Тем временем в Советском Союзе вовсю свирепствует эпидемии холеры. Вспыхивает она сразу в нескольких местах — в Астрахани, Волгограде, Ростове-на-Дону, Одессе. Особенно тяжко приходилось последней, которая всегда славилась своим многолюдием и гостеприимством, А теперь это был пустой и притихший город. Чтобы вселить в людей оптимизм, городские власти приняли решение обратиться к местным юмористам, чтобы они встряхнули народ — показали несколько спектаклей. Первыми откликнулись Михаил Жванецкий, Роман Карцев и Виктор Ильченко (двое последних только-только вернулись из Ленинграда, уйдя от Аркадия Райкина).

Вспоминает Р. Карцев: «Это было хорошее время — в Одессе была холера! Сбежал наш режиссер, испугавшись эпидемии. И мы втроем, без режиссера, сделали первый спектакль «Как пройти на Дерибасовскую?». Это был лучший спектакль в нашей жизни. Публика буквально уползала! Я не имею в виду какое-то особое мастерство или глубину этого спектакля. Нет, просто он был очень смешной! Там же были 20 наших, как теперь говорят, «хитов»: «Авас», «Как это, как это», «Дедушка» и другие…»

Между тем продолжается эпопея с содержанием в психушке Жореса Медведева. Всю первую половину июня многие деятели культуры и науки пытались призвать власти отпустить его на свободу и в конце концов добились своего. Лично Брежнев вмешался в это дело. Вот как вспоминает об этом один из его тогдашних референтов А. Бовин:

«В те дни я делал для Брежнева какую-то бумагу. И когда докладывал ее, заметил, зря все это с Медведевым, себе же хуже делаем…

У Брежнева была такая привычка: ты ему что-то толкуешь, а он сидит с невозмутимым лицом и никак не реагирует на сказанное. Долго «переваривал». А тут, уж не знаю почему, он сразу при мне позвонил по селектору Андропову. И спросил его:

— Это ты дал команду по Медведеву? Ответ прозвучал примерно так:

— Нет, это управление перестаралось. Мне уже звонили из Академии наук. Я разберусь.

Мне Брежнев так ничего и не сказал, но дал возможность убедиться, что он «вник» в ситуацию…»

В результате вмешательства Брежнева 17 июня Жореса Медведева выпустили из психушки.

В это время Театр имени Вахтангова находился с гастролями в Новосибирске. 18 июня одной из ведущих актрис этого театра — Валентине Малявиной — исполнилось 29 лет. Дата не круглая, но коллеги именинницы решили отметить ее с большим размахом. Был накрыт роскошный стол, Малявину буквально завалили цветами. А потом Александр Кайдановский, который, как мы помним, испытывал к имениннице особые чувства, пригласил ее в общежитие, где на время гастролей он обитал с друзьями-актерами, и празднество продолжилось. Кайдановский в тот вечер был в ударе: читал стихи, пел собственные песни на стихи Языкова, Пушкина, Пастернака, Ахматовой. Малявиной очень нравилось, как он поет и играет на гитаре. Он пел несколько жестко, но сквозь жесткость проступал характер и глубокий ум. Именно этот вечер станет поворотным в судьбе обоих. Вернувшись в Москву, Малявина сообщит своему мужу, Павлу Арсенову, что полюбила другого человека и уходит к Кайдановскому. Сначала они поселятся в мастерской художника Никиты Лавинского, потом снимут комнату на Воронцовской улице, что у метро «Таганская», затем переедут на Арбат, рядом с Филипповской церковью, где когда-то крестили Малявину. Однако это все произойдет позже, а мы пока вернемся в июнь 70-го.

19 июня в 14.59 завершился космический полет Андриана Николаева и Виталия Севастьянова. Они пробыли в космосе 18 дней, чего до них не делал ни один космонавт. Однако именно поэтому первое время после полета космонавты чувствовали себя неважно и даже подумывали… о смерти. Как вспоминает другой космонавт — А. Елисеев:

«Я встречал экипаж на месте посадки и провел около него первую ночь. Честно признаюсь, не было полной уверенности, что она пройдет благополучно. Ребята не могли стоять на ногах, боялись заснуть из-за опасения, что не смогут больше проснуться. Сердце перестроилось на работу в невесомости и не справлялось с земными нагрузками. Только на шестые сутки оно вышло на почти нормальный режим работы. В этот день космонавты начали ходить и поверили, что организм справился. Но было ясно, что усложнять условия работы сердца больше нельзя…»

В эти же дни в Ялту из Москвы вернулся Александр Збруев. Похоронив мать, он вынужден был вновь включиться в работу — сниматься в комедии «Опекун». Как ни тяжело ему было после такого трагического события изображать беспечного обалдуя Мишу Короедова, но ничего не поделаешь — профессия вынуждала.

