– Где была усадьба настоятеля! – вскричал я.

Он не отозвался, но изобразил на лице выражение тупой сосредоточенности.

– Как нам поступить с его милостью настоятелем, сэр?

– Его мы возьмем с собой в качестве заложника. Я обернулся к нему:

– То, что вы описываете, взято из потерявшегося манускрипта?

– Да. Но там приводится только свидетельство поваренка. Он не всегда правильно оценивал увиденное и услышанное, а в данном случае уж точно заблуждался.

– Простите. Я не разделяю вашу точку зрения. Вся наша система правосудия основывается на предположении, что свидетели способны правильно излагать события.

– С этим я не спорю, – колко отозвался старый джентльмен.– Я лишь утверждаю, что временами они неверно их толкуют. Опираясь на свой разум и на знание того, что произошло в дальнейшем, я восстановил истинный ход событий. Наблюдайте и судите сами. Трое военных остались в комнате, а мальчик выскользнул за дверь, чтобы найти своего хозяина.

Раз или два боязливо оглянувшись на нас, он широкими шагами направился к двери. Затем выпрямился и сказал мне:

– За дверями кабинета он обнаружил вас, трясущегося от страха. Вы все подслушали – как и было задумано – и понимаете, что ваша жизнь, а также вашей жены и детей висит на волоске. Но как бежать и доставить их в безопасное место? Путь к задней двери лежит через эту комнату, а здесь полно солдат. Но даже если вы доберетесь до задней двери, у ворот, ведущих на площадь, поставлен часовой. Он открыл дверь, и мы перешли в холл.

– В этот миг кто-то стучит в окно. Вы открываете. Я заколебался, и он повторил подсказку:

– Вы открываете.

Я сделал вид, будто открываю створку окна, попутно заметив, что она приколочена гвоздями. Мне вспомнились слова Куитрегарда о том, к каким изощренным мерам прибегает старый джентльмен, дабы обезопасить себя от взломщиков.

– За окном находится Холлингрейк, – проворно шепнул хозяин, кивком призывая Остина включиться в игру.– На нем высокая шляпа и светло-красный плащ с высоким воротником. Вы радуетесь, видя его. В один миг вы забываете о своем недоверии к нему. Как быстро мы прощаем себе обиды, причиненные ближним, , когда возникает нужда в помощи последних! Вы просите помочь вам бежать, и Холлингрейк отвечает, что затем и явился.– Он помедлил, ожидая, что заговорит Остин. Однако мой друг ответил ему сердитым взглядом. Старик невозмутимо продолжал: – Холлингрейк влезает в окно и сообщает что-то очень приятное для вашего слуха.

Он замолк, но Остин не поддержал реплику.

– Он говорит, что разработал план вашего бегства. По его словам, часовой у задних ворот только что разрешил ему войти и, без сомнения, позволит беспрепятственно выйти. Вы мгновенно понимаете, что задумал казначей. Холлингрейк, соответственно, отдает вам свои, очень приметные, шляпу и плащ, и они с мальчиком помогают вам вылезти из окна. На задворках вашего сознания мелькает вопрос, чем таким тяжелым наполнены карманы плаща. Мальчик следит, как вы спешите мимо ни о чем не подозревающего солдата. Еще через несколько мгновений он видит, как я, офицер, и двое солдат выбегаем из дома вам вдогонку. Мы ожидали вашего появления!

– Я попался в ловушку! – мрачно произнес я.

– Минуты через две мальчик слышит ружейные выстрелы. Он выбегает на площадь: вы лежите в дверях клуатра, окруженный солдатами. Поблизости теснятся пораженные горожане. Я обшариваю карманы вашего плаща и – о стыд! – достаю несколько крупных драгоценных камней и предметы золотой утвари из собора. Я не верю собственным глазам. Показываю находку горожанам, они узнают драгоценности и ужасаются. Вы не можете произнести ни слова, но, истекая кровью, свидетельствуете свой позор.

– Бедняга Фрит, – вырвалось у меня.

Что бы он ни натворил в свое время, такая постыдная и несправедливая смерть делала его достойным жалости. Лежать, чувствуя, как жизнь утекает из твоего тела через отверстые раны, и знать, что ты останешься в людской памяти трусливым воришкой.

