Он сел у кромки воды и опустил в пруд свою палку, слегка помешивая. Но ни один из органосиликатов, которые обеспечили его ночным ужином, не появился. Очевидно, они вели ночной образ жизни. Возможно, они закопались для безопасности в мягкий песок на дне пруда.

Но его желудок не оставлял его в покое, поэтому он неохотно полез в свой рюкзак за концентратами. Дернув за ушко, он открыл банку и стал ждать, когда содержимое приготовится само собой. Пока шел пар, он удобно устроился у большого валуна и задумчиво рассматривал своего гудящего и пищащего приятеля.

— Я бы хотел, чтобы ты представился. — Ему было приятно слышать свой собственный голос, перекрывающий чуждую какофонию леса. — Ты меня до смерти напугал. — Голова существа несколько раз дернулась как у ящерицы, обозревающей окрестности. Оно продолжало издавать свои удивительные по разнообразию звуки.

Эван припомнил свою прежнюю мысль о том, что от повышения температуры повышается проводимость силикона.

— Значит, поэтому ты и присоединился ко мне? Не из-за безопасности пещеры, а из-за тепла моего тела? Это я помог тебе сохранить энергию на лишний час-два?

Он пожал плечами, съел свой завтрак и после тщательно вымыл пакет из фольги, в которую была упакована пища. Из этой фольги выйдет удобная чашка, которая дополнит обломок пузырчатой травы. Упаковав свою самодельную утварь в рюкзак, он надел грубую защитную повязку от солнца. Пульсация в глазах от поднимающегося солнца начала уменьшаться, когда блеск окружающих кристаллов снизился.

Как это ни странно, но теперь ему казалось, что он может различать фантастические формы более ясно, мог разглядеть больше деталей — хотя все еще затруднился бы сказать, где кончались одни и начинались другие.

В продолжение завтрака, его странный приятель ни разу не шевельнулся и не выказал ничего, что говорило бы о его интеллекте. Идиот, ругал себя Эван. Если хоть что-то на Призме обладает мозгами крысы, это будет научным открытием. Его желания и эмоции на какой-то миг победили здравый смысл. На этой стерильной планете никто не мог составить ему компанию, даже непреднамеренно. Из чувства одиночества он приписывал этому существу свойства, для него чуждые. Обитатели этого мира были механизмами в той же мере, что и животными.

Нельзя было даже сказать, были ли эти организмы живыми, в нормальном смысле этого слова. Можно ли назвать живым прибор, работающий на солнечной энергии? Была ли у него душа? Это правда что, что на других мирах развились крайние экземпляры отклоняющей интеллектуальной эволюции, но как бы фантастически они не выглядели внешне, все подобные формы жизни состояли из плоти и крови.

Но у него еще будет время подумать на эту тему, когда он закончит свои поиски. Если он обнаружит маяк Офемерт в следующие два дня, все будет прекрасно. Если нет, тогда он пойдет обратно на станцию и будет решать серьезную проблему, как связаться со своей спасательной группой.

Проверив свое местоположение по солнцу, он выбрал курс и отправился в фантастический разноцветный лес. Как только он двинулся, гигантская серая гусеница за его спиной произвела серию громких жужжаний и заковыляла следом. Пройдя примерно дюжину метров и заметив, что странный силикатный спутник сопровождает его не случайно, Эван остановился. Остановилась и гусеница. Приподняв правую пару ног, она смотрела на него холодными стеклянными глазами и очевидно ждала, когда он возобновит свой путь. Желтые жгутики на спине колыхались и устанавливались в сторону солнца.

Это существо преследовало его потому, что он чем-то привлекал его или оно надеялось, что он погибнет и обеспечит его безопасным доступом к минералам? Он прожал плечами. — Ну ладно, тащись за мной, если хочешь, но не мешай мне. — Ему было приятно разговаривать с существом, хотя и безответно. Вопрос понимания был довольно спорный. У гусеницы не было ушей.

