— Но сегодня выходной, я с женой иду в гости, — попытался возразить Хрущев. — Давайте встретимся на следующей неделе.

— Нет, нет, — заторопился чекист, — дело чрезвычайной важности. Произошли некоторые события, я не могу говорить по телефону. Я вас очень прошу.

Понимая, что от собеседника все равно не отвяжешься, Хрущев согласился. На этот раз чекист назначил встречу непосредственно в своем ведомстве — на Лубянке. Когда Хрущев подъехал к зданию, у нужной двери его ждал провожатый — второй чекист из гостиницы «Москва». Вместе с ним гость вошел в здание и поднялся на нужный этаж.

Как оказалось, с Хрущевым захотел встретиться сам заместитель начальника 5-го (идеологического) управления КГБ. После короткого разговора о том о сем хозяин кабинета внезапно спросил:

— Скажите, Сергей Никитич, где в настоящее время хранятся мемуары Никиты Сергеевича?

Хрущев насторожился. Еще раньше, продумывая варианты поведения, он решил не врать. Поэтому ответил:

— Часть мемуаров хранится у меня, часть — на даче в сейфе у Никиты Сергеевича.

— Вы знаете, — хозяин кабинета понизил голос и слегка подался вперед, — к нам поступили сведения, что материалы у вас хотят похитить агенты иностранных разведок. Как они у вас хранятся?

— Хорошо хранятся, — ответил Хрущев. — Я их храню в закрытом книжном шкафу. Но это, конечно, не главное. Я живу в доме, где проживают члены Политбюро. Дом тщательно охраняется КГБ. Есть пост у входа, и часовой ходит вокруг дома. Проникнуть в квартиру, чтобы похитить у меня материалы, иностранным агентам будет так же трудно, как и в это ваше здание.

— Ну, знаете, для профессионалов не существует ни охраны, ни замков, — попытался возразить Хрущеву хозяин кабинета.

После этого он выдержал небольшую паузу и перешел на язык официального протокола:

— Мемуары Никиты Сергеевича имеют большое государственное значение, поэтому в Центральном Комитете принято решение по выздоровлении Никиты Сергеевича выделить ему в помощь секретаря и машинистку для продолжения работы.

Затем от имени все того же ЦК чекист попросил у гостя сдать хранящиеся у него материалы, с тем чтобы никто не смог их похитить.

— Я говорю с вами совершенно официально, как представитель Центрального Комитета.

Все материалы в целости и сохранности по описи будут возвращены вашему отцу для продолжения работы, — заключил хозяин кабинета.

В течение нескольких минут Хрущев прикидывал все «за» и «против» этого предложения. С одной стороны, он боялся без ведома отца отдавать мемуары в руки КГБ, с другой — всерьез опасался, что с ними действительно что-то может произойти. Чем черт не шутит? К тому же было ясно, что КГБ от своего желания завладеть ими все равно не отступит. В конце концов Хрущев согласился. При этом он признался, что часть материалов находится не у него, а в доме у Леоноры Финогеновой. Мол, потребуется заехать к ней.

— Мы там уже были, — ошарашил его признанием хозяин кабинета.

— Это нечестно, вы не имели права! — возмутился Хрущев. — Вы должны были действовать только через меня.

Хозяин кабинета попытался сгладить допущенную неловкость, сказав, что все понимает, но время не ждет. Дорога каждая минута. Мол, существует реальная угроза того, что материалы может похитить иностранная разведка.

Хозяин кабинета говорил об этом так убежденно, что развеял последние сомнения гостя. Хрущев рассказал еще об одной «заначке» — в доме у сценариста Вадима Трунина.

— А где он живет? — спросил чекист.

— Точного адреса я не знаю — где-то в районе Варшавки. Но у меня есть его телефон.

Тот человек, что привел его в этот кабинет, записал номер телефона Трунина и вышел из кабинета, чтобы проверить, на месте ли его хозяин. Оказалось, что нет — уехал в командировку, будет через неделю.

— Придется, пока его нет, выставить охрану возле его дома, — произнес хозяин кабинета. — А вы, Сергей Никитич, должны сдать свои материалы сегодня.

