Игорь Шкляревский Я иду! Стихи Я иду и смеюсь от безумной, пронзительной радости, что иду по земле и когда-нибудь вдруг упаду, не дойдя до усталости, подлости, робости, старости, потому что иду и пою у людей на виду! Гроза надула паруса «Слышишь, мартовский ветер донес»… Слышишь, мартовский ветер донес смутный запах оттаявших звезд. Где-то в чуткой ночной тишине капля, первая в мире, срывается в снег, ударяется гирей весне на весы и вторая уже над землею висит. Снова ветер донес запах мартовских звезд. Слышишь, песня высот над землею плывет. Спутник каплей весенней кружит во вселенной. Капля падает гирей на весы в чашу мира! А весна притаилась в набухших ветвях, в тракторах, в дорогих близоруких зрачках. Скоро хлынет река. Скоро солнце в зенит, от земли оттолкнувшись лучами, взлетит. А пока этот запах оттаявших звезд, схожий с запахом гроз, майских, радостных гроз, и за окнами мир в напряженном сплетеньи: ветви, судьбы, созвездья, летящие тени! Слепой Шел он прямой как палка. Палкой гремел о камни. У будочки «Папиросы» хватал пустоту руками. И дальше — по грязным лужам, расплескивая облака… С гулом врывалась в небо разлившаяся река. Плыл по воде стеклянной его неподвижный взгляд туда, где алым рыбьим хвостом выплеснулся закат. Апрельскими вечерами он долго стоял на круче, как бы любуясь зорями в мокрых багровых сучьях! Он слышал охрипший голос: — Сломаете весла, черти! Внизу хохотала юность, спасенная им от смерти… Когда человек улыбался, спускаясь к воде тропой, не верилось, не хотелось верить, что он слепой. Все выступы, все тропинки изучены и послушны… Он только однажды вздрогнул, споткнувшись о чье-то: «Скушно»…
Рождение брата Послевоенная осень. Тишина. В этой комнате скучно очень. Я весь день торчу у окна. Во дворе покрышка мелькает, набитая рыжей листвой, но соседки не разрешают мальчишкам играть со мной. Торчу у окна на койке, будто я виноват, что у меня какой-то запущенный инфильтрат. Бей же! Трещит беседка. Мне бы вступить в игру! Вчера шептались соседки, что я весною умру, что ни масло, ни море мне здоровья не возвратят, и поэтому очень скоро у меня появится брат… Я не верю, что я умру, потому что соседки врут! Они врали, когда убили нашу собаку Ласку и когда во дворе срубили мою зеленую сказку. Поскорей бы родился брат! Даже Колька его не тронет. Я ему подарю самокат, а как только на речке трахнет, мы сорвемся с весенних круч, я надую две камеры ртом, мы на них намотаем луч, загорланим и поплывем! Гроза Гроза надула паруса и развернулась, и потом воздушным черным кораблем с бортов ударила огнем! И поплыла, и покачнулась, и, первой каплей прозвенев, земли притихнувшей коснулась, пробив навылет сердце мне. Но не убила… Нет, убила! Все, что когда-то притупилось, вздыхало, вслух не говорило, смирилось, сжилось, притаилось… Заговорило сердце смело! Сухой непримиримой болью в нем ожили осколки смеха и черные обломки молний. Я слышу, как навстречу грому распахивают люди окна! Передо мной в соседнем доме упали шторы, ставень хлопнул. Гроза проносится по крыше, коробится железным штормом, но я грозы уже не слышу, я слышу ставни, вижу шторы. Я слышу, вижу, ненавижу их, притаившихся, притихших, слагающих о грозах оды! Какие окна? Что за окна? Ведь это же сердца… — Спаси-и-те! — смеюсь. Напротив гаснет свет. — Все дома? — Все. — Назад. Сидите,— шепнула тишина в ответ. Гроза — Явление природы. Гроза, бессильная гроза. Она уйдет в громоотводы, она надует паруса и вымпел-молнию опустит, всю ярость передав громам, чтобы уплыть в звериной грусти к своим далеким берегам. А мне в своем остаться мире — суровом, радостном, жестоком, грозой разбитом на квартиры закрытых и открытых окон. |
