Вот уже шесть лет Орлова вместе с мужем кинорежиссером Григорием Александровым живет в доме на Малой Бронной. Этот переезд был осуществлен целиком по инициативе Орловой. До этого они тоже жили в четырехкомнатной квартире в доме на улице Немировича-Данченко, причем тамошние потолки были куда как выше, чем на Бронной, да и сама она была чуть больше. Но Орловой прежние хоромы надоели. Однако в новом жилище новоселы появлялись нечасто — только во время плотных репетиций в театре, а так предпочитали жить за городом, на даче.

Между тем в юбилейные дни Орлова впервые за долгие годы вновь познала радость активного творчества: Александров собирался снимать очередной фильм с ее участием — "Скворец и Лира", а в театре было решено ввести ее на главную роль в спектакль "Странная миссис Сэвидж". Эту роль исполняла Фаина Раневская, но в последние год-два здоровье все чаще стало подводить ее, и выбор режиссера пал на Орлову. Раневская возражать против ввода не стала. Как гласит легенда, в юбилейные дни она позвонила имениннице домой по телефону и, когда трубку снял супруг звезды Александров, спросила:

— Как вам понравился мой подарок Любови Петровне?

Александров, который не понял, о каком именно подарке идет речь, счел за благо ответить:

— Ваш подарок просто восхитительный, Фаина Георгиевна.

— Ну что же, я очень рада, — удовлетворенно заурчала в трубку Раневская. — Скажите Любушке, что я обожаю ее.

Положив трубку на аппарат, Александров спросил жену, сидевшую за столом с гостями:

— Любовь Петровна, а что вам подарила Раневская?

— Фуфочка? Ничего, — пожала плечами именинница.

— Забавно, очень забавно, — хмыкнул в ответ Александров.

12 ч февраля исполнилось семь лет дочери Василия Шукшина от гражданского брака с дочерью главреда "Огонька" Анатолия Софронова Викторией. По случаю этой даты в доме именинницы собрались гости — подружки Кати с родителями. Самого Шукшина в гости не ждали, хотя на дни рождения Кати он приходил всегда, если позволяли обстоятельства. Но в этот раз он сам сообщил, что прийти не сможет — дескать, уезжает в Дом творчества кинематографистов в Болшево. Но в разгар веселья внезапно раздался звонок в дверь, и на пороге вырос отец именинницы, который специально по этому случаю прервал свой подмосковный отдых. В качестве подарка он преподнес дочери чашку, на которой был изображен большой красный цветок, а возле — черная пчела в золотом окаймлении. Судя по всему, рисунок был с намеком: цветком была Катя, а пчелой — отец. Далее послушаем рассказ В. Софроновой:

"Видно было, что ему очень хотелось побыть с дочерью, он часто уходил из кухни, шел в комнату, где играли дети. А Кате, понятно, важнее было другое — кто выше прыгнет и громче взвизгнет, она наверняка и думать забыла в тот момент, что взрослые вообще существуют. Видно, игра пошла у них там по-крупному — задвигались стулья и еще что-то. Вдруг на кухню вбегает моя запыхавшаяся дочь со сбитым на сторону бантом и, ни на кого больше не глядя, обращается прямо к Васе:

— Папа, помоги нам передвинуть кресло.

Она в первый раз назвала тогда Васю "папой". Обычно бывала с ним сдержанна, настороженна, насупится и забьется в угол, а то еще в шкаф заберется, и никакими силами ее оттуда не вытащишь. К сожалению, это естественная реакция ребенка на отца, который приходит, уходит, шлет письма… Несколько лет я просила Василия Макаровича не говорить Кате, что он ее отец. И это вовсе не была месть или наказание ему, а защита маленького сердца…"

Тем временем в Саппоро подходят к концу Олимпийские игры. К заключительному дню игр — 13 февраля — подавляющая часть комплектов медалей была уже разыграна. Советские спортсмены к тому времени завоевали 7 золотых, 5 серебряных и 3 бронзовые медали. Среди тех, кто принес нашей стране олимпийское золото, были: фигуристы Ирина Роднина и Алексей Уланов, лыжники В. Веденин, Г. Кулакова, сборная биатлонистов (А. Тихонов, Р. Сафин, И. Бяков, В. Маматов), женская лыжная сборная (Л. Лихачева, А. Олюнина, Г. Кулакова), мужская лыжная сборная (В. Воронков, Ю. Скобов, Ф. Симашев, В. Веденин).

