Вдруг в штольне раздались топающие шаги, а за ними и громкий крик.

— Войска правительства! Они обнаружили штольню! Мы должны бежать…

Гален Ратвен знал, что его приверженец прав. Вернуться назад они не могли, путь был перекрыт. Итак, они могли бежать только вперед. Против своей воли Гален Ратвен должен был вновь признать, что они проиграли.

Уцелевшие после обвала мрачно достали свое оружие и потом бросились навстречу нападавшему на них противнику вслед за Галеном. Они миновали место, где создатели штольни устроили смертельную западню, и сразу же наткнулись на врага, который с численным превосходством бросился в ход.

Раздался громкий выстрел, и один из повстанцев упал на землю. Через пыльную завесу, которая все еще висела в воздухе, можно было разобрать черные мундиры гвардии — шотландских солдат, состоявших на службе у британской короны и воюющих с собственными земляками.

Гален Ратвен вытащил кремниевый пистолет и стал отстреливаться. Раздался глухой треск, отразившийся эхом под низким потолком, и один из солдат упал на землю. Издав пронзительный крик, Ратвен бросился на своих врагов, которые в его глазах были предателями и заслуживали, смерти. О мече он не мог сейчас думать — развязалась битва не на жизнь, а на смерть.

После своего внезапного нападения гвардейцы отступили назад. Они не рассчитывали на то, что сопротивление в штольне примет самый отчаянный характер. С мужеством отчаявшихся повстанцы сражались с солдатами. Гален Ратвен, с залитым кровью лицом и переполненный ненавистью, стоял во главе отряда.

Свой пистолет он давно отбросил в сторону, так как совершенно не оставалось времени его перезаряжать и он стал бесполезен. Вместо этого он размахивал саблей и бушевал среди рядов солдат, как впавший в неистовство воин. Обратного пути у повстанцев не было: их единственная возможность состояла в том, чтобы освободить себе путь наружу, пусть даже ценой больших потерь. Солдаты вновь разрядили свои орудия в непосредственной близости и выпустили смертельные ядра. Крик раненых раздался повсюду, и едкий дым пороха наполнил воздух.

Гален Ратвен почти ничего не видел. Он размахивал саблей по сторонам, охваченный слепой яростью. Он едва замечал, встречал ли его клинок сопротивление или же рубил мясо и кости. Свинцовые пули, свистевшие в воздухе, не задевали его. Отчаянию Галена не было границ, и все его существо жаждало мести. Мести за предательство шотландского народа, мести за крах честолюбивых планов, мести за смерть друида. Враг уверенно продвигался, но он не победит. Гален Ратвен был полон решимости бороться за дело братства до последнего вздоха.

Он слышал, как кричали его соратники, видел, как они гибли под пулями и ядрами гвардейцев. Самоотверженно он продолжал бороться и был неудержим в своей ярости — но тут лихорадка боя вдруг закончилась.

Тяжело дыша, Гален Ратвен стоял в штольне с горящим факелом в одной руке и окровавленным клинком в другой. Кровь бешено колотилась у него в жилах, длинные волосы свисали мокрыми прядями вниз, лицо было вымазано кровью. В панике он развернулся вокруг своей оси, осмотрелся — пока не осознал, что он единственный, кто стоит на ногах. Остальные, враги и друзья, лежали на земле, не двигаясь или истекая собственной кровью. Пустая и неохраняемая штольня лежала перед ним — и Гален Ратвен пустился наутек.

Большими прыжками он побежал по ходу так быстро, насколько ему позволяли его уставшие ноги. Наконец он достиг выхода и выбрался наверх по ступеням, вырубленным в скале. Так он добрался до камина, куда упирался потайной ход. Вход был открыт, перед ним лежали трупы двоих сторожевых, которых граф выставил для охраны штольни. Гвардейцы убили их.

Зал постоялого двора был пуст, столы и стулья перевернуты. С улицы доносились громкие крики, выстрелы и гром орудий звучали вдалеке.

Быстро Гален Ратвен закрыл вход каминной решеткой. Потом он схватил свою саблю и использовал ее, чтобы процарапать таинственные знаки на гербе, который украшал камин на дымоходе. Теперь было слишком опасно возвращаться обратно и забирать меч, была велика вероятность того, что он будет схвачен и меч попадет в руки противника. Но когда-нибудь наступит для этого время, когда-нибудь…

Со звоном разбилось оконное стекло, когда предательская пуля попала в него. Гален Ратвен обернулся. Ему нужно было бежать, прежде чем он попадет в руки правительственным войскам. Но он вернется, чтобы забрать то, что по праву принадлежит ему и его сподвижникам.

