— Не могу сказать, что я читал Дарлингтона… Это было бы не совсем точно. Но это место я читал. Оно процитировано в какой-то журнальной статье и подчеркнуто красным карандашом…

— Понятно, — облегченно рассмеялся Левка.

— Мне остается предположить, что ты решил на досуге создать эту новую гигиену.

— Ты почти угадал. Если не создать, то хотя бы проложить к ней первую тропку.

— А ты не считаешь, что ученые как-нибудь справились бы с этой задачей сами?

— Нет, не считаю. Они обременены слишком большим багажом старых знаний, это их связывает. Пути, принципиально новые, нередко пролагали неофиты, люди со стороны.

— Не поведаешь ли ты все-таки профану, сидящему перед тобой, чем именно ты собираешься осчастливить человечество?

— Сейчас поведаю. Не знаю только, с чего начать…

Его нисколечко не задевал язвительный тон моих вопросов. Его невозмутимый вид как бы говорил: «Я понимаю, что тебе интересна моя гипотеза, и если при этом тебе почему-то неловко задавать вопросы впрямую, не паясничая, задавай их так, это мне не мешает».

— Ты, наверно, обратил внимание на то, — продолжал он, — что основные бактериальные инфекции либо уже ликвидированы, либо успешно ликвидируются. Об этом уже не раз и в газетах писали. Дескать, мы находимся накануне полной победы над болезнями, возбудителями которых являются микробы. И это действительно так. У нас, к примеру, и с чумой уже справились, и с холерой, и с тифами — ни сыпняка, ни брюшного, ни возвратного в Советском Союзе практически уже нет. Конечно, бывают единичные случаи, а в некоторых странах даже эпидемии, но это уже арьергардные бои, вылазки осажденных. Болезнетворные микробы обречены. А вирусы? Именно в это время они начинают свое наступление! Полиомиелит. Рак. Страшные эпидемии и даже пандемии гриппа. Итак, вывод первый: с развитием цивилизации микробы вынуждены отступать, тогда как вирусы, напротив, набирают силу и становятся опаснейшим врагом человека. Ясно?

— Не совсем. Может быть, здесь дело в улучшении диагностики? Эти болезни могли быть и раньше, но их не умели распознавать.

— Конечно, диагностика стала точнее. Согласен, скинь на это какой-то процент. Суть явления, о котором я говорю, не изменится. Конечно, я многое схематизирую: так яснее видны главные тенденции. В жизни это все темнее, запутанней. Вот, например, скарлатина. Как с ней ни бьются, держится проклятая. Снизили смертность, облегчили характер осложнений, но полная победа никак не дается. И что же? Теперь выясняется, что возбудитель ее не стрептококк, как думали прежде, а особый вирус. Вот причина ее упорства! Знаменательная история, не правда ли? Нет, к диагностике здесь дело не сведешь. Есть болезни старые, и есть молодые. Первые в большинстве — бактериального происхождения, вторые в большинстве — вирусного. Рак никогда не пожирал столько жертв, сколько пожирает сейчас. Первые эпидемии полиомиелита — этого компрачикоса, калечащего детей, — прокатились по ряду стран только в нашем веке. Сначала по Швеции и Норвегии, потом по Англии и Франции. Думаешь, грипп намного старше? Его первая пандемия тоже относится к нашему веку, к восемнадцатому году. Он тогда напал буквально на все человечество и, действуя под именем «испанки», унес больше двадцати миллионов жизней. Больше, чем предшествовавшая ему мировая война! Хоть и слабее была диагностика, но этакие хворобы и раньше не остались бы незамеченными, если бы проявлялись с подобной силой.

— Пожалуй.

— Это мы рассмотрели явление, так сказать, во времени. А теперь рассмотрим его в пространстве. И увидим, что в слабо развитых странах Африки, где еще гнездятся и чума, и проказа, и малярия, и сыпняк, вирусных заболеваний гораздо меньше. Из основных — разве что оспа, остальные вирусные там составляют ничтожный процент. Картина, как видишь, прямо противоположная тому, что мы наблюдаем в Европе и Соединенных Штатах. Таков второй вывод: Его Вредоносие Вирус, за некоторыми исключениями, почему-то предпочитает страны с более высоким жизненным уровнем. Как видишь, оба вывода бьют в одну точку.

