Пусть его скафандр погиб безвозвратно, но ведь у него были и собственные ноги. Он очень много ходил пешком на Самстэде и считал, что находится в прекрасной физической форме. Он умел бегать и прятаться. Человеческие существа уже миллионы лет и бегали, и прятались, вполне обходясь без спецкостюмов для выживания. А чем он, современный человек, хуже своих невежественных предков?

Нет, физически он сможет обойтись и без костюма. Психика, вот это другое дело. Он выходил наружу без специального костюма только два раза в жизни, и оба раза, когда шел с друзьями на берег моря покачаться на волнах. Бросая вызов опасности, они отказались от костюмов, которые предохранили бы их от ударов волны, от солнца и от соли. Это было тяжелым испытанием, но он выдержал.

Он почувствовал, что его бросило в дрожь, едва лишь он начал обдумывать план своих дальнейших действий. Это было интересно. Новый опыт. Добро пожаловать на Призму! Он заставил себя выждать, чтобы восстановить контроль над своими мышцами, прежде чем открыть замки, которые запечатывали его внутри. Все открылись легко, при первом его прикосновении. Запасной выход в чрезвычайной ситуации, управляемый вручную, оказался немного сложнее, но, в конце концов, и тот поддался его усилиям.

Замок был открыт. Ему оставалось повернуть ручку на сто восемьдесят градусов и отодвинуть дверь. Он так и сделал, и как бы он ни боялся оказаться во внешнем мире без скафандра, еще больше он боялся того, что дверь не откроется.

Он с силой толкнул створку. Перед цыпленком, только что вылупившимся из яйца, он обладал тем преимуществом, что в отличие от него знал, какой его ожидает мир.

Если это, конечно, можно было назвать преимуществом. В тот момент он бы не отказался от блаженного неведения.

Когда он вышел наружу, его особенно поразили две вещи: невыносимая яркость дневного света, отраженная миллионами силикатных форм и какой-то особенный воздух, из-за чего он глубоко вздохнул. Особенный, но совсем неплохой, очень даже свежий воздух. Впервые с тех пор, как покинул Самстэд, он вдыхал свежий воздух. Он резко отличался от атмосферы скафандра, он был таким же резким, как и свет.

Воздух не составлял для него проблемы. Это позволило ему сосредоточиться на проблеме зрения. Для того, чтобы хоть как-то видеть что-нибудь ему приходилось щурить глаза, и все равно из них лились слезы. Следовало подумать о каком-то предохранении, если он собирается продвинуться хоть на сотню метров от скафандра.

Нырнув обратно внутрь, он добрался до иллюминатора и принялся искать способ вынуть его. Такого способа он не нашел. Иллюминатор был вставлен под воздействием высокой температуры и для того, чтобы его вынуть потребовалось бы полностью оборудованная мастерская. Поэтому следовало придумать что-то еще.

Пищевые концентраты были упакованы в тяжелые пластиковые пакеты. Он уже разорвал один пакет, чтобы изучить его содержимое, как ему пришло в голову, что у него нет ни одного инструмента, даже походного ножа. Все было встроено в МВМ и закреплено так же надежно, как и фотохроматический иллюминатор.

Еще одна вылазка наружу и обследование окружающего пространства показали ему, что непосредственная опасность от плотоядных кристаллов ему не угрожает. Проливая слезы, как ребенок, он обошел вокруг скафандра и нашел то, что хотел: кусочек пузыристой травы, которую смял падающий скафандр. Ее изогнутый край казался достаточно острым.

Пластик поддался гораздо легче, чем он рассчитывал. Когда он закончил нарезку, он стал обладателем ленты в пять сантиметров шириной и тридцать длиной. Он наложил эту повязку вокруг головы и завязал узлом на затылке. Он надеялся на то, что бегать с этой повязкой ему не придется.

Когда он высунул голову на свет и осторожно открыл глаза, то оказалось, что ему уже не так больно смотреть, хотя и не так ясно. Его первый опыт утилизатора оказался скорее удачным, чем наоборот. Он нырнул обратно в скафандр посмотреть, что еще можно использовать. Результат не обнадеживал.

