— Может, не стоит такие вести распространять среди подпольщиков? — раздумывали руководители организации. — Кто-нибудь заколеблется, решит, что немцев все равно не пересилишь.

И снова они как бы советовались с тем, кто создал их организацию. Теперь, вспоминая Михайлова, они все больше понимали, каким мужественным и дальновидным был этот человек, как многому успел он их научить. Можно убить коммуниста, но убежденности его — не убить.

— Один восточный мудрец учил, — часто говорил Михайлов: — «Правда исцеляет раны, которые сама и наносит». Поэтому всегда говорите людям правду, какой бы горькой она ни была. И помните: мы победим. Иначе быть не может.

Вот для этой победы и боролась подпольная организация.

Смеречинский очень старался быть в числе самых успевающих курсантов: больше шансов, что забросят первым. Ему было и легче, чем многим другим, потому что не только вождение автомобиля, но и стрельба, радиодело и прыжки с парашютом были знакомы ему еще по службе в армии. Некоторые инструкторы его выделяли, особенно шумливый любитель пива, типичный баварец, инструктор по радиоделу.

— Карашо, карашо, — похваливал он, прикрыв глаза, слушая выстукиваемую морзянку.

Учебный день курсантов был заполнен до отказа, программа выполнялась успешно, инспекторские проверки из «Штаба-Валли» неизменно показывали: Брайтенфуртская разведшкола работает хорошо, будущие агенты овладевают всеми необходимыми навыками и знаниями.

Это была одна, видимая жизнь разведшколы.

Но фашистам так и не удалось дознаться до другой, не видимой им жизни. Это кажется почти невероятным, но факт: подпольная организация, созданная Смеречинским, Крыловым, Федуловым, Биланом, смогла практически парализовать работу разведшколы абвера!

Ни один из десятков выпускников разведшколы Брайтенфурта, заброшенных в тыл нашей армии, не работал на фашистов: многие были членами подпольной организации, сразу же по установленному паролю являлись в органы госбезопасности и включались в радиоигру, передавая специально подготовленные Генштабом сведения. А тех, кто хотел служить Гитлеру, вылавливали прямо у места приземления или давали им возможность, к примеру, по заданию абвера пробраться к Смеречинскому и потом выйти в эфир, подтверждая, что он работает не под контролем советской контрразведки.

А знали наши чекисты все о забрасываемых агентах абвера потому, что имели… полную картотеку агентов, подготовленных в разведшколе Брайтенфурта!

Подпольщикам представился случай — Случай с большой буквы — добыть важнейшую информацию, о которой потом в Москве один из руководителей нашей контрразведки сказал Смеречинскому и Крылову:

— Считайте, что вы привезли с собой эшелон золота, настолько драгоценны ваши бумаги.

При всей педантичности немцев, при всей продуманной до тонкостей системе фашисты допустили такой промах, что оставалось только диву даваться: однажды забыли закрыть сейф.

Это было настолько неправдоподобно — ключ, торчащий в сейфе, что Смеречинский, случайно заметивший это, остолбенел.

— Провокация, — решил он. — Очередная «проверка на вшивость», как любит выражаться Эймер.

В косом луче заходящего солнца толкался столб пылинок, в углах комнаты накапливались сумерки. И освещенный солнцем ключ поблескивал так заманчиво!

Помещение разведшколы уже опустело, офицеры-инструкторы, закрыв свои сейфы, разошлись и разъехались по домам.

Смеречинский заставил себя отвести глаза от ключа, тихо вышел в коридор. Осмотрелся. Ни души.

— Для провокации — слишком грубо сработано, — лихорадочно соображал он. — Отпечатков пальцев я не оставлю. Кто-нибудь из наших ребят перекроет вход и, если заметит что-нибудь подозрительное, даст сигнал, я успею выскользнуть в соседнюю комнату, там по вечерам иногда занимаются курсанты, так что алиби будет обеспечено.

Так, теперь — действия унтер-офицера, ведающего картотекой. Если просто забыл ключ, то, обнаружив это, шума поднимать не будет, побоится наказания. Это нам будет на руку.

Рискнуть или нет?

Поймают — расстрел. Да еще перед этим будут пытать. Зверски пытать.