— Постой! Более высокий… Значит, и более высокий гигиенический уровень?

— Вы догадливы, мой друг.

— Но это же явная нелепица!

— Воздержимся от эмоций. Не будем равнять факты на привычные нам представления, а попытаемся составить себе представление на основе наблюдаемых фактов.

— И что же получилось у тебя из такой отважной попытки?

Как я ни сопротивлялся, как ни старался не поддаваться его убежденности, но спор превратился в лекцию. Да, Лисица была права, что не вступала с ним в споры на эту тему. Конечно, Крыжовников мог позволить себе такое развлечение, но нам с Лисицей оно было недоступно. Разница состояла в том, что она вовремя успевала пустить в ход кулаки, а я невольно превращался в ученика. Пусть строптивого, усердно ищущего возражений, но все же ученика.

Пока я ругал себя за это, Левка говорил:

— Давай прежде всего вспомним, что кожа наших рук выделяет фермент, убивающий микробов. Для этого, разумеется, нужно, чтобы руки были достаточно чисты, иначе и выделение фермента и его действие на микробов затруднены. Вот одна из причин, по которым с распространением цивилизации бактериальным инфекциям приходится отступать.

— Об этих ферментах я где-то читал. Это, по-моему, было известно еще до рождения Юрия Левченко.

— Хорошо, что читал. Это поможет тебе понять дальнейшее.

— Но ты сам только что сказал, что именно чистота…

— Да освободись ты от этого культа чистоты! Не обожествляй ее! Все хорошо в меру. Никогда не забывай о мудром изречении, которое гласит, что самые большие беды проистекают не от употребления плохих вещей, а от злоупотребления хорошими. Кстати, ты знаешь, кого у нас на Севере — в Мурманской области, в Архангельской — называют «чистяками»? Меринов так называют, выхолощенных жеребцов! Очень меткое словечко! Пуризм всегда бесплоден — и в языке, и в науке, и в жизни.

— Чего ты на меня напустился? Я только хочу сказать, что ты противоречишь сам себе.

— А противоречие — штука неуютная, да? Лучше, братец, вдумайся в это противоречие — не в нем ли вся суть? Может быть, именно то, что микробу — смерть, вирусу — здорово? А?

— Не понимаю.

— Что такое вирус? Грубо говоря, это частичка нуклеиновой кислоты в белковой оболочке. Но он не погибает и без своей белковой оболочки, более того — в клетку чужого организма он внедряется только голышом, только одной нуклеинкой. А уже внедрившись, этот паразит мастерит себе новую оболочку из чужого белка. Дошло? Нет еще? Вникай: тот же самый фермент, который губит микробов, разрушая белки их организма, оказывается невольным сообщником вирусов. По крайней мере — некоторых из них. Разрушая белковую оболочку, он освобождает нуклеинку, делает ее способной к нападению, к внедрению в наш организм. Вот тебе и разгадка. Вот почему вирус так резво поспешает за прогрессом.

Он замолчал, вопросительно глядя на меня. Я тоже молчал, несколько ошеломленный его словами. Потом я спросил:

— А что говорят специалисты?

— И ты туда же! Никак не можем без оглядки на авторитеты.

— Пойми, Левушка, что я слишком мало знаю об этом. Я даже не знаю, что здесь — данные науки, а что — твои умозаключения. Мне было интересно слушать тебя, но я не могу быть судьей твоей гипотезы. Даже если нет в твоих построениях логической ошибки, они еще нуждаются в проверке опытом.

— Несомненно. Именно для этого я и нахожусь здесь, — загадочно ответил Левка.

Тут я наконец вспомнил о том, зачем приехал в Лемболово.

— И долго еще ты намерен здесь оставаться? Что ты ответишь Лисице?

— Что вернусь. Конечно, вернусь! Ты надолго сюда?

— Нет, сегодня же — обратно.

— Я провожу тебя до станции и позвоню оттуда Лисице. Так соскучился по своей рыжей, как будто месяц не был дома.

— Может, со мной и поедешь? Долго ли тебе собраться?

— Не могу.

— Почему?

— Ты ведь сам говорил о необходимости проверки.