Старый джентльмен ухмыльнулся:

– Даже поваренок, главный свидетель происшедшего, не понял, что случилось на самом деле.

– Но есть и другой рассказ, противоречащий этому, – запротестовал я и поведал ему о письме антиквария.– Согласно свидетельствам, о которых говорится в письме Пеппердайна, Фрит увидел, как солдаты грабят библиотеку, и выбежал, чтобы их остановить. Таким образом, он умер как доблестный ученый муж, обороняя книги.

Хозяин громко и презрительно фыркнул:

– Вздор! Библиотека из дома не видна.

– Вы уверены?

– Пойдемте, я вам покажу. Лучше всего площадь видна из столовой, и если и там библиотека окажется недоступной глазу, значит, в других комнатах и делать.нечего.

Мы направились по коридору, но тут Остин вскрикнул:

– Что вы делаете? Туда нельзя! Вы не столовую имели в виду!

Мистер Стоунекс взглянул на него спокойно и холодно:

– Нет, я имел в виду именно столовую.

– Кабинет, вы хотели сказать.

– Ничего подобного.– Он улыбнулся мне.– Там окна выходят на улицу.

– Здесь был кабинет настоятеля? – Я указал на дверь позади нас.

Он кивнул.

– Можно мне взглянуть? Я хотел бы проверить вашу гипотезу, что настоятель слышал, как офицер приказывал взять его заложником и, вполне вероятно, убить.

– Пожалуйста-пожалуйста.– Он стал рыться в кармане.– Эта комната всегда на замке.– На его лице появилась гримаса огорчения.– Жаль, но у меня нет при себе ключа. Я могу сходить за ним наверх, если это доставит вам удовольствие.

– Ни в коем случае, не стоит беспокоиться.– Я удивился, поскольку Куитрегард говорил, что мистер Стоунекс всегда носит ключи на цепочке.

С подчеркнутым равнодушием пожав плечами, он повел нас дальше по коридору. Спустившись затем на пару ступенек, он открыл дверь и впустил нас в столовую. Комната была большая, но с низким потолком и темная, с единственным тусклым источником света в дальнем конце. Стены были отделаны дубовыми панелями; в центре, занимая почти всю длину комнаты, помещался длинный стол. В конце стола, ближе к окну, догорала единственная свеча. Выглянув в окно, я убедился, что прямо перед ним находится собор, огромный и заслоняющий почти все остальное.

Приглядевшись, я с трудом различил в глубоких сумерках краешек библиотеки, выступавший из-за угла дома капитула.

– Дверь библиотеки много левее, ее не видно. Ее заслоняет дом капитула, – пояснил старый джентльмен, выглядывая из-за моего плеча.

Пришлось признать, что он прав. Осмотрев площадь, я установил, что отсюда видно одно из верхних окон дома Остина. Я сообразил, что это, должно быть, окно гостиной.

Тем временем свеча на столе оплыла и погасла.

Хозяин зажег газовый рожок, в его свете мне бросился в глаза портрет, висевший рядом. Проследив мой взгляд, хозяин пояснил:

– Это мой отец в молодости.

На портрете был изображен юноша в костюме, какие носили на рубеже веков. Тонкое, даже несколько женственное лицо говорило о любви к удовольствиям, но едва заметный звериный оскал не сулил ничего доброго тому, кто встал бы на пути этого человека. Рассматривая портрет, я решил, что улавливаю, несмотря на разницу в возрасте, сходство с нашим хозяином.

– Он был красивым мужчиной.

– Без сомнения, он разбил немало девичьих сердец. – Старый джентльмен усмехнулся.– Он провел бурную юность, то и дело впутываясь в неприятные истории. Несколько раз дрался на дуэли с разъяренными братьями и любовниками и почти вчистую промотал свое наследство. Однако он вовремя одумался, заключил выгодный брак и до конца жизни занимался отцовским банком. К сожалению, умер он молодым – следствие прежнего беспутства.

– Вы его помните? Он кивнул:

– Когда он умер, я был очень молод, но воспоминаний сохранилось немало. Он всегда искрился весельем. При его жизни дом был наполнен хлопотливыми слугами, звучала музыка, расхаживали нарядные гости, сияли огни, устраивались приемы, карточные вечера, обеды. Весь день и до поздней ночи приезжали и уезжали красивые кареты.