Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Об этом и многом другом рассказывает книга Альфреда Хейдока. Она станет прекрасным подарком для каждого думающего человека и особенно для нашей молодежи.

Старая восточная поговорка гласит: "Держи в себе радость с утра в течение часа, а она будет держать тебя целый день". Эти слова в полной мере можно отнести к книге Альфреда Хейдока "Радуга чудес": понявший ее — получит радость.

Анатолий Макаров

Колдун

«… В Оренбургской губернии, которая известна мне более других, я заметил странное явление: колдунов там довольно….»

С. Т. Аксаков,
«Записки ружейного охотника Оренбургской губернии».

Это рассказал мне лесник из окрестностей Риги. Оба мы находились в лагере заключенных. Плоская с чуть заметными пологими возвышенностями тундра раскинулась за проволочной оградой, упираясь на востоке в Уральские горы; иногда они, особенно перед закатом, переливались неясными красками и будили во мне томительную мечту…

Передаю рассказ, стараясь сохранить его простоту непосредственности и искренности — двух сестер убедительности.

Да, говорят, что нет колдунов, суеверие и все такое прочее, а вот мне-таки пришлось повозиться с одним. Кабы не Финк,[2] так не знаю, что и получилось бы.

Женился я на единственной дочери вдовы — в километрах восьми от меня жила. У нее хуторок был свой, землицы не так уж много — с дочерью вдвоем обрабатывали. Жили, главным образом, от коров. Ну, я и говорю теще после свадьбы: «Дочку я у тебя забрал — как жить будешь? Не под силу тебе одной с хозяйством справиться. Продай хутор и переезжай ко мне, будем жить вместе».

А она в ответ:

— Всю жизнь сама была хозяйкой. У тебя жить — покоряться придется, хотя бы и тебе. Не позволяет мне характер! Хозяйкой была — хозяйкой помру. А на лето работника нанимать буду. Но только ты наведывайся — может, и помочь придется…

Зажили мы с женой хорошо. Через пару недель жена села на велосипед — поехала к матери. Возвратилась и говорит: «Плохо у мамы все: все коровы заболели. Лежмя лежат — не встают. Может, ты ей что-нибудь посоветуешь».

Поехал я к старухе — плачет. Ветеринаров, говорит, вызывала — не помогает.

Думал я, думал, и пришла мне мысль в голову — поеду к Финку. Прихожу я к Финку и говорю: так и так.

— Не сможете ли помочь? Что стоит — заплачу.

Ушел он куда-то в задние комнаты, и минут 15 его не было. Потом приходит и говорит: «У вашей тещи по соседству колдун живет. Крупный такой мужчина с большой бородой. Ему земля вашей тещи приглянулась, хочет вашу тещу разорить, выжить с хуторка, чтоб землю ее купить — он и наслал болезнь».

«Ну, — говорит, — ничего, справимся».

И дал он мне ситечко небольшое с волосяным дном и обгорелую свечку, какие на рождественской елке зажигают.

«Ровно в полночь, — сказал, — зайди в хлев к коровам. Зажги свечку и прилепи ее где-нибудь: потом накрой свечку ситечком, и увидишь сам, что будет». И словно прочитав мои мысли, с улыбкой добавил: «Если тебе страшно одному, возьми кого-нибудь с собой».

От денег Финк отказался… Вернулся я домой. Идти со мною в полночь в хлев теща отказалась. Пошел я один. Коровы лежат и сопят тяжко. Зажег свечку, накапал воску, прилепил и ситечком накрыл. И удивляюсь — пламя как раз пришлось на уровне волосяного донышка, через него проходит, а донышко не горит…

Не успел я об этом хорошенько подумать, как вдруг раздался взрыв, да такой сильный, что двери хлева настежь распахнулись. Коровы сразу зашевелились и, повременив еще немного, одна за другой начали вставать… К утру уже поедали корм — ну, одним словом, выздоровели.

Затеяла потом моя теща сарай пристраивать в хлеву, наняла плотников. А меня просит: ты, говорит, наведывайся, приглядывай, как они строят; ты же мужчина, а я женщина, в строительстве несмышлена…

Вот я опять и прикатил на ее хутор. Посмотрел, как рубят плотники, — вроде бы ничего. Еще к теще не заходил: подвернулась жена старшего плотника (всей артели еду готовила) — разговорились. И вот она рассказывает, что вчера необыкновенный случай был. Она сготовила обед примерно так часам к двенадцати, и все плотники сели обедать в сарайчике. И вдруг такой раскат грома разразился, что все углы сарайчика затряслись. Выскочили на двор, глянули на небо, а там — ни одного облачка. Небо голубое, голубое… Откуда гром взялся?!

