Затем последовал звонок самому офтальмологу и просьба принять ее минут на десять в ближайшие дни.

Готовясь к этой встрече, женщина постаралась узнать про знаменитого глазника как можно больше: умен, независим, давно женат, но обстановка в семье на грани развода. Последнее обстоятельство привлекло особенное внимание Ирэн. Поэтому на встречу с Федоровым 23 марта она отправилась в своем лучшем ярко-красном пальто. И вместо оговоренных десяти минут провела в его кабинете… два часа! По словам самой И. Федоровой:

"Я влюбилась в него с первого взгляда. Понимаете, когда я была совсем юной, мне безумно нравился Марлон Брандо. Такой тип мужчины. Так вот, когда я в первый раз увидела Славу, я подумала: "Боже, как он похож на Марлона Брандо!"

Судя по всему, Ирэн сумела произвести на Федорова очень хорошее впечатление, поскольку он, во-первых, и тетю ее прооперировал, и ее саму к себе приблизил. Пока тетя будет лежать в глазной клинике, Ирэн чуть ли не каждый день будет ее там навещать и при этом обязательно заглядывать к Федорову. Он даже будет брать ее с собой на обходы и совещания.

В воскресный день, 24 марта, миллионы советских подростков в 9 часов утра уселись перед телевизором, чтобы в очередной раз посмотреть любимую передачу — "Будильник". Я бы не стал выделять этот выпуск передачи из многих прочих (а за 8 лет существования "Будильника" их было несколько сот), если бы в ней не состоялась премьера нового сюжета — "Любимый внук" с замечательным клоуном Олегом Поповым в роли Внука и А. Алешичевым в роли его Бабушки. Сколько лет прошло с тех пор, а память до сих пор хранит чуть ли не все хохмы, разыгранные в той передаче: Внук смывает кляксы в тетради с помощью стиральной машины, до блеска начищает обувь зубной пастой, убегает от гаишника и т. д. Вроде бы наивные, по сегодняшним меркам, гэги, но с каким восторгом они воспринимались тогдашними детьми. В "Будильник" на имя Внука шли мешки писем! А сейчас кому пишут? Покемону? Ну да ладно…

В эти же дни конца марта Москва полнилась слухами об уникальной операции, которую провели врачи скорой помощи НИИ имени Склифосовского. В роли пациентки выступила 21-летняя москвичка, которой по ее же собственной вине оторвало от плеча левую руку. Пострадавшую доставили в больницу через несколько минут после случившегося, причем левая рука у нее висела всего лишь на одном лоскуте кожи. Ответственный хирург кандидат медицинских наук В. Теряев не решился в одиночку оперировать столь сложную пациентку и вызвал себе на подмогу ученика академика Б. Петровского В. Леменева. Однако и вдвоем они поначалу боялись пришивать руку, поскольку не были уверены в том, что вредные продукты не попадут в кровь (такой случай произошел недавно в одной из больниц). Колебания медиков длились несколько минут, после чего они решили: пришивать (в операции участвовал и третий медик — хирург В. Вершинин).

В течение часа врачи промывали поврежденную руку охлажденными растворами, после чего начали оперировать. В ходе операции больной перелили четыре литра донорской крови. Итог операций: отторжения руки не произошло. Больную после этого отвезут в Институт клинической и экспериментальной хирургии, где она пройдет трехнедельный курс адаптации, а затем вновь вернется долечиваться в Склиф. Но это случится уже в апреле, а пока вернемся в конец марта.

Нешуточные страсти разгорелись вокруг примы Большого театра Галины Вишневской. Тогда на фирме грамзаписи "Мелодия" записывалась опера "Тоска", главную партию в которой на сцене Большого театра великолепно исполняла Вишневская. Однако в случае с "Мелодией" на запись главной партии пригласили другую певицу — Милашкину. Вишневская этого не знала и была крайне удивлена, когда оркестранты сообщили ей эту новость и выразили сожаление, что она отказалась от такой записи. "Я ни от чего не отказывалась, поскольку в первый раз слышу об этом!" — сказала она. "Как не знаете? А нам сказали, что вы сами отказались от этой партии", — пожали плечами оркестранты.

Едва Вишневская приехала к себе домой на Кутузовский проспект, как ей позвонила по телефону одна из музыкальных редакторш студии грамзаписи.

