Подобная тактика, к которой в свое время прибегал и Кортес в Мексике, имела известное основание, учитывая тот огромный авторитет, которым пользовалась королевская власть в Сиаме (конечно, как и испанцы в Мексике, французы не могли бы бесконечно долго пользоваться этим обстоятельством, но некоторое время, безусловно, держа в своих руках короля Нарая, д'Эраньи оставался бы фактически правителем Сиама). Точная характеристика задач, поставленных французским правительством перед д'Эраньи, дается в работе таиландского историка Констри Субамонкала: «Создать в этом королевстве подлинный протекторат под маской дружбы и союза и при удобном случае, хотя бы и силой, установить суверенитет великого монарха Запада» [245, с. 91].

В инструкции, составленной для д'Эраньи, говорилось: «…в случае, если, вопреки всем ожиданиям, король Сиама, убежденный или принужденный своими злонамеренными подданными, захочет переменить политику и совершит или допустит совершить что-нибудь во вред интересам Его Величества, безопасности его войск и указанных мест (т. е. городов, оккупированных французами. — Э. Б.), Его Величество желает, чтобы г-н Дефарж вооруженной силой удерживал эти места, и конфисковал для этой цели доходы и плоды земли района Бангкока, и захватил бы крепость Таланкан и город Пипли (Петбу-ри. — Э. Б.), и принял бы все меры, которые посчитает нужными, для того, чтобы заставить мятежников сдаться и признать авторитет Его величества Людовика XIV» [прил., док. 128].

В случае смерти короля Нарая инструкция предлагает д'Эраньи добиться, хотя бы и вооруженной силой, чтобы Фаль-кон сохранил за собой всю ту власть, которой он пользовался при покойном короле. В этом разделе инструкции власть Фалькона, по сути дела, отождествляется с властью французов. Инструкция предусматривает и возможность гибели Фалькона в результате этого восстания. В таком случае д'Эраньи и Дефарж должны немедленно захватить все важнейшие пункты королевства и, не дожидаясь враждебных действий со стороны сиамцев, взять заложниками наиболее влиятельных мандаринов [прил., док. 128].

К весне 1689 г. все уже было готово, но объявление войны Испании, 15 апреля 1689 г., задержало отплытие. Вскоре после этого Людовик XIV присоединил суда, предназначенные для Сиама, к эскадре, действующей против Ирландии, в помощь Якову II. Отплытие было отложено до осени. В сентябре 1689 г. по приказу Сеньеле вновь была сформирована эскадра из шести судов во главе с адмиралом Дюкен-Гиттоном. Но 6 ноября, за несколько дней до предполагавшегося отплытия во Францию, наконец пришло запоздалое известие о том, что полтора года назад, в мае 1688 г., король Нарай был низложен, а французский гарнизон после нескольких месяцев кровопролитной борьбы с позором изгнан из Сиама (156, с. 218–219].

Сразу же после отплытия посольства Ла Лубера и Себре оставшиеся в Сиаме французы, пользуясь вновь заключенными договорами, начали энергично «осваивать» богатства Сиама. Глава французской фактории в Аютии Вере развернул обширную коммерческую деятельность, вытесняя с помощью Фалькона индийских и голландских купцов. Наряду с этим он добился монополии на разработку медных рудников близ Луво. К началу февраля 1688 г. работа здесь шла уже полным ходом, сотни сиамских крестьян, принудительно согнанных на рудники, трудились под присмотром привезенных из Франции мастеров — специалистов горного дела [175, с. 347].

Подневольный труд местного населения широко использовался и при постройке новых укреплений европейского типа в Бангкоке и Мергуи, которые должны были послужить оплотом французской власти в Сиаме. По приказу Фалькона для строительных работ в Бангкоке было направлено 1500 человек. На строительстве крепости в Мергуи работало 3 тыс. местных жителей. Силами местного населения в спешном порядке строились новые церкви и семинарии для иезуитов в Лопбури и Аютии, казармы и госпиталь в Бангкоке [60, с. 109; 167, с. 271]. Кроме этого, не поддающееся учету число сиамских крестьян было оторвано от работы для транспортировки в Бангкок и Мергуи. строительных материалов (камня, леса, металла) и огромного количества продовольственных запасов. Предвидя возможность долговременной осады Бангкока в случае разрыва с Сиамом, французские послы, несмотря на сильное противодействие короля Нарая, сумели настоять на том, чтобы в Бангкоке был создан 18-месячный запас провианта, и теперь этот запас усиленно выколачивался из тех же сиамских крестьян [175, с. 344].

