Крис потащился вслед за ней.

Тамара предложила Неду подвезти его на мотороллере, поскольку последний поезд метро ушел час назад, но Нед жестом указал на Джима, который в тот момент долбил застывший на столе воск ключами от машины.

— Я, возможно, заночую у Джима, ведь мы же завтра там собираемся. Но все равно спасибо.

— Это абсолютно безопасно, мне же теперь все отремонтировали, — добавила Тамара убедительным тоном.

— А то как же, черт возьми. За те деньги, которые ты выложила за ремонт, можно было купить новый мотоцикл.

— Ангус! — Айона прижалась к нему, стараясь заставить его помолчать. — Давай не будем снова начинать этот разговор? Давай дадим этим милым людям уйти?

— А ты можешь сделать так, чтобы они ушли?

— Мы уходим, мы уходим. — Нед и Джим прошаркали мимо, Айону они быстро чмокнули в щеку, а Ангусу дружески заехали кулаками по плечу.

Тамара все еще не решалась уйти, явно надеясь на то, что Нед в последний момент передумает, но, когда они с Джимом приступили к своему любимому спору, который со временем не терял своей увлекательности, на тему того, кто в сериале «Симпсоны» является самым лучшим из приглашенных актеров, она испустила еле слышный вздох и застегнула сумку.

— Увидимся. — Она поцеловала Айону в щеку.

Айона сонно отметила про себя, что от Тамары почти никогда ничем не пахнет, тогда как Мэри постоянно чем-то благоухала. Возможно, это объяснялось буйством феромонов, которые переполняли организм Мэри и вибрировали где-то прямо под кожей, тогда как Тамара была тонкой и прозрачной, как бумага. Айона с интересом подумала, как же, с точки зрения окружающих, пахнет она сама.

Наконец Ангус закрыл дверь и запер все замки, и Айона прислонилась к двери и закрыла глаза.

— Господи Иисусе, Айона, сколько времени это будет продолжаться? Приглашать эту парочку в гости — все равно что ужинать в компании Элизабет Тейлор и Ричарда Бертона. Но те хотя бы нравились друг другу.

— И Ричард Бертон был вполне привлекательным с точки зрения остальных женщин. И он регулярно преподносил ей массу драгоценностей в виде извинения за скандалы. И еще он не ходил в туристических сандалиях.

— Их отношения стали хуже, правда? Я хочу сказать, не всегда же все между ними было так плохо?

— Не было. Но я даже не заметила, когда именно они начали скандалить на людях. Это так плохо. Я чувствую, что Мэри не особенно счастлива.

— Она была нерадостной еще тогда, на днях, когда заходила к нам вечером. — Ангус задул оставшиеся свечи и включил лампы на кухне. Оба вздрогнули от внезапного резкого света. Ангус выключил его и снова зажег несколько свечей. — Она казалась совсем несчастной, когда вошла, потом, когда ты напоила ее вином и включила для нее «MTV», она постепенно стала приходить в себя, но после того как позвонил Крис и спросил, где она, Мери снова выглядела такой же убитой. А потом ты заставила меня отвезти ее домой.

— Я поехала с тобой.

— И хорошо, что ты это сделала. Я не знаю, как реагировать на внезапные откровения выпивших девушек.

— Ну да… — Айона оттолкнулась от двери и пошла сделать себе какао на сон грядущий. — Похоже, что и Крис не очень счастлив. Хочешь какао? — Она уже положила какао-порошок в кружку, потому что знала, что захочет. Но все равно спрашивала, чтобы оба могли притвориться, будто вовсе не знают друг друга как облупленных.

— Да, но что с ними: они несчастны из-за отношений друг с другом или каждый несчастен по отдельности и срывает свои чувства на другом?

— Мне бы не хотелось об этом говорить.

— Никогда меня не обзывай прилюдно, милая, — сказал Ангус, подойдя к Айоне сзади и заключив в медвежьи объятия. — Или я буду очень печалиться.

— А если ты меня обзовешь, то будешь очень мертвый.

— Нет, я буду очень грустить, и мне придется уйти.

