственным спасением: она скрывала их от глаз преследователя. Пещерный лев мог итти за ними только по следам, и, если он переплывет реку, их хитрость собьет его с толку, и он не будет знать, в какую сторону они ушли.

Оглушительный рев снова потряс воздух.

Нам и Гав придвинулись к Нао.

— Большой лев переплыл реку, — шепнул Гав.

— Идите вперед! — повелительно указал своим спутникам Нао.

Он остановился и припал ухом к земле.

— Большой лев все еще на том берегу, — шепнул он, поднимаясь на ноги.

Действительно, рев стал тише. Хищник, видимо, отказался от преследования и удалялся к северу. Трудно было предположить, что на этом берегу реки водятся другие львы или тигры. Серые медведи, редко встречающиеся даже в той местности, где Нао убил одного из них, никогда не заходили так далеко на юг. А втроем уламры не боялись ни леопардов, ни волков.

Они долго шагали. Хотя туман рассеялся, мрак оставался таким же густым и непроницаемым. Густая завеса облаков скрывала звезды. Только беглые огоньки вспыхивали над водой и тотчас же угасали. Изредка в темноте слышался храп какого-нибудь животного; ослабленные расстоянием, откуда-то доносились лай, рычание и визг охотящихся зверей. Уламры часто останавливались, прислушиваясь к отдаленным шумам и внюхиваясь в запахи, которые разносил ток воздуха.

Юноши почувствовали усталость. У Нама заныла больная нога. Надо было искать пристанища. Но Нао продолжал итти вперед. Так они прошли еще около четырех тысяч локтей. Воздух снова стал влажным, поднялся ветерок. Уламры поняли, что где-то поблизости расположен большой водоем. Вскоре они в этом убедились.

Кругом все казалось спокойным; тишину нарушали только редкие шорохи — то бежали испуганные приближением людей зверьки.

Hao выбрал, наконец, для привала подножье огромного тополя. Это дерево не могло служить защитой в случае нападения хищников, но в темноте нечего было и думать о поисках более надежного убежища. Было холодно и сыро. Однако, толстая кожа защищала уламров от непогоды не хуже, чем медведя его густая шерсть.

Нам и Гав растянулись на влажном мхе и тотчас же погрузились в глубокий сон. Нао охранял их. Он не чувствовал усталости — за дни сидения в осаде он набрался сил для дальнего похода, трудов и битв. Он решил сторожить до утра без смены, чтобы дать отдых своим ослабевшим молодым спутникам.