День 29 января выпал на четверг, когда в Кремле обычно собирался на свое очередное заседание верховный ареопаг — Политбюро. В описываемый четверг заседание было особенно бурным. Дело в том, что министр иностранных дел Дндрей Громыко внезапно обрушился с критикой на действия председателя КГБ Юрия Андропова, затеявшего установить между Москвой и Бонном канал, который связывал высших руководителей СССР и ФРГ и через который шли основные переговоры по подготовке и заключению московских договоров, должных положить конец состоянию «холодной войны» в Европе. В существовании подобного канала не было бы ничего предосудительного, если бы он не был тайным. Именно это и возмутило Громыко, который считал, что… Впрочем, лучше послушать рассказ непосредственного участника тех событий, одного из организаторов тайного канала Вячеслава Кеворкова:

«В конце января мне позвонили из секретариата Андропова и попросили зайти к шефу. Преодолев несколько путаных коридоров, связывавших старое здание с новым (речь идет о комплексе зданий ЦК КПСС на Старой площади. — Ф. Р.), я вошел в приемную и направился прямо к двери кабинета. Секретарь за пультом остановил меня, сказав, что шефа еще нет и придется подождать: тот позвонил из машины и попросил вызвать меня, обещая быть с минуты на минуту,

…Минут через пять позвонил дежурный снизу и предупредил, что Андропов поднимается к себе. Несколько праздно толпившихся в приемной людей куда-то тут же исчезли, дежурный выключил телевизор и занял положенное место у пульта. Дверь отворилась, и вошел Андропов.

Одет он был в привычное серое пальто с каракулевым воротником, а меховую шапку нес зажатой в кулаке.

По выражению его лица и тону, которым он бросил, проходя, «Зайдите!», я понял, что произошла неприятность чрезвычайного порядка.

Дежурный несколько задержал меня у двери, чтобы дать шефу время привести себя в порядок. Войдя в кабинет, я застал его стоящим у кресла, голова опущена.

— Только что произошел крайне неприятный разговор, — начал он на октаву ниже обычного. — Громыко в присутствии всех членов Политбюро заявил, что ему мешают проводить согласованный с руководством страны внешнеполитический курс, и обратился к Брежневу с просьбой убрать с пути всех людей Андропова, не способных понять, что «ключи от Германии лежат в Вашингтоне».

Последовавшая пауза не только ясно дала мне понять, до какой степени он взволнован, но и позволила ему несколько взять себя в руки.

— Что же вы стоите, садитесь!

Из последовавшего затем рассказа стало ясно, что, начав открытую кампанию против Андропова, Громыко переоценил свое влияние на Генерального секретаря. Брежнев не поддержал амбиций министра иностранных дел, и тот понял, что допустил неожиданный и непростительный просчет.

Мне неясно и до сих пор, почему не сумел просчитать опытный Громыко, что изощренный в аппаратных интригах Брежнев и его, и Андропова держит на поводке одинаковой длины. И в этом случае он, как обычно, занял апробированную позицию «над схваткой».

— Ты напрасно кипятишься, Андрей Андреевич, — по-отечески начал Брежнев, — Сейчас не то время, чтобы делить сферы влияния. Нам необходимо не противоборство, а сотрудничество. Поэтому сейчас для всех было бы лучше, если бы вы с Андроповым обсудили все накопившиеся проблемы между собой и нашли, наконец, где все-таки лежат ключи от Германии…»

В свете происшедших событий Андропов разъяснил Кеворкову, что теперь установление отношений с канцлером ФРГ Эилли Брандтом — лишь полдела. Главное же — наладить отношения с Громыко. На Кеворкова возлагалась задача нанести визит «господину Нет» (так за глаза называли советского министра иностранных дел) и объяснить ему идею установления канала, убедить его, что речь идет не об установлении «подхлестывающего контроля» за его деятельностью, а о благе государства. Короче, Кеворков должен был превратить Громыко из противника в союзника.

И еще одно событие произошло в четверг, 29 января, но уже не имеющее никакого отношения к политике, — в одном из столичный родильных домов на свет появился мальчик, которого счастливые родители назвали Димой. Отцом новорожденного был молодой эстрадный артист Юрий Маликов, которому через год суждено будет прославиться на весь Советский Союз — он создаст вокально-инструментальный ансамбль «Самоцветы». А новорожденный меньше чем через двадцать лет пойдет по стопам отца и станет не менее знаменитым, чем он.