Она не могла делать такие же широкие шаги, как он, но обладая в пять раз большим количеством ног, она умудрялась не отставать от него. Постепенно она нагнала его и заковыляла не позади, а рядом с ним.

Большую часть времени оно сосредоточенно разглядывало свой путь следования, но время от времени бросало взгляд наверх, чтобы убедиться, на месте ли он.

Эвану показалось, что оно опять дожидается наступления темноты и уютного тепла, исходящего от его тела. Ладно, он не против провести ночь с этим существом. Теперь он вполне убедился в его безвредности.

«Постельная грелка», — подумал он. — «Да, вот до чего сузился его статус в этом сумасшедшем мире. Всего лишь источник тепла!»

Любое безопасное общество было ему по душе. Кроме того, если в этих стеклянных лесах ночью возникнет какая-то опасность, его компаньон среагирует и разбудит его.

«Грелка» и гусеница-часовой. Материал, более подходящий для поэмы, чем для диссертации по экобиологии.

Длинный день медленно клонился к вечеру. Ничего не падало с небес, чтобы раздавить его. Ничто не выползало из леса, чтобы разорвать его массивными силикатными лапами. Плюющие кислотой оставили его в покое; поедающие кварц не обращали на него внимания, ползая по полям цитрина и халцедона.

Его первоначальный страх бродить здесь без специального костюма, почти исчез. Наоборот, он был уверен в себе как никогда. Все, что требовалось для самосохранения в этом мире, это просто быть поосторожней, держаться подальше от неприятностей, и ничто не помешает мирно продолжать путешествие. Путешествие без МВМ было не только возможно; оно было воодушевляющим и образовательным. Он не умер, не собирался делать этого в ближайшее время и вовсю продвигался к месту расположения сигнального маяка.

По мере продвижения он пытался оценить расстояние, которое покрыл с тех пор, как бросил свой костюм. Оно оказалось значительным, как он сам себе заметил. Пребывая в приятном расположении духа, он решил побаловать себя ранним ужином из настоящей пищи.

Поблизости не было никакого ручейка или водоема, но жажда и не мучила его особенно. В результате коротких поисков места для отдыха он обнаружил неглубокую лощину, покрытую совершенно новым типом растительности.

Вместо ветвей или листьев или цветоложа новое растение состояло из широких розовых пластин, растущих на коротких толстых стеблях. Каждая пластина была около четырех сантиметров толщиной и более двух метров в диаметре. Росли они друг над другом, соревнуясь за место под солнцем. Этот вид обладал несколькими огромными фоторецепторами вместо сотни более мелких.

Эван залез под их сень и перекусил. Закончив, он упаковал остатки и растянулся под полупрозрачными розовыми пластинами. У просвечиваемых солнцем пластин он мог рассмотреть тонкий рисунок субструктур каждой из них, сетку, вытягивающую энергию из солнца и направляющую ее в толстые стебли, уходящие корнями в почву.

«Розовые очки», — подумал он, вспомнив старинный стишок. Он смотрел на весь мир через гигантские розовые очки. Тень под этими пластинами была столь густой, что он смог наконец снять свои эффективные, но весьма неудобные защитные очки. Из этой тени он смог смотреть сколько угодно на окружающие его высокие растения. Как приятно было снять этот кусок пластика со своего лица.

Он лежал спокойный и умиротворенный, в то время как пища его переваривалась. Часок сна ему совсем не повредит.

Когда время истекло, он приготовился продолжить путь. Но не смог. Он принялся крутиться и извиваться. Ноги не слушались его. Единственное, что ему удалось, это сесть. Он бросил взгляд на свои ставшие неподвижными ноги. То, что он увидел, доставило его желудок сжаться в плазмах.

Что-то или, скорее, кто-то двигался по его ногам. Это было извилистое зудящее движение, равномерное и легкое. На глазах его бежевые брюки окрасились красными пятнышками. Кровь.

Его кровь. Несомненно, потому что у обитателей Призмы не было ничего похожего на эту густую не вызывающую сомнений жидкость. Никакой боли он не ощущал.