В последний день должна была решиться и судьба золотых медалей на хоккейном турнире, где в решающей встрече играли сборные Советского Союза и Чехословакии. На этом матче произошел забавный случай, связанный с именем советского биатлониста Александра Тихонова. Будучи ярым поклонником хоккея (в свое время Тихонов даже собирался стать хоккеистом), он буквально спал и бредил мыслью о том, чтобы увидеть решающий поединок хоккейного турнира не с обычной трибуны, а со скамейки запасных советской сборной. То есть наблюдать за матчем, что называется, впритык. Однако осуществить эту мечту было крайне трудно — тренер нашей сборной Анатолий Тарасов отличался крутым нравом и никогда бы не позволил чужому человеку (а все те, кто не имел непосредственного отношения к хоккею, приравнивались им к "чужакам") находиться в расположении сборной. Но, зная об этом, Тихонов решил пойти окольным путем. Он "подкатил" к другому тренеру команды — Аркадию Чернышеву, за которым прочно укрепилось прозвище "либерал", и сумел уговорить его разрешить ему эту авантюру. Поскольку все советские спортсмены в Саппоро в повседневном быту носили одинаковую форму, Чернышев посоветовал Тихонову затесаться к хоккеистам и таким макаром проскочить в автобус. Что и было сделано шустрым биатлонистом. Таким же способом он проник и в раздевалку хоккеистов. Правда, если в автобусе условия пребывания были идеальными — Тихонов спрятался на последнем сиденье, ловко прикрытый хоккеистами, среди которых у него было много друзей, то в раздевалке пришлось пойти на жертвы — не снимая шубы, Тихонов лег в угол, а друзья-хоккеисты забросали его баулами со спортивной амуницией. Далее послушаем рассказ самого биатлониста:

"Раздается голос Тарасова: "Начинаем разминку!" Хоккеисты начинают прямо в раздевалке приседать, отжиматься… И такой запах пота — это в душной-то раздевалке! Я к тому времени и сам вспотел: долго ли можно пролежать в шубе да еще под кучей запасной формы? В общем, в какой-то момент я высунул голову, чтобы набрать в легкие воздуха, и… встретился глазами с Тарасовым. Молчим, смотрим друг на друга. Он, конечно, меня узнал:

— Ну ладно, оставайся, раз пришел. У нас как раз некому подежурить на запасных клюшках. Справишься?

Я закричал:

— Конечно!

А с заданием Тарасова, кстати, не справился. Так увлекся игрой, что не стал разбирать, где чья клюшка. А они же все подписаны! И вдруг Женя Мишаков ломает клюшку прямо рядом со мной, у бортика. И ко мне: "Дай клюшку!" Я вытащил первую попавшуюся и подал. А Мишаков этой клюшкой вскоре гол забивает. Несется по площадке: "А-а-а!" Поднимает глаза кверху — и видит, что клюшка не его. "Студент, — кричит мне, — я тебя убью!" (Непонятно почему, но Мишаков всегда называл меня Студентом.) Я ему отвечаю: "Иди на фиг! Своей клюшкой и я бы забил. А ты вот забей еще разок чужой!.." Команда чуть со скамейки не попадала от смеха. Чернышев же поспешил ко мне: "Отойди от клюшек! Кто-нибудь другой пусть подает! А то еще несколько таких шуток — и тебя действительно убьют…"

Тот матч, как и большинство других, где встречались советские и чехословацкие хоккеисты, складывался на редкость драматично. Поначалу чехов здорово подвел их вратарь Дзурилла, который так разволновался, что уже в первом периоде допустил две досадные ошибки и пропустил две "бабочки". А когда в начале второго периода он пропустил и третью шайбу, то многим показалось, что игра уже сделана. Однако чехословаки с таким положением вещей не согласились и с удвоенной энергией бросились на штурм наших ворот. Вскоре им удалось размочить счет. Но незадолго до сирены Дзурилла пропустил четвертую шайбу.

В заключительной двадцатиминутке чехословацкие спортсмены бросились в последний штурм и сумели забросить в ворота Третьяка еще одну шайбу. Счет стал 4:2 в нашу пользу. Затем в течение нескольких минут чехи беспрерывно атаковали ворота советской сборной, пытаясь во что бы то ни стало сократить отставание до минимума. Если бы им это удалось, то в психологическом плане ситуация была бы на их стороне. Но это понимали и наши ребята. В итоге им удалось выдержать натиск соперника, а затем, забросив еще одну шайбу, установить окончательный итог игры — 5:2.