Но ведь там, в сейфе, — картотека, это известно точно.

Рискну!

Быстро разыскал нескольких надежных товарищей — Крылова, Билана, Федулова, — объяснил каждому его задачу.

До сих пор оставшиеся в живых подпольщики Брайтенфуртской разведшколы, встречаясь, только гадают: случайно, по рассеянности или нарочно, о чем-то догадываясь и желая помочь, оставил тот унтер-офицер ключ в сейфе?

Они, лихорадочно торопясь, переписывали на тонкую, почти папиросную бумагу содержавшиеся в картотеке сведения о трехстах курсантах разведывательной школы.

Смеречинский и его друзья, спрятав списки в надежном тайнике, долго удивлялись своей удаче. Полные анкетные данные и к тому же пометки карандашом о предполагаемом задании и месте выброски! Теперь только бы доставить ценнейшие сведения в Москву!

…Нетерпение. Оно все чаще овладевало Смеречинский в последние недели. Курс лекций и практические занятия закончились. Когда же их будут забрасывать за линию фронта? Чего фашисты тянут?

Уже кончилось лето 1942 года, когда Смеречинского и Крылова вызвали, наконец, к начальнику разведшколы. Анберг впервые поздоровался с ними за руку. Чтобы подчеркнуть торжественность момента, он встал на фоне большого портрета Гитлера.

— Вас двоих как лучших курсантов нашей разведывательной школы и к тому же, по наблюдениям инструкторов, хорошо понимающих друг друга, а это очень важно при работе в паре, принято решение забросить в тыл Красной Армии первыми. Поздравляю вас!

Смеречинский и Крылов вытянулись. Анберг, цепко заглядывая в глаза, протянул на прощание каждому руку.

— На изучение задания — три дня, с вами займутся специалисты из разведцентра. Потом получите радиоаппаратуру, оружие, деньги. Вылет — ночью с двадцать седьмого на двадцать восьмое. Желаю успеха. Высоко держите честь Брайтенфуртской разведшколы…

На последнем собрании подпольщиков придумали пароль, который Смеречинский и Крылов передадут советской контрразведке и по которому будут принимать тех, кого немцы будут забрасывать позже. Пароль простой: «СК», по начальным буквам их фамилий.

…Последние дни и часы на вражеской земле. Только бы выдержать, только не сорваться, как сорвался курсант Иван Тютюников, член подпольной организации, у которого сдали нервы: увидев, как эсэсовец расхваливает снимки казней советских людей, он швырнул гранату в толпу офицеров-эсэсовцев, потом выхватил у солдата автомат и до последнего патрона вгонял очереди в зеленые и черные мундиры.

Только бы выдержать, а там через несколько часов — родная земля.

Эймер прощался долго, тряс руку, прочувствованно напутствовал, даже прослезился слегка. Наконец захлопнулась дверца; «Хейнкель-111» побежал по дорожке, все быстрей и быстрей — и вот они уже в ночном небе.

Вошли в облака, и почти весь полет иллюминаторы были словно зашторены облачной мглой: ни звезд, ни огоньков на земле, никакой ориентировки. Потом, после дозаправки, полетели дальше, также в облаках.

…Когда они приземлились, уже светало. Едва погасив и сняв парашюты, они увидели сквозь редкий кустарник бегущих к ним белобрысых мальчишек, нескольких красноармейцев и старшего лейтенанта, по три «кубаря» в петлицах.

Свои! Через столько месяцев снова увидеть своих! Смеречинскому хотелось броситься к ним, обнять всех, расцеловать.

И вдруг он отчетливо услышал, как один из мальчишек, которых отгонял красноармеец, обиженно крикнул:

— Абер вир воллен аух зеен!

«Но мы тоже хотим посмотреть», — автоматически перевел Смеречинский.

Страшная догадка мелькнула: провокация! Летчики сделали большой круг и выбросили их где-то в Германии.

Крылов тоже понял все. И тогда они выхватили пистолеты и, не сговариваясь, задыхаясь от ненависти, стали палить в «красноармейцев» и «старшего лейтенанта». Те залегли, но отстреливались неприцельно, слишком высоко.