«Апрель! Отдирают толь»… Апрель! Отдирают толь. Вытаптывают пыль. Вырывают ржавые гвозди. Осторожно выносят гнезда. Апрель! Земля очумела! Деревья хлещут фонтанами. Автобусы опустели, блестят колпаками стеклянными. Краны раствор клюют. Друзья проявляют странности. В киосках вовсю цветут обложки «Смены» и «Юности». Апрель! Сквозняк! Водосток! Надеюсь, люблю и верую. Припадаю к сосне — висок лупит в сырое дерево. «После разных черных работ»… После разных черных работ всей бригадой — в общую, в заводскую. Срываем с одеждами тяжесть забот и грациозно скользим в парную. В парную! Свекольный батя обмахивается лениво. Дымит заводская баня. Качают насосы пиво. Березой пропахли кости, а мы еще хлеще хлещем. Лопочем легко, как листья под теплым июльским ливнем. Дымясь, багровеет кожа. Мы трем беспощадно, дружно, как будто мочалкой можно не спины продраить — души… Мы медленно одеваемся. Пьем пиво и удаляемся в завтрашние работы, в завтрашние заботы… «Разбуженный водою»… Разбуженный водою, просыпаюсь. Шнурки — не развязать, не разорвать — пилю ножом, нелепо одеваюсь. И начинаю к утру привыкать. Ага, апрель! Он проявляет четко киоски, краны, силуэты, дым, небрежно заштриховывает черным и по краям хватает голубым. Не думаю серьезно ни о чем, чтоб не забыть, как радостно сейчас мне. В троллейбусе работаю плечом, глотаю пар, спешу на мехучасток. Стучу по гладким сухожильям досок нагого надвокзального моста. Наверно тот, кто очень рано встал, для поздно просыпающихся дерзок! |