Обыскали и другие примыкающие к кладовой помещения, но, кроме аптекарских весов, там не нашлось ничего интересного.

Милиционеры уехали, предварительно составив протоколы, которые подписали обе понятые. Пока участковый писал, пришла Дженнетгуль, не подозревавшая, какие сегодня у подруги неожиданные гости. Их обеих и забрали, причем Сахрагуль, боясь, что увезут отсюда ее одну, несколько раз обращалась к участковому, показывая на Дженнетгуль: «И она виновата… Я не одна».

Из этого городка, не найдя там никого, Хаиткулы позвонил Джуманазарову:

— Оба преступника, как предполагается, выехали из Теджена в Чарджоу. Их видели. Настоящие имена: Гоша Сахатдурдыев — высокий, и Халлы Сеидов, старик, который курит и кашляет. Без проволочек надо их брать, товарищ подполковник. Разрешите вернуться в Чарджоу?

Но Джуманазаров не разрешил ему возвратиться.

— Здесь мы их встретим, не беспокойся, Хаиткулы. Для тебя же есть другое важное дело. Возвращайся в Ашхабад, бери кого-нибудь и поезжай в Геок-Тепе, там в психиатрической больнице находится муж той самой убитой женщины. Халык Мангыдов.

Озадаченный Хаиткулы положил трубку на рычаг.

Машина везет Хаиткулы и Аннамамеда в Геок-Тепе. Аннамамед что-то обстоятельно рассказывает, но Хаиткулы не слышит его, хотя порой поддакивает. Его мысли сейчас далеко отсюда, в Чарджоу. Аннамамед замечает, что друг его не слышит, машет на него рукой и отворачивается… Но вот они насквозь пересекли аул Геок-Тепе. Впереди маячат больничные корпуса. Еще минута, и «Волга» замерла у металлических ворот.

Дежурный настойчиво требует пропуска — милицейские удостоверения не производят на него никакого впечатления. После долгого спора соглашается сходить за дежурным врачом. Тот с большим уважением относится к удостоверениям, пропускает к главному врачу. Главный врач просит посидеть. Ждут. Правда, присесть им не удается, здесь одно только кресло в конце длинного коридора. Врачи в белоснежных халатах, порхающие, как ангелы, вокруг кабинета главврача, не обращают на них никакого внимания.

Наконец из кабинета вышел степенный, но вместе с тем очень делового вида человек. Пройдя половину коридора, почти скрывшись с их глаз, он вдруг круто повернулся и пошел прямо на них. Выяснилось, что они едва не прозевали того, кого ждали. Без всякого энтузиазма он пригласил их в кабинет. Выслушав, записал имя Халыка Мангыдова, с бумажкой в руке вышел из кабинета. Через полминуты вернулся с доктором, который, не поздоровавшись, попросил их изложить причину посещения этой больницы.

— Не понимаю, зачем вы приехали. — В голосе доктора было недовольство. — Вы опоздали на пятнадцать лет. Именно столько времени Халык Мангыдов находится здесь. Чем могу оказаться полезен, не представляю.

— Почему, доктор, он потерял рассудок? В чем причина: его наследственность, какая-нибудь болезнь или трагические обстоятельства его жизни?

— Последнее.

— Вы, наверное, знаете, что у него погибли жена и дочь?

— Я знаю об этом с его слов.

Хаиткулы не выдержал, почти закричал:

— С его слов?! Он что, приходит в сознание?

— Очень редко, примерно раз в год.

— Кроме вас, доктор, за ним еще кто-нибудь наблюдает?

— Нет, его болезнь — это моя кандидатская диссертация.

— Мы были бы вам очень благодарны, доктор, если бы вы рассказали нам то, что он говорил в минуты просветления…

— Понимаю. Вы ведь не любопытства ради приехали… — Доктор встал, открыл один из настенных шкафов, извлек из него папку, вслух прочитал: «Мангыдов Халык, 1920 года рождения». Он стал перелистывать страницы. Где-то в середине подшивки остановился.