В воскресенье, 21 июня, исполнилось 60 лет Александру Твардовскому. По этому случаю власти собирались выделить для празднования зал Чайковского и наградить юбиляра званием Героя Социалистического Труда (дамским именем Гертруда называли его шутники), однако он сам сорвал это мероприятие, вступившись за Жореса Медведева. Произошло это в начале июня. В тот день Рой Медведев заехал на дачу в Пахру к писателю Владимиру Тендрякову, чтобы вместе с ним ехать в Калугу, к брату. А на огороде напротив работал с граблями Твардовский. Он поинтересовался, куда это они собрались ехать. Медведев ему и говорит: «Александр Трифонович, мы едем в Калугу. Вы тоже были у меня в списке на поездку, но я знаю, что у вас на носу юбилей. И я не хочу портить вам праздник». Однако Твардовский отложил грабли и сказал: «Если не я, то кто же?» И отправился в Калугу. Узнав про это, власти отменили и зал Чайковского, и Гертруду.

А теперь послушаем рассказы тех очевидцев, кто был приглашен 21 июня на юбилей Твардовского. Вспоминает Г. Бакланов: «Мы с женой были приглашены на грустное его шестидесятилетие, справлялось оно за городом, на даче. Он, Мария Илларионовна радушно встречали гостей. У большого, во всю террасу, стола хлопотала, еще и еще поднося из кухни, Оля, младшая, особенно, как мне казалось, любимая, даже с какой-то болью любимая дочь. Однажды, в тяжком запое (по времени это совпало с очередным запрещением уже Сданного в набор номера «Нового мира») пригрезилось Александру Трифоновичу, что Оля умерла. И, плача, он рассказывал об этом, и невозможно было его переубедить, пробиться в помраченное сознание, страшно представить, что он тогда пережил.

Гости съезжались, уже было известно, что награда снижена до минимума: орден Трудового Красного Знамени. Ниже — только многоцветный, как мордовский сарафан, новоизобретенный орден Дружбы народов, еще ниже, в самом низу — «Знак Почета», прозванный «Веселые ребята». Орденов не хватало, горстями для ублаготворения швыряли их из кремлевского окна в народ, измысливали новые: беря себе, надо было давать другим. Это про императора Павла сказал Карамзин: «Он отнял у казни стыд, а у награды честь». О чести говорить уже не приходилось, но унизить наградой могли.

Александр Трифонович, виду не подавая, шутил с гостями, но еще не переступил он в себе ту грань, за которой человек свободен. И за стол не садились, ждали Шауро (Василий Шауро с 65-го был заведующим отделом ЦК КПСС, отвечавшим за культуру. — Ф. Р.), слух прошел, что выехал, едет, ему поручено поздравлять…

Больно мне было в тот день за Твардовского, когда мы, в свою очередь виду не подавая, прогуливались по участку, занимали себя разговорами. Трудно отрывал он от себя привычное прошлое. Но отрывал. А только тот и заслуживает уважения, кто себе в ущерб поступает по долгу и совести…»

А теперь послушаем рассказ еще одного гостя — 3. Гердта: «В тот день пришло огромное количество народу. Дивный день, все двери открыты. И вдруг я вижу: входят Рина Зеленая и Котэ (Константин Тапуридзе — муж актрисы. — Ф, Р.)… Я знаю, что они с Твардовским друг другу не представлены. Рина объясняет: мы приехали к вам (к Гердту. — Ф. А) явочным порядком, без звонка. А нам сказали, что все у Твардовских. Вот мы и приперлись! — подытожила Рина… Так ей важно было увидеть Твардовского! Ее, конечно, узнали, тут же усадили, водочки налили… И все жрали от пуза дивные, специально с осени к случаю заготавливаемые грибы! Ну я ее не звал и «пасти» не обязан. Разговариваю себе с Лакшиным. И вдруг она подходит и начинает теребить меня за рубашку: «Зяма, я хочу выступить перед Александром Трифоновичем!» — «Рина, вы сошли с ума, — взорвался я. — Это невозможно! Вы же не идиотка, Рина! Тут собрался цвет русской прозы — и вы с вашими эстрадными штучками?!» — «Но я хочу!» — «Оставьте, я не буду этого делать!» — Я убежал на другой конец участка, она достала меня и там…