Во второй половине января в кинотеатрах столицы состоялось несколько премьер, из которых выделю следующие: 19-го в прокат вышел фильм Сергея Урусевского «Бег иноходца», а 23-го — «Цветы запоздалые» Абрама Роома с Ириной Лаврентьевой, Александром Лазаревым и Валерием Золотухиным в главных ролях. С 26 января по 1 февраля в кинотеатрах Москвы начался тематический показ фильмов патриотического содержания под лозунгом «Партия — наш рулевой». Подавляющая часть картин, демонстрируемых под этой «шапкой», шла при полупустых залах. Зато другой кинопоказ, проводившийся в те же дни, наоборот, имел огромный успех у москвичей. Речь идет о показе фильмов, приуроченных к 20-летию провозглашения Республики Индия. В кинотеатрах столицы шли такие блокбастеры, как: «Любовь в Кашмире», «Материнская любовь», «Под покровом ночи», «Сангам», «Ты моя жизнь».

Что касается телевидения, то практически весь январь по нему крутили в основном отечественные фильмы, как старые, так и свежие. В их числе: «Вешающий шаг» (про революционные события в Туркмении), «У твоего порога», «В твоих руках жизнь» (все — 17-го), «Мать» (21-го), «Огненные версты» (22-го), «Ленин в Польше» (23-го), «Живые и мертвые» (23—24-го), «Ставка больше, чем жизнь» (24-го), «Братья Сарояны», «Дети Памира» (25-го), «Анна Каренина» (28—29-го), «Константин Заслонов», «Два билета на дневной сеанс» (30-го) и др. 31 января состоялась премьера многосерийного телеспектакля «Наши соседи», демонстрируемого в рубрике «Телетеатр миниатюр». Кстати, по популярности этот спектакль одно время будет конкурировать со знаменитым «Кабачком «13 стульев».

Весьма насыщенной была во второй половине месяца театральная и эстрадная жизнь столицы. В театрах шли спектакли: 17-го — «Прощай, оружие!» Э, Хемингуэя в Ленкоме; 21-го — «Память сердца» в Театре им. Вахтангова (в ролях: Юлия Борисова, Юрий Яковлев, Николай Гриценко и др.); 23-го — «Соловьиная ночь» В. Ежова во МХАТе; 27-го — «Человек и глобус» В. Лаврентьевой в Малом театре; 31-го — «Мужчины в воскресенье» в «Ромэне».

Из эстрадных представлений выделю следующие: 17–18 января в окружном Доме офицеров выступали такие популярные исполнители, как Батыр Закиров, Алла Иошпе, Стахан Рахимов и др.; 20 — 21-го толпы народа ломились в ГТЭ, где пел безусловный кумир тех лет Валерий Ободзинский. Шлягеры в исполнении певца в те годы распевала вся страна, однако чиновники от искусства всячески его затирали, называя «будуарным» певцом (за то, что в его репертуаре была только любовная лирика и ни одной песни про «партию»), и старались как можно реже выпускать его на столичные подмостки. Вот почему каждое выступление Ободзинского в Москве сопровождалось большим ажиотажем.

27—28 января в окружном Доме офицеров дал несколько концертов ленинградский певец Эдуард Хиль с ансамблем «Камертон»; 28-го в ГТЭ состоялся спектакль «Разноцветные страницы» с участием двух популярных юмористов Александра Шурова и Николая Рыкунина, а 30—31-го в «Октябре» царил Эдди Рознер со своим эстрадным оркестром.

И, наконец, заглянем в каталог фирмы грамзаписи «Мелодия», без которой представить себе тогдашний досуг советских граждан просто немыслимо — грампластинки имелись в любой семье, их слушали гораздо чаще, чем сегодня те же «сидюки», В январе 70-го свет увидели несколько новых пластинок, но я назову лишь некоторые, относящиеся к самому популярному жанру «эстрадная музыка». Начну с диска-гиганта «Поет Анатолий Королев» с песнями: «Крыши» (О. Фельцмана — И. Шаферана), «Ты для меня одна» (С. Пожлаков — Л. Лучкин), «На взлет» (А. Пахмутова — С. Гребенников), «Одиннадцатый маршрут» (В. Шеповалов — А, Ольгин), «Моя звезда» (Е. Красик — В. Крутецкий) и др.