— Галина Павловна, не отказывайтесь от записи, — с ходу начала она уговаривать певицу. — Вы же знаете, что, если мы сейчас не сделаем пластинку, больше "Тоску" на нашей с вами жизни писать уже не будут. Ведь Милашкина записала несколько лет назад, это будет вторая.

— Но я не отказывалась от записи! — сообщила редактору неожиданную новость Вишневская.

— Правда? А нам сказали другое…

Затем было еще несколько подобных звонков, которые окончательно убедили Вишневскую, что оставлять это дело на самотек она не имеет права. В ней взыграла гордость (прима все-таки!), и она решила действовать. Вместе со своим мужем Мстиславом Ростроповичем она направилась прямиком к министру культуры Екатерине Фурцевой, чтобы расставить все точки над "i". Как вспоминает прима, в тот день министр была "поддавши" и плохо понимала, чего от нее хотят просители. Наконец сообразив, в чем дело, она пообещала во всем разобраться. Вишневская с мужем ушли более или менее успокоенные.

Однако спустя два дня Фурцева позвонила Вишневской домой и сообщила, что две записи "Тоски" разрешить не может, что это против всяких правил. Взбешенная Вишневская бросила трубку, не желая больше разговаривать с министром. Тут же она рассказала об этом звонке мужу, и тот позвонил в ЦК Петру Демичеву (вскоре он сменит Фурцеву на посту министра, а пока он возглавляет отдел, занимающийся вопросами культуры), но того на месте не оказалось. Пришлось упрашивать секретаря, чтобы тот сообщил шефу, кто звонил и по какому поводу. Секретарь оказался человеком исполнительным, в итоге через какое-то время Демичев перезвонил Вишневской домой. Та, вся в слезах, рассказала ему о разговоре с Фурцевой. Демичев пообещал разобраться с этим делом немедленно и тут же позвонил министру. Судя по всему, взгрел он ее хорошенько, поскольку спустя каких-нибудь десять-пятнадцать минут после разговора с Демичевым дома у Вишневской вновь зазвонил телефон. Звонила, как вы догадались, Фурцева. Теперь это был уже совершенно другой человек. О своем недавнем запрете записывать пластинку она уже не вспоминала, более того — пообещала ей "зеленую улицу" в этом деле и даже разрешила, чтобы оркестром на записи руководил Ростропович. А следом за министром приме позвонил генеральный директор "Мелодии" Пахомов и назначил окончательную дату записи — ближайший понедельник. Но тут в дело вмешались непредвиденные обстоятельства.

29 марта из Союза в Швейцарию должна была улететь супруга Солженицына. За несколько дней до отъезда она пришла к Вишневской, чтобы проститься. Они устроились на кухне, однако разговаривали исключительно знаками и с помощью надписей на грифельной доске, которую с собой принесла жена писателя-изгнанника. Эта мера предосторожности была неслучайной, поскольку квартира Вишневской прослушивалась КГБ.

В это же самое время группа артистов Большого театра, которая записывала первый вариант "Тоски", тоже не сидела сложа руки. Они отправились в ЦК КПСС к Демичеву и "настучали" на Вишневскую с мужем: мол, они и Солженицына у себя на даче привечали (писатель жил там в течение долгого времени, о чем речь уже велась), а вчера принимали у себя дома его супругу. Резюме: Ростропович не имеет права играть в оркестре Большого театра. Все детали этого разговора на следующий день Вишневской и Ростроповичу рассказал их хороший знакомый и сосед по дому министр внутренних дел СССР Николай Щелоков. Однако артисты отнеслись к его рассказу легкомысленно — им и в голову не могло прийти, что, после того как им дали "добро" на запись и Демичев, и Фурцева, у кого-то поднимется рука ее отменить. Но они ошиблись.

Утром 28 марта они уже собирались выйти из дома, чтобы ехать на студию, как вдруг им позвонил неизвестный доброжелатель и сообщил, чтобы они не тратили напрасно время на поездку — запись отменена. Ростропович попытался по телефону связаться с Фурцевой, но той на месте не оказалось. Не было ее в министерстве и через час, и через два. А когда на следующее утро Ростропович приехал к директору студии Пахомову, тот сообщил ему, что запись "Тоски" отменили потому, что она… не нужна.