— Слушайте… такая запись: ‹‹Примерно в десять часов утра больной пришел в сознание. Я вывел его во двор, и мы довольно долго прогуливались, он за это время рассказал о своей жизни… «Женился я в 18 лет в 1938 году, в тот же год меня призвали в армию. Очень тяжело было расставаться с любимой. Если бы мне предложили идти в армию до того, как я познакомился с ней, тогда пожалуйста — хоть на двадцать лет пошел бы, не жалел бы, пошел бы и не охнул! А тут мне казалось, что если первый поцелуй достался мне, то все остальные украдут другие. Ревновал как сумасшедший. Мы из Керки, из аула Дашлык, и девушка оттуда. Отец ее был военкомом городка. Поехать-то я поехал, да с полпути вернулся. Пока добрался до аула, такие муки ревности вынес, будто тысяча чертей меня пытали. Приехал, а меня сразу взяли под конвой. Объяснился так: „Я парень деревенский, сошел с поезда хлеб купить и отстал, куда ехать, не знаю, поехал обратно в аул“. Это меня спасло. В тюрьму посадили, а могло быть гораздо хуже — законы тогда были строгие. В сорок втором попал в штрафной батальон. За храбрость меня простили и послали в часть. Удивительное совпадение, но попал в батальон, которым командовал отец моей жены. Он подал заявление и пошел добровольцем на фронт. Я был все время при нем, как адъютант или что-то такое… В сорок третьем нас с ним накрыл снаряд у блиндажа. Он закрыл глаза навеки, успев перед смертью сказать: „Халык, у тебя дома трехлетняя дочь, мы ее назвали Гюльсенем…“ Больше ничего не сказал. Рука у меня была перебита, кисть повреждена, поэтому меня демобилизовали, отправили сначала в госпиталь, потом домой. Потом неожиданно повезло — стал копать под старой стеной, смотрю: кувшин. Разбил, оказался полным золотых монет. В то время такой клад было найти не редкость… Когда трудно становилось, я брал горсть монет и тратил. В пятидесятые годы перебрались в Чарджоу. Жена после смерти ее матери все время просила: „Переедем, переедем“. Зачем ее послушал?.. Потом я попал в одну историю и заработал восемь лет. Мне было тяжело, но за семью был спокоен. Прощаясь с женой, шепнул: „Будет трудно, пощупай наш матрас…“».››

Хаиткулы и Аннамамед слушали доктора затаив дыхание.

— На этом месте он как будто забыл, что с ним было дальше… Долго не приходил в сознание. Прошло несколько месяцев, пока он снова смог что-то вспомнить.

Доктор полистал папку, снова начал читать:

— «Узнав, что жена и дочь убиты, я чуть не лишился рассудка. Не верил до тех пор, пока не вышел из колонии и не приехал на их могилы. Соседи мне все рассказали. Решил разыскать убийц, проклинал свой язык, который так подвел меня. Но найти их не мог, тянуло все время к могилам, там я стал забывать себя. Хотел спалить весь мир, но оказался в больнице… Прошу вас, доктор, вылечите меня скорее, чтобы я мог отомстить. Вот этот язык подвел, доктор».

Сожалею, но больше нет записей, которые могли бы представить для вас интерес. Больной почти все время находится в забытьи.

Они простились.

Работники городского отдела милиции чувствовали, что наступают критические часы этого трудного дела, все до единого, кроме Хаиткулы, они собрались в кабинете начальника милиции. Джуманазаров открыл оперативку.

— По поступившим сведениям, преступники, убившие подпаска, ночью могли прибыть из Ашхабада через Теджен в наш город. Их имена и фамилии Гоша Сахатдурдыев и Халлы Сеидов. Немедленно узнать их адреса, по всем признакам они жители Чарджоу. Работники домоуправлений предупреждены. Операцией буду руководить сам. Как только адреса будут известны, немедленно звонить мне. Весь милицейский транспорт закрепляется за оперативными группами. В случае необходимости разрешаю использовать любой городской транспорт.

Из ворот городского отдела внутренних дел один за другим выскакивали мотоциклы и машины. Милицейские «газики» и «Жигули», включив сирены, на повышенных скоростях рассыпались по всему городу. Немного времени прошло, как на столе у Джуманазарова зазвонил телефон:

— Первый слушает.

— Я — «Бутон», товарищ первый. На моем участке прописан один из нужных нам людей. Оказывается, я его знаю. Он на базаре пропадал день и ночь, маклером был… Коль я его нашел, товарищ первый, разрешите…