«Черт! — подумал Дизель, проверяя данные Манфреда Штука. — Все нормально. Неужели я все же ошибся?»

Четвертое имя, Теодор Вильденау, тоже было удачей. Один лишь служащий UPS Штук не вписывался в общий ряд.

Дизель прислонился спиной к открытому шкафу и достал из заднего кармана штанов мятую пачку жевательной резинки. Он не курил уже четыре месяца и пользовался жевательной резинкой с корицей, чтобы отвыкнуть.

«Думай! Думай же хорошенько!»

Когда террорист впервые упомянул имя своей подруги, он вспомнил об одном разговоре, который у него состоялся несколько месяцев назад в кофейне «Старбакс» у Потсдамер Платц. Его собеседником был парень, который выглядел так, словно неделю спал, не вылезая из своих шмоток. Этот человек ковырялся вилкой для торта в своем кофе, за все время разговора ни разу не сделал ни единого глотка, но вместо этого поведал совершенно запутанную историю. О некой Леони.

Как же его звали?

Дизель, следуя своей спонтанной мысли, еще раз вытащил папку с буквой М, как вдруг позади него кто-то кашлянул. Он так резко вздрогнул, что проглотил жевательную резинку. Не зная, чего ожидать, он медленно повернулся к двери. Затем попытался поймать взгляд одного из мужчин, направивших на него свои автоматы: Это ему не удалось. Все три сотрудника спецназа были в защитных шлемах.

— Хочешь сегодня немножко умереть? — спросил его предводитель группы, сделав шаг навстречу. Его голос показался Дизелю знакомым. — Ты должен быть наверху и заниматься передачей. Что ты делаешь здесь, внизу?

— У меня есть одно предположение.

— Ты о чем?

— «М». — Дизель кивнул головой в сторону шкафа с папками.

— «М». И что дальше? — спросил Гетц. По его незаметному знаку один из спецназовцев оттолкнул Дизеля в сторону и вытащил папку с соответствующей буквой.

— «М», значит Май. Я проверил имена заложников и кое на что наткнулся.

Гетц с недоверием оглядел его.

— Я слушаю.

— Ира же говорила, что террорист мог знать кого-нибудь с радиостанции. Поэтому он и замаскировался.

— И что? — Гетц нетерпеливо подался к нему.

— Мне кажется, что этот кто-то — я.

Тонкая картонная папка пахла лосьоном после бритья, который использовал Гетц. Долю секунды Ира спрашивала себя, не потому ли она так долго держит в руках акт вскрытия, в очередной раз разговаривая с «радиоубийцей», — частные телеканалы уже наделили террориста этим именем. Все прервали свои обычные программы для специальной передачи. На круглосуточном канале новостей на экране красовался крупными буквами слоган «Дьявольская игра на радио». В бегущей строке у нижнего края экрана постоянно повторялся пароль: «Пожалуйста, по телефону всегда отвечайте: „Я слушаю „101 и 5“, а теперь отпусти заложника“». Снова и снова появлялось фото Леони.

— Вы думаете, ваша невеста хотела бы всего этого? — Ира открыла акт о вскрытии и разгладила загнувшийся уголок на первой странице.

— Хочет.

— Простите?

— Вы сказали «хотела бы всего этого», — пояснил Ян, — а правильно должно звучать: «Вы думаете, Леони хочет этого?» Ведь она не умерла. Так что, пожалуйста, не говорите о ней в прошедшем времени.

Ира кивнула, сделала пометку в «списке ошибок», а потом сказала:

— Извините. Итак, вы думаете, что она согласна с тем, что здесь происходит?

Тишина. Пауза затянулась на мгновение, и Ира почти видела, как Ян в студии задумался. Как будто до сих пор он еще совсем об этом не думал.

— Нет, — сказал он наконец. — Я так не думаю.

— А как она будет на это реагировать, когда все останется позади?

— Пока она вообще реагирует, мне все равно. Ведь это означало бы, что я наконец узнаю, что с ней случилось.

Ира перевернула страницу. Достала фотографию машины после аварии.

— Позвольте мне быть с вами откровенной, Ян. Я боюсь, что так или иначе, но вы больше не получите Леони обратно. Либо она не сможет явиться к вам, поскольку вы ошибаетесь…

— Я не ошибаюсь.