Меч и власть.

С саблей в руке он побежал к двери, приоткрыл ее на ширину щели и выглянул наружу. Хаос царил на улицах. Горожане забаррикадировались в своих домах, пока воины кланов Камерона и Гранта оказывали правительственным войскам разрозненное сопротивление. Гвардейцы продвигались вперед, вокруг были слышны крики и выстрелы.

Гален Ратвен обождал, пока наступит подходящий момент, потом быстро выскочил наружу, желая проскользнуть вдоль стены дома в следующую нишу, чтобы найти там убежище.

— Эй! — услышал он резкий окрик и понял, что совершил смертельную ошибку.

Последнее, что он видел, было темное дуло мушкета. Затем грянул выстрел.

Громкий звук вывел Мэри от ее обморока. Слегка приподнявшись, она огляделась по сторонам и удостоверилась, что она больше не находится на улицах Эдинбурга, где шли ожесточенные бои. Снова ей приснился сон, казавшийся абсолютно реальным, и она решила, что действительно находилась там.

Однако реальность была не менее ужасна: Малькольм Ратвен стоял перед ней и, переполненный ненавистью, глядел на нее. Возле него был один из его приверженцев, одетый в черный плащ и черную маску братства.

— Где он? — хотел знать Малькольм. — И я не советую тебе снова падать в обморок.

— О чем ты говоришь?

— Меч, — настаивал Малькольм. — Ты знаешь, что мы его ищем. Ты читала записки Гвеннет. Там есть указание об его местонахождении?

— Ты знаешь, где записи, — упрямо ответила Мэри. — Прочитай их сам.

Но Малькольм Ратвен не желал, чтобы его выводили из игры. Он склонился над ней, схватил ее за волосы и дернул голову назад, так что ее горло беззащитно открылось для него. Затем он снова достал кинжал и приставил его к горлу.

— Для этого нет времени, и я не испытываю больше желания, чтобы ты водила меня за нос, — злобно сказал он. — Итак, говори мне живо, были ли в записках указания, где находится меч рун.

— Нет, — прошептала Мэри.

— Ты лжешь! Подлая продажная девка, ты не выставишь меня снова на посмешище всем. Скорее я перережу тебе глотку, ты поняла?

Мэри с трудом удалось изобразить подобие судорожного кивка, потому что он безжалостно тянул ее за волосы вниз. Слезы выступили у нее на глазах.

— В записках… ничего не сказано… о мече, — выговорила она.

— Ложь! Все ложь! — закричал Ратвен срывающимся голосом и потянул еще сильнее ее за волосы.

— Сон, — выкрикнула Мэри. — Мне приснился… сон.

— Что за сон?

— Видение… я вижу прошлое…

— Что за сказки ты опять выдумываешь?

— Это не ложь… правда… я видела.

— Меч?

— Да.

— Где? Когда?

— Эдинбург… Якобиты…

— Ты лжешь!

— Нет… говорю правду, — кряхтя, уверяла его Мэри. — Там был один мужчина.

— Что за мужчина?

— … я уже видела его прежде, в другом сне… Его спутник обращался к нему «граф»…

Вдруг Малькольм ослабил свой захват, убрал кинжал и обменялся с человеком в плаще долгими, удивленными взглядами.

— Как выглядел этот граф?

Мэри закашляла и несколько раз глубоко вздохнула, прежде чем снова могла говорить.

— Он был очень худой, почти истощенный, — вспомнила она и отчетливо увидела старика перед собой. — У него были седые волосы и борода, сколько ему лет, было трудно определить. У него был узкий рот, а во взгляде что-то пугающее…

— Несведущая баба, — с гневом прикрикнул Малькольм. — Ты видела основателя нашего братства. Князя Калона, лорда Орога, Гая Атера Максимуса, графа Милленкорта — он в ходе столетий принимал различные имена и титулы, чтобы, не привлекая к себе внимания, находиться среди людей. Он был тем, кто основал наше братство и придал ему власть и уважение.