Этот ансамбль существовал уже почти четыре года и имел заслуженную славу одного из самых профессиональных коллективов в этом песенном жанре. На тот момент на его счету были такие шлягеры, как "Александрина" (1979), "Косил Ясь конюшину" (1971), "Березовый сок" (1973), "Олеся" (1973). Что касается упомянутого фестиваля, то "Песняры" о своей победе на нем узнали… из газеты. Как гласит легенда, дело было так. Выступив в последнем туре конкурса, ансамбль в тот же день укатил на другой фестиваль советской песни — в польский город Зелена Гура. И там, раскрыв однажды газету "Трибуна работнича", кто-то из "Песняров" ахнул: "Ба, да мы в Минске первое место отхватили!"
На конкурсе был учрежден и приз зрительских симпатий, который завоевал Евгений Мартынов с песней "Баллада о матери" (было собрано около 3 тысяч анкет). Стоит отметить, что Мартынов попал на этот конкурс случайно. Незадолго до его начала он был официально зачислен в штат артистов московского эстрадного оркестра "Советская песня" при Рое-концерте. Получил разовую концертную вокальную ставку солиста оперетты и эстрады в размере 13 рублей, а также разовую инструментальную ставку артиста эстрадного ансамбля в 6 рублей. Однако, став официальным певцом, Мартынов и думать не мог о том, чтобы поехать на Всесоюзный конкурс. Но все решило его выступление в ЦК ВЛКСМ, где он показал несколько своих новых песен: "Балладу о матери" ("Алексей, Алешенька, сынок!.."), "Если сердцем молод" ("Я сегодня там, где метет пурга…"), "Трубку мира" ("Земля, она твоя и моя…"), "А я без Волги просто не могу" и др. Там Мартынову вдруг предложили: "А почему тебе самому не исполнять песни? Вот сесть за фортепиано — и ты будешь автором-исполнителем. Давай выбери несколько своих песен и отправляйся в Минск на конкурс. Вдруг победишь?.."
В работе конкурсного жюри принимали участие очень авторитетные деятели культуры, среди них Игорь Лученок, Юрий Силантьев, Эдуард Хиль; председательствовала Александра Пахмутова. Мартынов кроме двух собственных песен — "Баллада о матери", "Песня о Родине" исполнил и несколько чужих: "Темную ночь" Н. Богословского и "Летят перелетные птицы" М. Блантера. По его же словам:
"Когда я исполнил эти песни на 1-м туре, я прошел на 2-й. — Для меня это было так радостно! Прямо я такой был веселый человек!.. И потом я прошел на 3-й тур. Это для меня вообще была такая радость! Ну неужели, думаю, я такой исполнитель?! И еще меня что обрадовало: я был удостоен звания лауреата, получил 3-ю премию (поделил ее с Ренатом Ибрагимовым), и за песню "Баллада о матери" еще получил хрустальную вазу — приз публики. Столько было аплодисментов! Я же никогда в жизни при таком количестве людей не пел свои песни. Это действительно такое впечатление!.. Оркестр под управлением Юрия Васильевича Силантьева играет "Балладу" в хорошей инструментовке Алексея Мажукова, я пою — и слышу, как меня не отпускают со сцены!
Вот после этого я решил: буду свои песни и сам петь…"
11 июня на репетицию в Театр на Таганке пришел поэт Андрей Вознесенский, который входил в художественный совет этого театра. За кулисами к нему подошел Владимир Высоцкий, который уважал Вознесенского как поэта и лелеял надежду на то, что тот поможет ему "пробить" его собственные произведения в печать. Свидетелем разговора двух поэтов стал Валерий Золотухин, который описывает его так:
"— Володя, приезжай ко мне 14-го на дачу.
— Обязательно, Андрей. Мне тебе нужно много почитать, чтобы ты отобрал для печати, что считаешь… Вот послушай два… Я все равно должен у тебя отобрать полчаса…
И Володя долго читал. А я хохотал. Потому что Андрей слушал и думал о своем. Он звал к себе на дачу, чтоб подумать о 500-м спектакле "Антимиров". А Володя — о своем. А я — о своем. Позвонил в журнал: поехать на банкет "Юности" не могу, играю за Бортника, которого, кажется, уволили". (Актера Ивана Бортника в театре все-таки оставят. — Ф.Р.)
