Звоню:

– Дорогая мадам Мишо…

Излагаю свою проблему. Мадам Мишо не унывает:

– Вы под небесами Бельгии. А это главное, Пралин!

Что делать? У меня из-под носа уезжает автобус. Дефиле начинается в два часа! Сжалившийся надо мной служащий сообщает, что небольшой фургон для железнодорожников должен вот-вот отправиться. Быть может?..

За двести франков меня усаживают в подобие кабинки на колесах. Вместе со мной едут парни в почерневших спецовках и подшучивают надо мной: «Алле! Алле! Она что, американка!» Мой облик, черт подери! Мой голубой песец! Они достали еду, угощают меня. «Ни американка, ни немка. Если я так одета, то для Дома моды. Можно ли договориться по-дружески?» Они угощают меня бутербродом. Подкрашиваю губы, одариваю их сигаретами. У них горячий кофе, они радуются, ведь я пила из их стакана: «Хорошая французска!»

Показ был спасен.

Дорогая чета Мишо, я сыграла с вами злую шутку! Не так давно.

Я ужасно старею. Боже, это же профессия для юных. Почему вдруг, глянув на свой паспорт, я ужаснулась дате своего рождения? Одной черточкой убираю два года.

Со мной верная Дани. Фени, французская граница. Полицейский, которому она предъявляет паспорт, слишком внимательно его разглядывает. Потом смотрит ей в глаза:

– Но… он же подделан!

– То есть… Это… это шутка!

– Сойдете на следующей станции.

– А я?

Полицейский возвращает мне паспорт. Я облегченно вздыхаю.

Он не отстает:

– Ваше удостоверение личности?

Я задумываюсь:

– Со мной ли оно? Подождите… Нет! Да!

Взгляд полицейского:

– Я так и думал.

– Не имеет значения.

– А это посмотрим.

Бельгийская граница.

– Выходите.

Мы выходим без багажа. Поезд уходит. Мы протестуем.

– Надо было взять чемоданы с собой.

Я не особо беспокоюсь. Привыкла, что «все обходится».

– Нас приняли за шпионок, – говорю я Дани. – Прекрасно!

Звонок господину Мишо и рассказ о происшествии.

– Ужасно! Я бы приехал. Что будет с моей троицей!

Дело плохо. Французский чиновник, к которому нас отвели, не склонен шутить:

– Зачем вы это сделали?

– Затем, что в нашей профессии надо драться за свой бифштекс. Столько молоденьких!

– Ужасный проступок. Вы обманываете своих работодателей. Злоупотребляете доверием!

– Арестуйте нас!

– Уже сделано.

Пралин арестована! Ну и дела!

– Месье, вы читаете газеты?

– Никогда.

– Вы никогда не слышали о Мисс Синемонд?

– Синемонд, плевать я на нее хотел!

Хуже некуда. Просим (разрешено ли задержанным?) чашку кофе с молоком. Разрешают из жалости. Нас в полном расстройстве чувств грузят в какой-то поезд, идущий во Францию. Там мы предстаем перед высоким сухим мужчиной.

– Если бы ты могла заплакать, Дани? Намекнуть на сына!

Она плачет. Я завожу разговор:

– Месье, мы потеряли целый рабочий день. У моей приятельницы маленький сын. Ужас.

– Ничем помочь не могу. Вы вляпались. Даже не рассчитывайте ранее недели…

Неделя! Мы леденеем. И так расстроены, что чиновник по собственной инициативе звонит прокурору.

Чиновнику тоже звонят из Брюсселя. Супруги Мишо.

– Скажите, как вас опекают! Вы, случаем, не звезды?

– А как же! Если вы прочтете… На той неделе мой портрет…

– Не читал ли я статью о вас?

Господин Мишо получил свою троицу. Он приехал сам. Нас освобождают. Мод Лами, еще одна Мисс Синемонд, которую он нанял в последний момент, спасла дефиле.

Но в Париже пришлось разбираться с правосудием. Судебный работник (по-отечески) мило отчитал меня и пригрозил изъятием паспорта… с листочками, на которых отражены мои путешествия, которыми я так горжусь…

Не обошлось и без сплетен! Злые языки утверждали, что я сбросила себе целых пять лет.

