Встретились братья в 1957 году, когда Даниил только-только вышел из тюрьмы, десятилетнее заключение практически убило его тело, дух же оставался все так же непреклонным. За год с небольшим — от освобождения до смерти — он сумел стать Даниилом Андреевым, автором «Розы мира»… А когда изрядно постаревший Диди вошел в комнату к больному Дане, ему показалось, что перед ним в постели лежит он сам.

Да, эта семья раскололась. Рассеялось и наследие Леонида Андреева. Часть его оказалась за границей, часть — в СССР, что-то пропало во время ареста Даниила и его жены Аллы. Книга Вадима об отце больно ранила детей Анны Ильиничны. Ее отчаянные попытки распродать имущество Андреева в Ваммельсуу приводили в бешенство Даниила, который хотел передать вещи отца в Пушкинский Дом… Что ж… «Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему», — как писал когда-то один из самых внимательных читателей Леонида Андреева.

К счастью, наследство Андреева не исчерпывается его имуществом и авторскими правами его наследников. Тихая смерть в Нейволе стала началом возвращения эмигранта на родину. «Мне все кажется, что Андреев жив, — записал в своем дневнике Корней Чуковский 4 ноября 1919 года. — Я писал воспоминания о нем — ни одной минуты не думал о нем как о покойнике»[599]. Мы уже знаем, что Горький, узнав о смерти Леонида Николаевича, произнес, смахивая слезу, что, в сущности, это был его единственный друг. Именно он и Чуковский пытались восстановить репутацию антибольшевика и врага Ленина Леонида Андреева на родине. Первый вечер памяти Л. Андреева прошел 15 ноября 1919 года. Когда Горький решил издать сборник воспоминаний о «друге Леониде», Чуковский немедленно предложил прочесть эти воспоминания публично. В голодном Петрограде «на развороченной» Моховой арендовали полутемный зал Тенишевского училища, где находится теперь Учебный театр Петербургской академии театрального искусства. Здесь в холоде выступили полуголодные Блок, Чуковский… Публики было мало, несмотря на афиши, которые накануне собственноручно изготовил Корней Иванович, повторяя на все лады: «…и главное, главное, главное — я уверен, что Андреев жив»[600].

Второй вечер, на котором Горький выступил со своими воспоминаниями, был уже в Москве, в зале консерватории 18 февраля 1920 года. Через два года появилась книга о Леониде Андрееве: воспоминания Горького, Чуковского, Блока, Чулкова, Зайцева, Телешова, Замятина, Белого выпустил Зиновий Исаевич Гржебин, имевший собственное издательство и при большевиках. В 1924 году вышла небольшая книжечка профессора Николая Николаевича Фатова «Молодые годы Леонида Андреева», где автор собрал устные воспоминания о нашем герое у живых тогда еще свидетелей его детства и юности. В 1930-е — не без хлопот Горького и Чуковского — в Москве появился еще один сборник памяти Андреева — «Реквием», собирали и редактировали его сын Андреева Даня и Вера Беклемешева, бывшая когда-то не только секретарем издательства «Шиповник», но и возлюбленной Андреева. После смерти Горького о Леониде Андрееве стали вспоминать все реже и реже. В зонах, где жила вытесненная из России русская интеллигенция, Андреева читали, издавали и даже ставили, на родине писателя — его забывали, снимали с афиш, вычеркивали. Но «…главное, главное, главное — я уверен, что Андреев жив».

Так оно и было. Большевики не смогли смахнуть книги Андреева с полки российской словесности, не смогли они и «смыть» память о писателе с огромного пространства России, и как только тоталитарные путы чуть-чуть ослабли, книги Андреева появились снова. Правда, это были лишь «избранные места» — по большей части реалистические повести, рассказы и пьесы.