Примерно через полчаса Хрущев уже выкладывал перед чекистом, приехавшим к нему домой, все находившиеся у него материалы: катушки с пленками, черновики с отредактированным текстом. Затем Хрущев составил расписку со следующим текстом: «В целях обеспечения сохранности и во избежание захвата иностранными разведками органы государственной безопасности обратились ко мне с требованием передать им мемуары моего отца, Хрущева Никиты Сергеевича».

Но этот текст не удовлетворил чекиста, и он предложил собственный: «Хрущевым Сергеем Никитичем 11.07.70 г. по просьбе представителей Госбезопасности, в целях обеспечения сохранности и безопасности, переданы на хранение магнитофонные пленки и текст, содержащий мемуарные материалы Хрущева Никиты Сергеевича. Материалы переданы лично таким-то и таким-то (фамилии чекистов). Магнитофонные пленки на бобинах диаметром 13 см — 18 штук, на бобинах диаметром 18 см — 10 штук, печатные материалы в 16 папках общим объемом в 2810 страниц. Кроме того, в КГБ переданы Финогеновой Леонорой Никифоровной, работающей по моей просьбе над мемуарными материалами, 6 больших бобин с продиктованным текстом и 929 страниц печатных материалов. Часть отпечатанных материалов в количестве 10 папок, примерно полтора экземпляра мемуаров, мною были переданы осенью 1969 года для литературной обработки писателю Трунину Вадиму Васильевичу, которые по его возвращении в Москву также будут сданы на хранение в КГБ. Кроме вышеуказанных лиц, материалы никому не передавались. Все перечисленные материалы будут возвращены автору по его выздоровлении. 11 июля 1970 г.».

Однако той же ночью, долго мучаясь над вопросом, правильно ли он сделал, что без ведома отца отдал мемуары в руки КГБ, Хрущев пришел к выводу, что он поступил опрометчиво. Гарантии, что чекисты не обманули его, рассказывая о происках вражеской разведки, не было, а значит, и не было гарантии, что мемуары ему вернут в целости и сохранности. Слава богу, копии мемуаров некоторое время назад удалось благополучно переправить на Запад. Поэтому той же ночью Хрущев принял окончательное решение: дать добро на публикацию книги за границей.

Во вторник, 14 июля, в далеком Красноуфимске, что в Свердловской области, съемочная группа фильма «Тени исчезают в полдень» приступила к натурным съемкам. Знакомые нам теперь эпизоды, происходящие в Зеленом Доле, снимали в деревне Петуховка. Экспедиция продлится до 16 сентября.

В тот же день в Москве должна была состояться 1-я сессия Верховного Совета 8-го созыва, и накануне в столицу стали съезжаться делегаты со всей страны. Был среди них и глава Ставропольского крайкома КПСС Михаил Горбачев. В Москве ему предстояло пройти проверку, устроенную более опытными коллегами. Вот как он сам вспоминает об этом:

«При размещении секретарей действовали неписаные, но четко соблюдаемые правила. Селились они в гостинице «Москва». Обычно первому секретарю полагался одноместный номер, а за «ведущими» закрепляли «люксы». В один из таких «люксов» мы и пришли с Золотухиным (секретарь Краснодарского крайкома КПСС. — Ф. Р.). Не знаю, так было спланировано или мы просто опоздали, но по всему было видно, что присутствовавшие там оренбургский секретарь Александр Власович Коваленко, саратовский — Алексей Иванович Шибаев, алтайский — Александр Васильевич Георгиев, кажется, ростовский — Иван Афанасьевич Бондаренко и сахалинский —. Павел Артемович Леонов провели за столом изрядное время. Все они находились в достаточно разгоряченном состоянии, говорили громко и одновременно, как обычно, не очень слушая друг друга…

Как только мы с Золотухиным вошли в «люкс», я сразу понял, к кому и куда попал. Знакомство, как во времена Петра Первого, началось с того, что мне дали большой фужер, до краев наполненный водкой, и таким образом предложили присоединиться к общему застолью. Я немного отпил и поставил фужер на стол, чем вызвал всеобщую настороженность.

— Это что ж такое? — не скрывая неудовольствия, спросил Коваленко.

— А у меня своя система, — ответил я. — Постепенно, но неуклонно.