Я достаточно много говорила о торжественных премьерах, которыми отмечается дебют коллекций, чтобы специально к ним не возвращаться. Только представьте, у нас проходит почти сотня спектаклей в год. Все дефиле похожи одно на другое. Почти везде невидимый диктор с таинственностью в голосе делает объявления; почти везде используют два языка (догадайтесь, какой второй). Это полезно и создает хорошее настроение! Почти всегда у платьев есть названия, выбираются они произвольно. Бальмен, не знаю почему, остался, наверное, единственным, который присваивает номер. Исключением стала коллекция «Бутик», хотя со своим умением и остроумием выбирать удачные названия он мог бы похвастаться многими находками.

Наши самые верные гости, самые информированные и «взращенные в серале», покупатели, фотографы, журналисты, хорошо знают и часто описывают атмосферу в студии. Тайны кабины, куда никто – даже хозяин! – не входит, охраняются наиболее тщательно.

Не буду говорить о страхах, явных, но подчиняющихся строгой дисциплине во второй половине дня праздника. Но известно ли, что любое дефиле даже по прошествии трех месяцев ставит перед нами огромные трудности? Ни минуты отдыха! Сколько нас, чтобы показать за два часа сто пятьдесят творений? В среднем пять или шесть манекенщиц. Пять или шесть!.. Каждая «прогулка» длится (я засекала время) от двадцати секунд до одной минуты, то есть мы «появляемся» каждые четыре минуты.

«Светской женщине» дается минут двадцать на завершение туалета, чтобы ничто не хромало, чтобы не выпирали застежки, чтобы нигде не вспучивало. У нас вчетверо меньше времени (правда, у нас отличные помощницы). Мы должны быть совершеннее, нет права на ошибку, ненужную складку, корсет должен быть затянут как надо, а бант сидеть с точностью до миллиметра. Иными словами, между нашими проходами, неспешными, величественными или непринужденными, мы несемся наперегонки со временем. Но разве кто-то говорит нам комплименты за это (и кое-какие другие вещи)?

Конечно, Дом, с которым я наиболее тесно связана после Бальмена, – фирма Диора. Я уже говорила, что он знал меня еще дублершей в немилости у Лелонга и потратил немало сил, помогая выбраться на поверхность. Почему я не пришла к нему, когда мне надоела жизнь летучей манекенщицы? Звучит странно, но он подавлял меня, как до сих пор подавляет свой персонал. Но он очарователен, снисходителен, понятлив, далек от какой-либо претенциозности. Если и выглядит холодноватым, то, быть может, из робости, ведь он возложил на себя обязанность уделять бо́льшую часть времени великим мира сего? Манекенщицы уважают и восхищаются им, а вернее, просто любят (иная ситуация у Бальмена и Фата). У него невероятные требования к ним. Позирование у Диора – период наиболее интенсивной, если не сказать экстенсивной работы. Но у него почасовая оплата, и работа дает им заработок! Мне случалось встречать манекенщиц Диора, которые позировали фотографам в девять часов вечера, а потом возвращались на авеню Монтень, чтобы отметиться на проходной.

Известно, что успех Диора был молниеносным. Его первое дефиле стало событием в Париже и имело мировой успех. Говорили, что за ним стоял пресловутый заказчик. Нет, за ним стоял его талант, можно даже сказать гений, и гений невероятно оригинальный, который разом раскрылся после спасительной стажировки у Люсьена Лелонга! Стиль Диора, одновременно простой и красочный, иногда граничит с вычурностью, узнается профессионалами за сотню шагов. Когда я по возвращении из Южной Африки купила на собственные деньги платье с ажурной юбкой, вернее с двойной юбкой, на которой широкие полосы настоящей чесучи ниспадали на нижнюю часть (репс), создавая при каждом движении ощущение яркой вспышки, встречавшиеся мне знатоки оборачивались и говорили: «Платье от Диора!» Они были в восхищении. Как и я!