— Вы сами и рисовали?

— Сам. Боялся кому-нибудь доверить, и… сторублевки не хотел менять.

— Он сказал, что за люди, на дверях которых вы должны были нарисовать эти мерзкие рисунки?

— Нет, он только адреса продиктовал, я их записал.

— Если за одну ночь вы смогли найти все эти квартиры и сделать рисунки, вы тоже молодец.

— А что?! Завяжите глаза, я вас туда сразу приведу. Два дня изучал эти адреса, пешком весь город исходил.

— В ту ночь, когда разрисовали двери, тоже пешком ходили?

— Нет. У соседа попросил «Урал», мотоцикл… Боялся, не успею.

— Еще?

— Что еще?

— Мы же говорим о его просьбах…

— Всего две просьбы и было-то.

— А ведь еще одна была. Расскажите.

— Какая? Не помню…

— Самая последняя. Кто вас послал к Гоше Сахатдурдыеву?

— Он и послал.

— Кто он?

— Гоша Сахатдурдыев. В половине четвертого сегодня пришел ко мне, дал две пачки денег и говорит: «Отнеси моей жене».

Допрашиваемый вынул из кармана деньги, положил их на стол.

— Больше ничего он не сказал?

— Нет. Откуда приходил и куда ушел — тоже не знаю.

— Вернемся к первой его просьбе. Вы знали, что за груз везете?

— Он сказал только: «Отнеси по такому-то адресу и там оставь».

— Трудно вам поверить… Неужели вам в голову не пришло узнать, почему за одну только буханку хлеба вам платят такие суммы?

— Пришло, пришло, почему же не пришло… Только, знаете, откуда иногда беда приходит? От любопытства. Но узнать, что в буханке, очень хотел, не скрою. В самолете хотел буханку открыть, но не сделал этого.

— Он запретил открывать?

— Нет.

— А вы сами думали, что там могло быть?

— По правде говоря, не думал. Какое мне дело? Разумеется, я знал, что это не простой хлеб, дураку это понятно…

Джуманазаров вернул ему обе пачки сторублевых купюр и велел отдать Сахатдурдыевой — «пусть поинтересуется, где ее муж взял такие деньги».

— А потом что мне делать?

Подполковник тяжело вздохнул:

— Знаете, есть пословица: по одежке протягивать ножки. Раньше надо было думать.

Любитель некрологов вышел не оглядываясь, боясь, что его вернут. Хотел взять такси, но вспомнил слова об одежке и ножках и пошел к остановке автобуса. Всю дорогу думал о том, что жалко отдавать эти пачки жене Гоши Сахатдурдыева. Может, она догадается вынуть из одной пачки, обвязанной красивой лентой, пару сторублевок? Ему вдруг показалось, что автобус едет слишком медленно…

Еще издали, увидев у тамдыра согнувшуюся с кочергой в руке женщину, поздоровался с ней, сказал какую-то любезность. Подойдя к ней, еще раз поздоровался, протянул пачки с деньгами.

— Гоша-ага просил передать, гелин-эдже.

— Чтобы бог прибрал твоего Гошу! Что это у тебя?

— Деньги.

Женщина, повертев в руках пачки, чертыхнулась и, не прибавив ни слова, швырнула их в тамдыр. Он опешил, жена Гоши показалась ему похожей на ведьму с четырьмя руками и четырьмя кочергами.

— Дура ненормальная! — крикнул он и, вытянув вперед руки, будто ныряя в реку, всем телом бросился к пылающему жерлу тамдыра…

Длинный и Старик как в воду канули. Зоркие глаза оперативных работников не оставили без внимания ни один дом, сарай или чердак. Фотографии обоих преступников были размножены и разосланы в районы.

Хаиткулы наконец прилетел из Ашхабада и взял бразды правления в свои руки. Где их искать? Он знал, что все пути отступления для бандитов отрезаны, на шоссе их задержат, в аэропорту сразу опознают. А если они сейчас уже не в Чарджоу, а проскочили ночью до ближайшего аула, а там на попутных добрались до какого-нибудь города, откуда можно улететь в Самарканд, Бухару, Душанбе?.. Ближайший такой пункт — Керки.

Хаиткулы позвонил в керкинскую милицию, еще раз напомнил о розыске двух преступников, попросил внимательно осмотреть аэровокзал. Какие рейсы были в истекшие сутки? Только в Душанбе? Керкинцы обещали через час дать список пассажиров, вылетевших туда.

