Айоне казалось, что эти джинсы просто нарисованы краской из пульверизатора. Для трусов под ними места явно не оставалось.
Вот в таком тяжелом расположении духа пришла она на крыльцо дома Мэри, понимая, что у той проблемы намного серьезнее всех их мелких междоусобных распрей. По всему дому горел свет, и через три закрытые двери слышался «Дюран-Дюран». Дурная примета, — как усвоила Айона еще за все эти бессонные ночи в колледже, Мэри предпочитала в тяжелые моменты утешать себя громкой музыкой. Обычно это была такая музыка, которую большинство людей, беспокоясь о собственной репутации, включали бы потише.
Привлечь внимание Мэри удалось далеко не с первого звонка, а когда она наконец открыла дверь, то Айона увидела, что Мэри пританцовывает, и почувствовала сильный запах пыли и ароматизатора для воздуха в помещениях. Айоне тут же захотелось немедленно вернуться домой, но она только сжала зубы. Сегодня она пообещала себе докопаться до самой сути.
«No, no, — пропела Мэри, закрыв лицо рукой, а потом тряхнула ладонью так, как будто хочет избавиться от какой-то прилипшей дряни, — notorious, notorious[68]».
— Привет, Маз, — сказала Айона, снимая куртку. — Это оно все и есть? — Она с сомнением посмотрела на коробки и мешки, сложенные у дверей. Посмотрев только на то, что творилось в коридоре и в гостиной, можно было понять, как много всего осталось. Кажется, обычно при переездах продают втрое меньше ненужного барахла.
— Нет, — ответила Мэри, — это не все, но я должна переехать сегодня вечером, или не смогу этого сделать никогда. — Руки она положила на бедра, лицо покрывал слой пота и пыли, — на ком угодно другом эта грязь выглядела бы отвратительной, но Мэри просто добавляла некоторый средиземноморский шарм. Лифчика на ней, судя по всему, не было, но с таким бюстом это выглядело неплохо. Айона про себя подумала, что если через плечо Мэри повесить винтовку, то из нее вышла бы славная героиня испанской революции, но вслух она ничего не сказала.
— А на чем ты собираешься спать? Ведь этот диван не увезти на твоем «гольфе»?
— Джим принесет мне свою раскладушку. — Лицо Мэри, выражавшее до этого исключительно решительность, потеплело, и на какое-то мгновение перестало казаться, что она вот-вот обрушит на комнату пулеметный огонь. Выглядела она сейчас почти довольной. — А, он такой милый, парнишка Джим, да? Он позвонил мне сегодня днем, очень переживал, безопасно ли мне будет здесь остаться одной. Знаешь, он даже спросил, не хочу ли я позвать к себе Рика или Марка.
Айона весело присвистнула.
— И что ты ответила?
— Я сказала: большое спасибо, но мне будет спокойнее, если они не подойдут на пушечный выстрел.
Она провела грязной рукой по лбу, размазывая тушь.
«И все равно кажется, что она только что играла роль в „Вестсайдской истории“, — подумала Айона, — даже в этой футболке с пятнами от пота под мышками Мэри обладала естественной, природной привлекательностью. Что за сволочь все-таки Крис».
— Ну, мы все беспокоимся, — сказала она, стараясь, чтобы в голосе не слишком слышался упрек.
— Ну да, совершенно в стиле Джима — беспокоиться о грабителях, но ни словом не затронуть ту щекотливую тему, что переезжаю я из-за мужа, который предпочел мне толпы голодающих беженцев. — Мэри иронично улыбнулась. — Черт возьми, мужчины все такие. Для них единственный способ решить проблемы дома — это отправиться на войну. Он мог бы, по крайней мере, поступить в иностранный легион.
Она пожала плечами, и Айона увидела, как на долю секунды все тело Мэри обмякло. Келли, Габриэл, Тамара и вся прочая дребедень тут же вылетели у нее из головы. Она так и рвалась обнять Мэри, — от того, как решительно и непринужденно говорила Мэри эти слова, обнять ее хотелось еще больше, и она протянула руки и сжала ее в объятиях.
