Дауэр кивнул в знак одобрения.

Свет притушили. На экране возникла картинка планеты Земля. Перспектива изменилась, и зрители увидели орбиту вращения Земли вокруг Солнца, потом крупным планом обозначение нескольких земных стран.

– На нашей планете шесть главных обсерваторий, работа которых полностью посвящена слежению за солнечной активностью, – монотонно объяснял Гэнт. – О малейших изменениях нам сразу становится известно, точнее, с обычным опозданием от сорока восьми до семидесяти двух часов.

Скотт и Новэмбер машинально повернули головы и взглянули на Хаккетта. Тот кивнул со словами:

– Источник солнечной энергии – ядерные превращения водорода, из которого на девяносто процентов состоит Солнце, в гелий. Температура на поверхности светила – более двух миллионов градусов по Цельсию. Когда происходит извержение корональной массы, в атмосферу Солнца выбрасываются высокоионизированные частицы в виде шара с собственным магнитным полем, так называемая плазма. Плазменное облако, по размерам сравнимое с Юпитером, содержит достаточно энергии для выпаривания Средиземного моря. Скорость его движения около двух миллионов миль в час, стало быть… – Он быстро произвел соответствующие подсчеты. – Да, правильно, на дорогу сюда у него уходит примерно три дня.

Новэмбер ахнула.

– Именно это и может случиться?

Хаккетт ухмыльнулся.

– Это случается каждую неделю. То, о чем нам собирается поведать майор Гэнт, боюсь, гораздо серьезнее.

– Восьмого марта, то есть девять дней назад, на поверхности Солнца наблюдалось небывалое количество пятен. Активность была высокой, выброс плазмы стремительный и обильный. В семь ноль девять утра, ровно через восемь минут после нескольких одновременных извержений в районе солнечного экватора здесь, в ЦЕРНе, стало о них известно.

Хаккетт внезапно не на шутку встревожился.

– Как это? – спросил он. – Ты говоришь о скорости, близкой к скорости света!?

– В настоящий момент явление изучают в пяти исследовательских центрах. Один из них в Японии. Другой в России. Два в США: Калифорнийский технологический институт и Стэнфордский университет. А пятый здесь, в Швейцарии. В то мгновение четыре центра как раз проходили рекалибровку. Поэтому только тут, в ЦЕРНе, гравитационная волна и была зафиксирована.

Пожалуй, стоит присесть, решил Хаккетт. Он провел пальцами по прохладной поверхности ониксового стола.

– Боже правый… Наконец-то. – Таким довольным, как он, не выглядел никто вокруг. – Гравитон – разгадка любой тайны.

Скотт поерзал на стуле и пробормотал:

– Не хочется вас разочаровывать, но, к примеру, причину распада моей семьи не разгадаешь даже с его помощью.

– Как долго это продолжалось?

Скотт на миг задумался и тут осознал, что Хаккетт толкует вовсе не о его браке. В этот момент Гэнт провозгласил:

– Четыре целых три десятых микросекунды. Мои поздравления, доктор Хаккетт. Доказана еще одна теория.

Хаккетт почесал шею.

– Не уверен, что это повод ликовать.

Гэнт глубоко вздохнул.

– На гравитационную волну среагировал не только лазерный интерферометр в Европейской обсерватории гравитационных волн.

Скотт покачал головой, пытаясь привести в порядок мысли.

– Европейская обсерватория чего?

– Объяснения потом, – распорядился контр-адмирал Дауэр, которому не терпелось перейти к главному.

Гэнт нажал на другую кнопку. На экране мгновенно появились плавучие антарктические льдины и какие-то обозначения. Совершенно непонятные для человека со стороны.

 Внезапно изображение на экране сменилось, и взглядам зрителей предстала странная картина: отряды вооруженных, осторожно шагающих по льду китайцев. Темные пятна на белоснежном фоне, точно муравьи на мороженом. Показались какие-то здания. И воздвигаемые укрепления. Китайская база «Чжун Чанг» была превосходно оборудована.

