В Донбассе Стаханов сначала занимал должность заместителя управляющего угольным трестом в городе Чистякове (затем — Торез), потом пересел в кресло главного инженера. Поначалу жил в гостинице, потом поселился в неотремонтированный старый домик барачного типа с печным отоплением и удобствами во дворе. И это после стольких лет жизни в столице, в роскошной квартире в правительственном доме! Жил один-одинешенек, всеми позабытый на шестом десятке лет. Даже местные власти не замечали Стаханова. И только два человека поддерживали бывшего кумира миллионов: секретарь парткома шахтоуправления "Торезское" Сергей Любенков да новая жена, которую Стаханов нашел здесь же — в Чистякове.

Первый звонок о том, что про Стаханова опять вспомнили, прозвучал, как уже говорилось, в 68-м году, когда его пригласили на Устный выпуск газеты "Труд". В прессе вновь замелькало его имя. А два года спустя его наградили званием Героя Социалистического Труда. Награду ему вручали в Кремле, где он в последний раз был лет эдак двадцать, а то и поболее, назад. К сожалению, награда не принесет Стаханову радости: под впечатлением этого события у него случится нервное расстройство, и он угодит в психушку. Но об этом рассказ впереди, а пока вернемся в сентябрь 70-го.

25 сентября в Центральном доме журналиста состоялась пресс-конференция по поводу создания новой лотереи — "Спортлото", билеты которой должны были распространяться с октября. Нынешнее молодое поколение почти ничего про нее не знает, однако в течение четверти века эта лотерея была очень популярна. Суть ее состояла в следующем. Как известно, всего в спорте 49 видов. На билетах "Спортлото" надо было угадать от 6 до 3 номеров. В зависимости от сложности задания формировался и выигрыш: угадал три номера — получи 3 рубля, шесть — уже 500. Насколько мне помнится, в первое время существования "Спортлото" мой отец несколько раз покупал билеты этой лотереи, но ни разу не выиграл больше трех рублей. И так было у большинства покупателей, что все равно ничуть не влияло на огромную популярность лотереи.

Тем временем в Москве начинается новый театральный сезон. Театр на Таганке открыл его 18 сентября премьерой спектакля Юрия Любимова "Что делать?" по Н. Чернышевскому. В зале был аншлаг, впрочем, как и на всех постановках этого театра. Это один из немногих столичных театров, где люди простаивают ночи напролет, чтобы достать желанный билет на любой спектакль.

В другом театре — Малом — обстановка крайне напряженная. Туда приглашен новый главреж — Борис Равенских из Театра им. Пушкина, — который с первых же дней своего пребывания в Малом встречается с серьезным сопротивлением внутри коллектива. В числе недовольных — патриарх театра Михаил Царев. Еще в 64-м году он был освобожден с поста директора театра по единодушному предложению партбюро театра, выраженному непосредственно министру культуры Екатерине Фурцевой. Однако Царев, перестав директорствовать, номинально продолжал властвовать внутри коллектива, лелея надежду вернуть себе кресло директора. В сентябре 70-го он был в двух шагах от него, потеснив трех других претендентов на этот пост: Жарова, Солодовникова и Колеватова. Однако из-за прихода Равенских все сорвалось — выборы директора не состоялись, и корзина цветов, предназначенная для Царева, пока так и осталась неподнесенной (пишу "пока", поскольку ровно через месяц Царева все-таки изберут директором).

Кроме этого, Равенских задумал вернуть в театр Бориса Бабочкина, которого те же Царев и Жаров терпеть не могли и сделали многое для того, чтобы тот год назад покинул их коллектив. И вот на тебе: все старания коту под хвост! Плюс ко всему из-за назначения Бабочкина подал заявление об уходе режиссер Варпаховский. Короче, с приходом нового режиссера обстановка в Малом складывалась весьма непростая.

26 сентября на Большой спортивной арене в Лужниках состоялся очередной матч футбольного первенства страны между столичным "Торпедо" и минским "Динамо". Матч не привлек к себе внимания публики — на стотысячной арене присутствовало всего-то восемь тысяч болельщиков. Однако если бы футбольная публика знала, что этому матчу суждено войти в историю, она бы наверняка его не проигнорировала. Дело в том, что в этом матче свою последнюю официальную игру провел выдающийся игрок Эдуард Стрельцов.