Ангус часто что-нибудь говорил на эту тему, насколько она понимала, исключительно в шутку, потому что, если посмотреть в материально-техническом отношении, на расставание им потребуется не меньше года. Это если не учитывать, сколько времени они потратят на то, чтобы поделить между собой кошек. Но каждый раз, когда он заявлял что-либо подобное, в ушах у Айоны раздавался голосок, вопрошающий, что бы она делала, если он оставил бы ее? Куда бы она пошла? Как бы она одна справилась? Но, наверное, все, у кого есть близкий человек, когда-нибудь об этом задумывались.

— Как же ты можешь уйти? У тебя даже чистой одежды не будет. Сделай какао, пока молоко на плите не подгорело, ладно?

— Мне кажется, тебе надо поговорить с Мэри и узнать, что у них происходит, — сказал Ангус, перемешивая какао и молоко. — Но только не ввязывайся в это сама.

— Но когда узнаешь, доложи мне все подробности, это ты хочешь сказать?

— Именно. — Он дал ей кружку. — Само собой, эти мои слова передавать не надо. Мне кажется, что она может не понять, с какой заботой и искренностью я это говорю.

— Да, — констатировала Айона. — Может не понять.

Во вторник Айона работала неполную смену, а такие дни она отмечала тем, что спала до девяти утра. Когда она все еще лежала под одеялом и блаженствовала в полудреме, Ангус напомнил, что осторожные переговоры по поводу владения пабом на правах имущественного найма уже начались, и добился от нее согласия сходить в «Виноградную гроздь» до начала дневной смены в кафе и сделать некоторые наброски, — она же теперь главный консультант по вопросам дизайна. На случай, если после пробуждения она благополучно об этом забудет, Ангус оставил записку на холодильнике, напоминая также и о том, что после работы он зайдет к Джиму, чтобы окончательно проработать содержание презентации, поэтому Айона может ничего не готовить на ужин, разве только что-нибудь сделает, а потом принесет им туда. А еще он добавил, что в доме закончился корм для кошек.

Наступивший день был так свеж, так дышал весной, что, проснувшись, Айона даже не смогла обидеться на все эти организаторские примочки в духе доброго папочки и уже было направилась к метро, взяв с собой альбом для зарисовок, как вдруг поняла, что, хотя в столь ранний час рисовать паб будет совсем легко, из-за отсутствия посетителей она будет слишком бросаться в глаза, и обязательно заметят, чем она занимается. Ей понадобится прикрытие.

Поэтому Айона позвонила единственному своему знакомому, который был а) свободен по утрам и б) не станет возражать против посещения пабов еще до полудня. Ей повезло — он как раз только что встал с постели.

Нед распахнул дверь с грязным матовым стеклом, и Айона, наклонив голову, прошла под его рукой, стараясь держаться как можно увереннее. А чувствовала она в «Виноградной грозди» то, что, наверное, ощущает инспектор по вопросам соблюдения санитарных норм и производственной безопасности.

Для нее посещение паба днем всегда сильно попахивало распутством, — объяснить такое отношение Айона могла только тем, что все лондонское образование не избавило ее от некоторых остатков северного пуританства. Впрочем, «Виноградная гроздь» могла похвастаться многими сильными запахами, из которых запах распутной жизни занимал жалкое четвертое место — после несвежего пива, престарелого, причем страдающего недержанием мочи йоркширского терьера и въевшегося застарелого запаха табака. Все вытрясти и пропылесосить заведение будет недостаточно, думала Айона, с замиранием сердца разглядывая грязную обивку и занавески. Хотя многих посетителей здесь, случалось, трясло от отвращения, но не пылесосили явно уже очень давно. Речь должна идти не столько об уборке, сколько о том, чтобы ободрать и выбросить старье.

Из-за стойки бара доносились звуки маленького радиоприемника, не совсем точно настроенного на «Радио-1», и в глубине намечались какие-то признаки жизни. Безумный Сэм уже сидел на своем обычном высоком табурете и что-то потягивал из кружки; взгляд его, как у капитана «Марии Селесты», был устремлен в пустое пространство бара. Он два раза кивнул в знак того, что заметил прибытие новых посетителей, и теперь не спускал глаз уже с них. Айона попробовала улыбнуться в ответ, но обнаружила, что с ней происходит что-то странное. Безумный Сэм как будто парализовал все ее лицо, до самой шеи. Она с интересом подумала, сколько же времени тот проводит за пределами паба и есть ли у него какое-то жилище, куда он мог бы удалиться.