– Полагаю, излишне пояснять, дамы и господа, что эта информация секретная…

– Да вы что! – дерзко перебила его Новэмбер. – Вы в последнее время смотрите Си-эн-эн? Они рассказывают об этом всему миру!

– Поверьте мне, мисс Драйден, – нараспев произнес майор, – до нашей записи Си-эн-эн не добраться. – Он повернулся к остальным. – Мы наблюдаем за китайцами на протяжении… некоторого времени. Их погоня за топливом и прочими полезными ископаемыми, равно как эксперименты с ультрасовременным оружием не прекращаются. Приблизительно три месяца назад на территории своей базы в Антарктике они пробурили скважину и начали добывать нефть.

– Две недели назад мы получили сигнал о том, что в Антарктике приведен в действие мощнейший источник энергии. С увеличением его производительности возросла активность вспышек на Солнце. Разумеется, мы захотели узнать, что это за чудо-источник. Перейдем в РЛС приповерхностных отложений… – На экране появилась психоделическая картина. – Перед вами нечто такое, что не воспринимает человеческий глаз. Цвета искажены.

Скотт сощурился.

– Что это?

Хаккетт пододвинул стул вперед, чтобы лучше видеть.

– Мы разложили изображение, Джон, как ты и посоветовал, – произнес Дауэр.

– И?

– Ты оказался прав.

– Черт!

– Прав? В чем прав? – потребовал Скотт.

Гэнт кивком указал на экран.

– Немного терпения.

На мониторе высветилась дата: восьмое марта 2012 года. Неожиданно всю его поверхность обагрили громадные пурпурные волны, растекшиеся во все стороны.

Пирс уже видел эту запись и все равно пришел в восторг.

– Вот это да!

Хаккетт наклонил голову.

– Можно взглянуть еще разок? На увеличенное изображение?

Гэнт выполнил просьбу, нажав несколько кнопок. На экране из толщи льда опять выплеснулись волны искаженного цвета, как брызги от брошенного в пруд булыжника.

– По размерам этот кусок земли не больше Манхэттена.

Скотт чувствовал себя загнанным в тупик.

– Да что, черт возьми, это такое?

– Нечто вроде интенсивной сейсмоволны, – пояснил Дауэр. – Похоже, много общего с материалом, называемым углерод-60.

Хаккетт несколько секунд изучал изображение, потом негромко попросил:

– Можно прокрутить еще разок, в режиме замедленного воспроизведения?

Гэнт и Дауэр обменялись многозначительными взглядами. Дауэр явно чему-то радовался.

– Мы знали, что ты догадаешься.

– О чем? – спросил Мейтсон требовательно.

Было понятно, что и ему известно далеко не все.

Хаккетт неотрывно смотрел на монитор.

– Майор Гэнт, не могли бы вы отделить друг от друга каждый фрагмент того кадра, в котором волна выплескивается из эпицентра? – спросил он. – А потом наложить их один на другой?

Гэнт кивнул и принялся за работу, а Хаккетт обратился к остальным:

– То, что у нас получится, будет говорить само за себя.

Словно составная картинка-загадка из концентрических багряных окружностей, экран постепенно заполнили отдельные фрагменты изображения. И каждому из присутствовавших вдруг все стало понятно. Ученые принялись оживленно переглядываться и переговариваться, невозмутимыми остались лишь военные. Кубы. Прямоугольники. Изогнутые плоскости. Замысловато. Точно схематическое изображение…

– Это город, – прошептал Скотт. – Под чертовым льдом… Исчезнувший город!

– И, как видно, – заметил Дауэр серьезным тоном, – он каким-то образом связан с Солнцем.

Пирса будто загипнотизировали.

– Это не какой-нибудь неизвестный исчезнувший город. А определенный. Дамы и господа, добро пожаловать в Атлантиду!

– Боже правый… Мы разговариваем о комплексной системе адаптации в таком масштабе, о котором до настоящего момента я лишь теоретизировал, – пробормотал Хаккетт угрюмо.