Если через два-три дня они не будут найдены, то надо объявлять всесоюзный розыск.

А вот список пассажиров из Керки — ни одной фамилии, напоминающей преступников. Это ничего не значит. У обоих могли быть подложные паспорта. Сколько раз они сменили их?.. Керкинскую зону надо усиленно контролировать.

Хаиткулы вылетел в Керки. По прибытии осмотрел город, попросил местных товарищей усилить контроль за переправами и прилегающими к реке аулами. Задержался на посадочной площадке, расспросил сотрудников, регистрирующих билеты и сопровождающих пассажиров в самолете, показал фотографии преступников… Нет, никто таких не видел… Чтобы кто-то страдал от кашля? Нет, таких пассажиров тоже не было.

Хаиткулы попросил дежурного принести ему списки пассажиров всех рейсов, вчерашних и сегодняшних. В комнате, обставленной современной мебелью и увешанной рекламными плакатами, было тепло и уютно, проходившие со списками девушки шушукались: «Что за симпатичный парень пришел к нам?» Но Хаиткулы ничего не замечал вокруг себя, погрузившись в чтение, которое сейчас казалось ему увлекательней, чем любой роман Жоржа Сименона. Время летело быстро, но Хаиткулы знал, что для него каждый час — потерянный, а для преступников — подаренный.

Осталась еще одна пачка билетов (вернее, их копий). Рейс Керки — Чарджоу. Просмотреть их, а потом выйти на свежий воздух и покурить. Нет, терпеть больше нет сил… Хаиткулы вышел, с наслаждением затянулся. Посмотрел, как один самолет приземлился, другой взлетел. Майор вернулся, сел на то же место.

Первые же два билета до Чарджоу заставили его вскочить с места. Один билет был выписан на Сахатдурдыева, второй на Сеидова. Если бы не две эти фамилии рядом, можно было бы и не торопиться. Фамилии, встречающиеся нередко, они уже попадались ему… Но две вместе! Что за чепуха!.. Только что выкурили их из Чарджоу, а они снова туда? Этот самолет, кстати, прибыл в Чарджоу утром. Хаиткулы еще раз расспросил работников аэропорта, наблюдавших за посадкой на этот рейс. Нет, не было похожих на них.

Майор связался с Джуманазаровым. Тот взялся разыскать стюардесс и летчиков с рейса Керки — Чарджоу. Через некоторое время Хаиткулы снова позвонил. Нет, нет, никого из них на самолете не было, досмотр был тщательный. Джуманазаров немного нервничал:

— Похоже, что это их ташкентские уловки. Едва ли они полезут в капкан. По крайней мере усилим наблюдение за их домами. А вы оставайтесь там, возможно, они затаились…

Хаиткулы снова начал осматривать аэровокзал, заглядывая во все помещения, где народ скапливался особенно густо.

— Хаиткулы-ага! — послышалось за его спиной. Звал знакомый голос, но ему не хотелось оборачиваться, чтобы не привлекать к себе внимания… Все-таки посмотрел в ту сторону.

— А, это ты, Салаетдин! — Хаиткулы обнял, потом похлопал по спине симпатичного юношу в лейтенантской форме. — Вот ты какой! Отлично! Уже закончил? Где сейчас? В угрозыске?

— Так точно, товарищ…

— Майор… А для тебя, как прежде, Хаиткулы. Ты здорово подрос! А я, наоборот, меньше стал.

— Вас, Хаиткулы-ага, ничто не испортит. Вы совсем особый человек.

— Не перехвали, а то потом пожалеешь, когда я снова в Ашхабад вернусь и буду в министерстве шишкой!

Хаиткулы, чувствовавший себя в эти дни очень напряженно — нервы были на последнем пределе, — в обществе Салаетдина ощущал себя совсем легко. Они вышли на улицу. Возле «Жигулей» стоял молодой парень. Салаетдин сказал, что его друг может сообщить кое-что интересное.

Парень говорил горячо:

— Мои знакомые чуть не опоздали сегодня — беда какая-то дома… Хорошо, нашлись вчера добрые люди, продали нам билеты.

— Керки — небольшой город, но все равно с билетами бывает туго? — спросил майор.

— Когда очень нужно лететь, то всегда так случается. Все же в Чарджоу несколько рейсов в день отправляется.

— Можно и на автобусе доехать. В день ведь три-четыре рейса бывает.