С середины 1950-х годов на родине писателя стало формироваться славное «племя андрееведов»: исследователей его жизни, творчества, наследия. А потом андреевские рассказы ввели в школьную программу по литературе. А потом — уже во времена перестройки — издали и «запрещенного Леонида Андреева», выпустили собрание его сочинений, и тут уж каждый, кто хоть раз в своей жизни прочел «Тьму» или «Петьку на даче», мог смело повторить за Чуковским: «…и главное, главное, главное — я уверен, что Андреев жив».

Андреев жив. Он вернулся и с каждым годом становится все более читаем и почитаем, а русская сцена давно уже тянется к полке с его драмами, и это не только легкая добыча — «Дни нашей жизни» или «Екатерина Ивановна», — уже поставлена «Жизнь человека», а завтра — на столичных подмостках появится и будет швырять зрителям колючие андреевские слова «несчастный», «бессмертный в числах, но еще не родившийся для жизни» дух — Анатэма.

Да, Леониду Андрееву — как и при жизни — все еще не хватает статуса — его место и вес в классическом наследии до сих пор не определены. Да и фигура самого писателя все еще не стала мифологической — как сделались героями романов, пьес и анекдотов его великие предшественники Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой. Однако и это — не за горами. Вееи, сотте le Cid — красив, как Сид, говорят французы, а я слышала и уже не раз: красив, как Леонид Андреев.

Народная любовь к писателю Леониду Андрееву — несомненна, несомненно и то, что с годами она только растет. Уже есть несколько сайтов его имени, множатся сайты «друзей Леонида Андреева», его имя так или иначе крутится в нашем сознании, и — как мне кажется — это вполне естественный и органичный для нашей культуры процесс. Так что как бы не пришлось в третий раз переносить прах нашего «беспокойника»…

Когда-то Борхес — а точнее, один из его героев размышлял над вопросом: а так уж ли необходим был миру роман «Дон Кихот»? И что бы изменилось, не будь этот текст написан? Я полагаю, Леонид Андреев был совершенно необходим и — вовсе не потому, что оказался предтечей нескольких «измов». Все эти «измы» благополучно появились бы на свет и без Леонида Андреева. Но — если бы не он — какая проза осталась бы нам от Серебряного века? Белый и Сологуб? Но они — для умников. Рафинированный Бунин? Но и он — не для каждого, а Леонид Андреев — для всех. А кроме того, лично мне кажется, что именно Андреев обессмертил важнейшую для русского сознания веху — ярко и правдиво обрисовав фигуру юноши или девушки, с идеей в голове и бомбой в кармане. И если бы не Леонид Николаевич — фигура русского революционера в нашей литературе так и осталась бы карикатурной — будь то карикатура Горького или Достоевского. Но дело даже не в этом. Андреев был и автор, и герой своего времени. Да, его не пытали в застенках ЧК, не водили расстреливать к серому забору, но все-таки все противоречия своей переломной эпохи он чувствовал как собственную болезнь. Как ни странно, история этой болезни — записанная в книгах Андреева — это все еще, до сих пор — история нашей болезни. А следовательно — захватывающее чтение.

«…и главное, главное, главное — я уверен, что Андреев жив».

S.O.S. — Леонид Андреев. S.O.S.: Дневник (1914–1919); письма (1917–1919); Статьи и интервью (1919); Воспоминания современников (1918–1919). М.; СПб.: Atheneum; Феникс, 1994.

Афонин — Афонин Л. Н. Леонид Андреев: Из неопубликованного. Орел: Издатель Александр Воробьев, 2008.

Вересаев — Вересаев В. В. Леонид Андреев // Вересаев В. В. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 5. М., 1961. С. 395–421. http://az.lib.ni/w/weresaew_w_w/text_0360.shtml. Дата обращения 30.10.2011.

Горький — Горький А. М. Леонид Андреев: Очерк // Горький А. М. Собрание сочинений: В 18 т. Т. 18. М.: Художественная литература, 1963. С. 107–143. http://az.lib.ni/a/andreew_l_n/text_0690-l.shtml. Дата обращения 30.10.2011.

Детство — Андреев В. Л. Детство. М.: Советский писатель, 1963.