— Мэри, не надо так, — сказала она, гладя ее по спине. — Джим к тебе очень хорошо относится. Он беспокоится. Мы все беспокоимся, даже парни. Ангус вчера вечером сказал мне только, что…
Мэри прикусила губу; казалось, что она изо всех сил старается не расплакаться. «Лучше бы она дала волю слезам, — думала Айона. — Как трудно убедить человека, который настроен справляться сам, признать то, что у него одного это все же не выйдет. Особенно, когда все хотят помочь».
— Бери сумку, и мы понесем все это в машину, — велела Мэри, резко сменив тему разговора.
Если бы все они чуть получше относились к Крису, то, может быть, сейчас Мэри не пыталась бы его так защищать…
Айона закинула на плечо рюкзак и спортивную сумку и постаралась сделать вид, что ничуть не удивилась такой перемене настроения. Мэри хотя бы признала, что дело не только в том, что Крис куда-то уехал по работе. Это уже шаг вперед. Мэри нужно было перевезти столько вещей, что дел хватит на всю ночь. Можно и подождать.
Через несколько часов, дважды съездив на машине туда и обратно, они легли на полу гостиной в новой квартире, положили головы на мебельные подушки и приступили к бутылке красного вина, которую, немного потопав ногами, выделил им Ангус из бара; так они лежали и разглядывали трещины на потолке.
Квартира, которую выбрала Мэри, имела весьма отталкивающий вид, но при этом была светлой и совсем не такой вонючей, как представляла себе Айона. «Как бы то ни было, — думала Айона, — с Крисом Мэри явно собралась расстаться навсегда, если уж предпочла перебраться вот сюда из их дома. Да, она ничего ей не рассказывает, но по Мэри ясно видно, что она начала новую жизнь. Даже если не учитывать ее новой прически и того, что она записалась на курсы по ремонту автомобиля».
Джим, как и обещал, принес раскладушку («хмм, удобно», подумала Айона, а потом ей пришло в голову: а не начнет ли он приглашать и других сотрудников паба в квартиры наверху — ну, для беседы об их профессиональных успехах?), и пока они ехали, Мэри рассказала, что планирует перевезти остальные вещи в течение недели.
То немногое, что она решила не выкидывать.
Айона слышала, как внизу Ангус и Джим убираются в пабе и выдворяют последних засидевшихся посетителей, которые все еще не могли расстаться со своими кружками. Как ни странно, доносившийся снизу шум и приглушенные голоса создавали приятную атмосферу, и Айона видела, что здесь наверху может быть вполне уютно, если покрасить стены и поставить мебель. Не говоря уже о том, как недалеко придется идти, если захочется бутылочку вина.
В первую очередь Мэри распаковала магнитолу и, перетаскивая вещи из машины (Мэри не разрешила Айоне позвать на помощь мужчин), они слушали музыку, от которой Айона снова почувствовала себя совсем юной, — правда, только до того момента, пока не поняла, что все это — записи примерно пятнадцатилетней давности, и тогда ощутила себя совсем старой.
Теперь, когда все вещи были вынесены и коробки стояли на лестничной площадке, они обе рухнули на пол, измученные и пыльные. Айона настояла на том, чтобы поставить «Лед Зеппелин» III. Через пятнадцать минут, после двух бокалов вина, все мысли о пабе, о недоделанном заказе, об Ангусе и его досадном новом увлечении всякими коэффициентами прибыльности, о тошнотворном цирке, который устраивают Тамара и Габриэл, о том, что она никак не научится давать задний ход, а также обо всем остальном, из-за чего ей казалось, что ее жизнь совсем от нее не зависит, — все это вылетело у нее из головы, и она почувствовала себя совсем спокойной и даже более симпатичной личностью. Айона положила ноги на коробку и стала вспоминать очень интересный сон, приснившийся ей прошлой ночью, — во сне Джимми Пейдж учил ее водить, и они с ним разъезжали по Уондзуорту в «мини» Неда. Как и Нед, Джимми непрерывно пил кока-колу. Ужасно обидно было просыпаться.
— Мэри, какой я была до того, как начала сходить с ума по «Лед Зеппелин»? — сонно спросила она. Так здорово быть вдвоем с лучшей подругой, когда не нужно наливать кружки, не нужно терпеть вспыльчивость Ангуса, которого бесил Крис, — да и вообще замечательно быть вдвоем, особенно без Криса.