Костюм для отдыха, который он собирался надеть по пути домой, превратился в грубый рюкзак. Штанины он завязал узлом и перетянул посередине поясом. В него много не войдет, но пока что ему особенно и нечего было нести. Больше всего его беспокоило, что он наденет на ноги. Если его нижнее белье прохудится, он будет в состоянии выдержать жар солнечных лучей, но его легкие ботинки должны будут продержаться до конца, иначе его ноги превратятся в кровавую рану. Он еще раз возблагодарил судьбу за то, что дома много ходил пешком. По крайней мере его подошвы были покрепче, чем у кабинетного ученого.

Он впустую потратил полдня, чтобы извлечь из раздаточных устройств, вделанных в МВМ, оставшуюся еду. Без соответствующих инструментов он был обречен на неудачу, но это не помешало ему на чем свет стоит проклинать конструкторов скафандра.

До того, как он навсегда покинет скафандр, надо было сделать еще одно дело: он взял обмотки и обернул их вокруг носа и рта. Воздух хоть и казался свежим, но в нем было полно мельчайших кремниевых частиц. Он не собирался наживать себе силиконовую болезнь.

Экипированный таким образом, он глубоко вздохнул, благо температура воздуха была сносной, и вышел из скафандра в буквальном смысле голый и одинокий во враждебном чуждом мире.

Он проверил маяк на своем запястье. Маяк немедленно отреагировал, свечение сильное, батареи свежие. Свечение усилится и будет ярче, если он приблизится к другому маяку. Это было сделано для того, чтобы дать возможность оставшимся в живых после катастрофы найти друг друга. С его помощью он найдет маяк Мартины Офемерт. Радиус его действия был невелик, но он уже находится достаточно близко и маяк ему еще послужит.

Со временем маяк даст знать о его местонахождении спасателям. А до этого благословенного дня ему придется продержаться, может, несколько недель или даже больше. Именно столько времени пройдет, пока в компании не поднимут тревогу и не пошлют за ним челночный корабль.

Он вспомнил направление, взятое безвременно погибшим МВМ: северо-запад. Ориентируясь по солнцу, он отправился в правильном, по его расчетам, направлении. Если к вечеру его маяк не станет ярче, он вернется и найдет другой маршрут.

Скафандр для него теперь стал абсолютно бесполезным. И все же он покидал его неохотно. Это была его последняя связь с Самстэдом и безопасностью.

Лес сомкнулся вокруг него. Каждое растение, как бы невинно оно ни выглядело, представляло для Эвана потенциальную опасность. Ему казалось, что все его преследуют, выжидают удобного случая, чтобы устроить взрыв, или плюнуть кислотой или накрыть его какой-нибудь жуткой сетью. Ему потребовался не один час чтобы уразуметь, что не всякое живое существо на Призме поставило перед собой цель уничтожить его. До тех пор, пока он сам не представлял для них опасности, они оставались весьма равнодушными к его присутствию.

Кто же из них действительно был опасен, он не смог бы сказать. Гладкие кристаллы, казавшиеся твердыми и негнущимися, вдруг оказывались мягкими и эластичными, когда он случайно задевал их, а те, которые выглядели пушистыми, оказывались напичканными страшными колючками. Он потратил целых полчаса, выдергивая крючки из своей левой нога и, получив такой урок, решил избегать контактов с чем бы то ни было, даже если бы ради этого ему пришлось свернуть с намеченного курса и идти в длинный обход.

Положительный момент оказался в том, что его ботинки вполне выдерживали нагрузку. Подошвы были хоть и тонкие, но прочные; качество, сопутствующее современной обуви. Кроме того, большинство силикатных кристаллов, образующих поверхностный покров, были гораздо мягче чем их шипастые, колючие и более рослые родственники. На некоторых, как например, пузыристых хлорофилловых кристаллах, можно было не порезаться, а скорее поскользнуться на их стеклянных изгибах и сломать себе шею. Ему приходилось скользить по ним, как по льду.

С водой тоже не было проблем. Вот уж чего здесь было в избытке. Поздним вечером он нашел себе приют под кондаритом. Этот большой кристалл напоминал несколько дюжин стеклянных зонтиков, растущих один внутри другого. Каждый из них был окрашен в разные цвета, но у всех был зеленоватый оттенок, благодаря живущей в нем бактерии. Между зонтичными поверхностями жили маленькие шестиногие существа с тремя пластинками на спине, поглощающими свет. Они осторожно выглядывали, чтобы посмотреть на него и немедленно прятались, как только замечали его взгляд.