От плотничихи пришел к теще, а там беда — коровы снова заболели.

— Когда заболели?

— Вчера после обеда.

Я прикинул в уме: гром — в двенадцать. Коровы — после обеда… Не штучки ли тут доброго соседа? — и поехал опять к Финку. Тот, как и в прошлый раз, выслушал и опять — в заднюю комнату. Вышел и говорит: «Ну и соседушка у тещи напористый! Я в прошлый раз окружил хлев защитным кольцом, а он кольцо мое прорвал — оттого-то и гром был. Подлая тварь… Суди его сам — дело твоей совести. Могу совсем убрать его с твоей дороги», — а сам пытливо на меня уставился.

Я сгоряча хотел было сказать: сживи его со свету, как тебе удобней, но нехорошо как-то на душе стало — точно холодная змея по сердцу проползла… Сволочь он… а пачкаться о него не хочу…

— Не надо, — говорю.

На этот раз Финк дал мне четвертную бутыль с водой и велел ею коров обрызгать. И опять денег не взял.

Обрызгал. Помогло. Зажили опять тихо, спокойно. И пошел я однажды (уже под осень было дело) в обход своего участка. Вдруг как начала у меня грудь болеть. Сначала помаленьку, а потом все больше и больше — хоть волком вой! Участок мой граничил со станционным поселком, а в нем врачебный пункт. Пошел к врачу. Тот стукал, стукал меня по грудной клетке, то здесь, то там послушает; порасспросил и говорит:

— Нет у вас, молодой человек, никакой болезни, а сердце ваше такое, что сам хотел бы иметь его, если бы можно обменяться, мое уже никуда не годится…

Хотел я его спросить: если так уж все у меня хорошо, то почему мне так плохо, да махнул рукой — что толку?

Иду по станционному поселку, ломаю голову — что предпринять? И тут навстречу мне Кристина, непутевая девка, слегка выпивши. Когда неженат был, у меня с нею… мм… дружеские отношения были. Впрочем, это к делу не относится…

И пристала ко мне Кристина: дай на бутылочку… Я говорю: денег у меня мало. А она: покажи кошелек, говорит, и руку мне в карман сует. Пришлось раскрыть кошелек, а в нем самая малость. И тут я соврал, что эти деньги мне на автобус, так как я сейчас еду по делам в Ригу (и как раз в это время рижский автобус подходит и останавливается). И тут я спохватился — отчего бы мне в самом деле не съездить к Финку посоветоваться? Может быть, опять…

На этот раз Финк меня слегка пожурил, что я сразу не догадался, откуда ветер подул. Что-то дал мне, и боль как рукой сняло. Потом предупредил меня, что теперь колдун в течение месяца уедет навсегда и больше ни тещу, ни меня беспокоить не будет.

— А если не уедет? — спросил я.

— Тогда он заживо сгорит вместе со своим домом — был ответ.

И действительно, когда я вернулся, вскоре услышал, что тещин сосед спешно ищет покупателя своему хутору. Не прошло и месяца, как он продал хутор — прямо сказать, за бесценок продал и уехал.

Одержимые

1

Заключенные его не любили. Может быть, потому, что про него говорили, что он на оккупированной немцами территории и в городе Гомеле, будучи начальником полиции, руководил массовыми расстрелами евреев. И еще говорили, что временами на него «находит», почему он, несмотря на свою молодость, и оказался в инвалидном лагере.

Я в то время, даже в стужу и ветер, мерял шагами пространство, отделявшее один барак от другого. По огороженному колючей проволокой участку нахаживал бесконечные круги, глотая живительную силу воздуха, ибо решил выжить во что бы то ни стало, так как бешено люблю жизнь… А в промежутках между вынужденными прогулками заводил разговоры с сектантами, базарными жуликами, бывшими власть имущими… И одинокая фигура молчальника Г. зажгла мое любопытство. Он довольно быстро «подтаял» и рассказал, что он брошенный ребенок, которого подобрали киргизы. Он с любовью вспоминал свое детство в степи и спел мне киргизскую песенку, с которой киргизы весною отправлялись на кочевье. Потом был мобилизован на войну, взят в плен немцами и не «устоял», стал им служить. Может быть, он рассказал бы мне и больше, но на него «нашло». Произошло это так.

вернуться

2

Финк — владелец фотоателье в Риге во время буржуазного правительства — славился как ясновидящий. Те его клиенты, с которыми мне пришлось беседовать, отзывались о нем с большим уважением.

2
{"b":"214624","o":1}