Почувствовав себя увереннее после прибытия французских войск, Фалькон еще глубже запустил руку в сиамскую казну. «Роскошь, в которой он жил, была почти оскорблением для нищей нации, которую, как думали, он грабил», — писал даже положительно относившийся к нему списком Тюрпин [256, т. 1, с. 49]. Фалькон щедрой рукой раздавал подачки своим друзьям иезуитам и французским офицерам, многие из которых устремились в Сиам специально, чтобы поправить свою фортуну. На одни только «подарки» за три года (1685–1688) Фалькон истратил более 100 тыс. крон. К этому надо еще прибавить стоимость непрерывных пиров, праздников и фейерверков, которые он устраивал в честь своих французских и английских друзей [204, с. 111].

Немалая доля труда тайского народа ушла за море в виде подарков от могущественного временщика королям, принцам, папе, кардиналам, министрам, директорам Ост-Индской компании и всем, кто в той или иной мере мог быть полезен Фаль-кону. Большие средства были вложены Фальконом в Ост-Индскую компанию. К началу 1688 г. эта сумма возросла до 300 тыс. ливров [238, с. 148]. Кроме того, есть основания полагать, что он успел переправить в Англию и Францию при помощи частных лиц не меньшие суммы.

Наконец, деньги сиамцев Фалькон использовал для идеологической диверсии в их собственной среде: жена Фалькона специально скупала детей у родителей, которые вынуждены были их продавать, чтобы расквитаться с долгами или уплатить недоимку. Детей тут же крестили, чтобы воспитать из них ревностных поборников христианской веры и преданных слуг французского короля. Дело было поставлено с большим размахом. В доме Фалькона одновременно воспитывалось более 120 детей [60, с. 33].

Не менее вызывающим образом вели себя и хозяева Фалькона — французы. «Овладев Бангкоком, французы стали нестерпимо заносчивы», — писал по этому поводу английский путешественник Гамильтон [141, т. II, с. 173]. Более развернутую характеристику поведения оккупантов дает Тюрпин: «Французские офицеры и солдаты, которые остались в Сиаме, злоупотребили доверием, которое им оказали. Убежденные в своем превосходстве, вытекающем из их силы и знаний, на которые они слишком полагались, вместо того чтобы расположить к себе сиамцев, они стали требовать, чтобы те оказывали им почтение. С непристойными насмешками они осуждали все, что не соответствовало их обычаям и предрассудкам» [256, т. I, с. 90]. Положение особенно обострилось, когда Фалькон, поощряемый иезуитами, стал притеснять мусульман и буддийских монахов, начал изгонять из государственного аппарата наиболее ревностных сторонников буддизма и заменять их своими ставленниками [245, с. 93]. Это не могло не вызвать возмущение всего народа. Если в 1685 г. антифранцузская партия была еще слабо оформлена и состояла главным образом из представителей верхушки, то теперь антифранцузское движение приняло массовый, народный характер.

Организованная оппозиция еще к началу 1688 г. была численно невелика. Во главе ее стоял уже упоминавшийся Пра Петрача, талантливый военачальник, выдвинувшийся во время войны с Камбоджей и Южным Вьетнамом.

Ближайшим помощником Петрачи был глава буддийской церкви Сиама, санкрат королевского храма в Лопбури, где была резиденция Нарая. Поскольку Нарай мало благоволил к буддийской церкви, так же, впрочем, как и ко всякой другой, то отношения у санкрата и короля были весьма натянутые. Вообще следует сказать, что король по своим убеждениям, по крайней мере в последние годы, был близок к атеизму. Петрача, напротив, был очень тесно связан с буддийским духовенством и при каждом удобном случае подчеркивал свою приверженность национальной религии — буддизму [60, с. 34; 127, с. 190]. Буддийские монахи, которых в первую очередь задело французское проникновение, сыграли огромную роль в организации сопротивления иностранцам.