Еще в январе Стрельцов залечил травму ахилла, полученную в игре за дубль (его подрезал славившийся грубой игрой столичный "динамовец" Никулин), и вновь вернулся в состав "Торпедо". Однако играл блекло. Он не забил ни одного мяча в прошлом сезоне, не складывалось у него и в этом. Причины были разные. Тут и лишний вес (хотя в его прибавке были объективные причины — годы, проведенные в неволе (1958–1963), сказались на обмене веществ), и предвзятое отношение тренера, который то ставил Стрельцова на игру, то оставлял в запасе. А это всегда бьет по нервам игрока — уверенности-то нет. Стрельцов подумывал было уйти в другую команду, однако автозаводское руководство делать это ему запретило. Мол, ты начинал в "Торпедо", здесь и закончишь. Он и закончил. Сначала перестал играть за дубль, а потом и в основном составе. Вскоре после того памятного матча с минчанами (его торпедовцы проиграли 0:1) Стрельцов однажды позвонил тренеру Иванову и спросил, приезжать ли ему на сборы в Мячково. Тренер безразлично ответил: "Как хочешь". Стрельцов не поехал. Говорят, когда кто-то из игроков высшей лиги узнал, что великий Стрелец закончил играть, а ему даже проводов не устроили, он с грустью заметил: "Если с самим Стрельцовым так поступили, то нас и подавно метлой погонят".

Повесив бутсы на гвоздь, Стрельцов пойдет учиться. Он станет студентом Смоленского института физкультуры (его филиал находился в подмосковной Малаховке). Правда, гранит науки Стрельцов будет грызть без особого усердия. В занятия он долго не сможет втянуться, хотя в институт ездить будет с охотой — на людях легче развеяться, прогнать из головы невеселые мысли, связанные с уходом из, большого футбола. В родное "Торпедо" примерно на год он забудет дорогу вовсе, даже в повседневной жизни ни с кем из игроков не будет общаться. Сделать это будет не трудно, поскольку теперь Стрельцов жил не возле стадиона "Торпедо" на Автозаводской, а совсем в иных краях — у Курского вокзала. Он и на игры практически перестанет ходить, предпочитая смотреть их по "ящику".

Но вернемся в сентябрь 70-го.

В тот день, когда Стрельцов сыграл свой последний официальный матч, Луганск содрогнулся от очередного убийства. Как мы помним, в последний раз тамошний маньяк лишил жизни свою очередную жертву 4 июля, и с тех пор убийств на сексуальной почве в городе не было. Но 26 сентября была изнасилована и убита рабочая завода имени Октябрьской революции, возвращавшаяся домой со второй смены. Ее нашли удушенной невдалеке от трамвайной остановки. На месте преступления был найден шнурок от спортивной обуви, которым связывались руки потерпевшей. У жертвы были похищены часы, кольцо, дамская сумка, чулки и кофта.

При обходах сыщики выяснили, что буквально за несколько дней до этого убийства в этом же районе некто неизвестный пытался изнасиловать еще одну женщину. Ее нашли и допросили. Она рассказала, что нападение произошло поздно вечером, когда она возвращалась домой. Кто-то напал на нее сзади, согнутой в локте рукой придавил за горло, повалил на землю и, заломив руки за спину, начал связывать. Однако на ее крик из ближайшего дома вышли люди, и преступник поспешил ретироваться. Описать его приметы потерпевшая не могла. Однако ее показания натолкнули сыщиков на внезапную мысль: если преступник использует так называемый "стальной зажим", не означает ли это, что он имеет какое-то отношение к спорту, в частности к борьбе самбо? На это указывал и найденный на месте последнего преступления шнурок от спортивной обуви. Стали проверять в этом направлении: просеяли все секции борьбы в городе, показали тамошним тренерам пиджак преступника. Но и здесь розыскников постигла неудача. С момента начала поисков маньяка минуло уже полгода.