— …либо она не захочет к вам прийти, поскольку возненавидит вас за то, что вы здесь сегодня учинили. Вам не достигнуть своей цели. Почему бы вам не остановиться, пока не стало еще хуже? Прежде, чем умрет еще больше людей?

Говоря, Ира переставала видеть окружающее. Переговорный пункт в офисе Дизеля, Херцберг у своего компьютера, Игорь, который как раз в сотый раз проверял, записывается ли разговор на жесткий диск. Она подавляла становившуюся все сильнее жажду. Чтобы утолить ее, ей требовалось что-то покрепче, чем кофе, который стоял в стаканчике перед ней, постепенно остывая. Она подавила даже жгучие мысли о Китти и о том смертельном страхе, который наверняка сейчас испытывает ее дочь. Вместо этого она сосредоточилась на том единственном человеке, от которого сегодня зависело все. Жизнь и смерть. Будущее и прошлое. Ира закрыла глаза и представила себе лицо Яна, которое до сих пор знала только по фотографиям и записям камеры наблюдения. С париком и без него. Наконец она снова спросила его:

— Почему вы не прекратите это?

На другом конце провода зашуршало. Потом Ян тихо кашлянул, прежде чем ответить.

— Позвольте мне задать встречный вопрос: вы потеряли ребенка, верно?

«Вас это не касается», — внутренне вскрикнула Ира.

— Да, — тихо прошептала она.

— Но в прессе также упоминалось, что вы мать двух дочерей? Как зовут другую?

— Катарина.

Ира открыла глаза и на мгновение увидела свое окружение как на засвеченной пленке. Потом она привыкла к этой внезапной яркости освещения. Неужели он уже обнаружил Китти?

— Хорошо. Пожалуйста, сделайте мне одолжение и представьте себе, что вы с Катариной совершаете круиз.

— Ладно.

— Ваше судно попадает в шторм и идет ко дну. Катарина у вас на глазах борется с волнами. Вы можете легко ее спасти, надо только протянуть руку и поднять дочь на плот, на котором вы сидите. Вы это сделаете?

— Конечно.

— Итак, Катарина спасена. А теперь вы видите рядом с Катариной еще одну девочку. Это Сара.

— О господи, — простонала Ира.

— Представьте себе, что судьба дала вам шанс повернуть время вспять. Вы можете спасти свою дочь. Но вы не можете поднять на плот обоих детей. Там нет места, и он может пойти ко дну. Вы смогли бы снова столкнуть Катарину и взять на борт Сару?

— Нет!

— Значит, вы предпочтете обречь на смерть Сару?

— Нет, конечно нет, — задохнулась Ира. — Что же это такое?!

— Мне жаль, я не хочу вас мучить, Ира. Я лишь отвечаю на ваш вопрос. Почему я сегодня вынужден так действовать, даже если Леони возненавидит меня за это? Всем нам приходится иногда брать на себя то, чего мы вообще-то совсем не хотим. Вещи, которые причиняют боль другим. И которых не принимают даже те люди, которым мы делаем добро. Вы только подумайте о плоте. Я уверен, Катарина потом возненавидела бы вас, если бы вы не спасли Сару. Ведь ценой спасения Катарины было бы вечное сознание того, что она продолжает жить ценой смерти сестры.

Боль пронзила руку Иры, при этом сама она чувствовала себя так, словно Ян ткнул ее иглой в глаз, чтобы шприцем ввести свои злые мысли ей прямо в мозг.

«Одна выжила и ненавидит свою мать. Если бы ты знал, насколько ты близок к истине», — подумала Ира и только сейчас заметила пятно крови на корочке акта вскрытия. Слушая, она порезалась о страницу.

— Ира, вы поняли? У меня нет выбора. Я вынужден это делать. Мне все равно, что об этом подумает Леони.

— Но что дает вам такую уверенность в том, что она еще жива? У вас есть доказательства?

Ира сунула пораненную мякоть ладони в рот, как дольку лимона, перед тем как влить туда текилу. Кровь имела приятный железистый привкус и напомнила ей о пистолете у нее на кухне.

— Да. Много. У меня есть многочисленные доказательства.

— Какие?

— Она мне звонила.

— Когда?

— Спустя полчаса.

— Полчаса после чего?

Ира задавала вопросы молниеносно, чтобы ни в коем случае не позволить разговору прерваться.