11 июня аврал случился на съемках многосерийного телефильма (13 серий) "Хождение по мукам", который по заказу Гостелерадио снимал на "Мосфильме" Василий Ордынский. Работа над картиной началась в конце июня 72-го. Однако уже через полтора месяца работа встала — Ордынского свалил инфаркт. Простой продолжался аж 5 месяцев, после чего съемки вновь возобновились. Они шли пять месяцев, пока из строя внезапно не выбыл еще один участник съемок — на этот раз исполнитель роли Телегина Юрий Соломин. Будучи на гастролях в Киеве, он играл премьерный спектакль "Пучина" и прямо на сцене почувствовал дикие боли. Его буквально вынесли на руках коллеги, погрузили в карету "Скорой помощи" и отправили в больницу. Оказалось, что у него не просто аппендицит, но и перитонит. Артиста немедленно прооперировали, и в течение двух месяцев он вынужден был находиться на больничной койке. Естественно, ни о каком участии в съемках речи быть не могло, и съемочной группе фильма "Хождение по мукам" вновь резко пришлось менять все свои планы.
В отличие от Юрия Соломина, у Людмилы Гурченко в те дни все ладится: после длительного актерского простоя она теперь снималась сразу в трех фильмах ("Дети Ванюшина", "Открытая книга", "Старые стены"), причем в последнем играла главную роль, чего с ней не случалось около десяти лет. 12 июня Гурченко приехала домой со съемок в прекрасном расположении духа. Дома ее встретил отец, приехавший к дочери из Харькова. Далее послушаем рассказ самой актрисы:
"С утра папа принял горячую ванну, как всегда. Я его накормила, расспросила о работе, о здоровье… Папа был "радый", что я с ним, что я наконец-то приехала.
Он попросил сделать музыку потише.
— Што ето теперь за музыка? Так гремит…
— Папочка, это опера "Иисус Христос". (Премьера рок-оперы Эндрю Ллойд Уэбстера "Jesus Christ Superstar" состоялась в Нью-Йорке 20 октября 1971 года и до России добралась на магнитных лентах с некоторым опозданием. — Ф.Р.)
— Як, опера про бога?
— Да, американская рок-опера.
— Во, што уздумали американцы. И ув опири до бога добралися!
Это его очень заинтересовало. Папа, порозовевший после "бани", в сатиновых трусах до колен, сидел на хрупком старинном диванчике. Над головой висел "слесарь", на руках у него сидел Эдик (карликовый пинчер. — Ф.Р.), на стол я поставила перед ним молоко и мед. Папа жадно слушал эту странную музыку. Я ему говорила, о чем идет речь, и ждала, что ему это вот-вот надоест. А папа все слушал и слушал.
— Уничтожили хорошага человека, як моего брата Мишку… Я етага Иуду на куски бы порезав. Загубили душу христианскую…
Потом он лежал на моей кровати с Эдиком.
— Да! Дочурка, дай я запишу названия картин. Расскажу про твои фильмы Чугуну, Партизану. Память стала не та, усе не то… Так. Есть. Записав. Да-а, што-то я тебе усе хотев сказать… А! Во што. Не те, не те роли ты играешь, дочурка, не те. Усе яких-то… словум, не то. Тибе бы щас хорошую роль — оборонную! Вот ето було б дело.
— Да вот, папа, в этом фильме — "Старые стены" — я играю… не оборонную, правда. Хотя для меня она "оборонная". Не знаю, как играть директора? То ли я делаю?
— Якого директора? Настыящего директора? Ну, дочурка, ето ни к чему. Люди не поверять. Не. Хто режиссер?
— Трегубович. Виктор Иванович.
— Иванович? Значит, наш, смоленский. Як мой брат Иван. Да-а. Я б на его месте не рискнув. Ето як билет щастливый в игре вытянуть — большой риск. Смелый парень. Сколько ему лет?
— Столько, сколько мне.
— Ну, ще молодой. Хай рискуить.
— Пап, тридцать семь лет — это уже совсем не молодой…
— Дочурка, як ты считаешь, если ты з етим директором справисся, "народную" дадуть?
