Снова раздалось фырканье.
— О’кей, пока!
Мэри заставила себя положить трубку плавно, а не швырнуть телефон так, чтобы он ударился об стенку, или, что было бы гораздо приятнее, дать им по шее Крису. Как только трубка со щелчком опустилась на аппарат, Крис снова повернулся к телевизору.
Тогда Мэри заставила себя пойти и сесть на другом конце дивана, через силу взяла в руки телепрограмму и изобразила заинтересованный вид.
— Что-то не припоминаю, чтобы ты рвалась здесь что-нибудь покрасить, — заметил Крис тем хорошо знакомым Мэри тоном, с помощью которого он за видимой непринужденностью скрывал жестокие уколы, и при этом всякие возражения с ее стороны могли быть встречены упреком в том, что она не понимает шуток. Вот они, первые слова, которыми они обменялись начиная с полдевятого утра. Очаровательно.
— Ну, так в этом особенно и нет смысла, так ведь, раз квартира не наша?
«Вот проклятье, — подумала Мэри, когда эти слова уже вылетели у нее изо рта. — Ему каждый раз удается меня на чем-то поймать. Как бы я ни пыталась этого избежать, я всегда наступаю на те же самые грабли. Как же меня это достало».
— Ох, опять ты за свое, Мэри, — сказал Крис, всем телом изобразив полное изнеможение. — Ты же знаешь мое мнение по поводу рынка недвижимости в Лондоне.
Конечно же Мэри знала.
— И даже если бы у нас были деньги, чтобы купить жилье в этом районе… — Он умолк, потому что за последний год они столько раз обсуждали этот вопрос, что все уже напоминало пьесы Гарольда Пинтера, где многократно повторяются одни и те же реплики. И зрителей у них не было, и с каждым очередным представлением они все дольше и дольше молчали.
Первоначально Крис не хотел покупать жилье потому, что считал их пребывание в Лондоне всего лишь временной передышкой, чтобы выбрать дальнейший маршрут, постирать рубашки, годик поработать в общественных организациях, а после этого отправиться в качестве их представителя странствовать по свету, стать чем-то вроде Джерри Халливелл[35], обрасти щетиной, — ну и Мэри бы заодно захватил, и она рассказывала бы о древнеримской кухне и о прямых углах маленьким руандийцам. Его отвратительные сандалии-вездеходы с открытыми пальцами до сих пор стояли на полке для обуви в прихожей — в полной боевой готовности.
Когда стало ясно, что кругосветные странствия в планы на ближайшее время не включены (да вообще-то Крису не оплачивали даже карточку на городской автобус), он еще больше зациклился на своей мечте. «Ипотечный кредит — это большая ответственность, Мэри», — повторял он снова и снова, когда та подбрасывала ему брошюры агентств по недвижимости — каждый раз она выбирала все более удаленные и опасные районы Лондона, — при этом он явно не хотел принимать во внимание, что уже взял на себя несомненно большие обязательства по отношению к ней.
Когда цены на недвижимость в их районе начали ползти вверх, Давенпорты оказались как будто в запертом подвале, в котором зловеще прибывает вода, и встал вопрос: если не здесь, то где же мы сможем что-то купить? Если никому из них неожиданно не дадут значительной прибавки к зарплате или им не удастся стать свидетелем того, как их непосредственный руководитель трахает генерального директора, нюхая при этом кокаин, рассыпанный по факсовому аппарату, то на их зарплаты, вместе взятые, как раз можно будет купить роскошную квартиру в развалюхе где-нибудь в Дептфорде, при этом придется смириться с тем, что ванной они будут пользоваться совместно с соседями-беженцами. Кроме того, им было неоткуда взять необходимый залог, но Крис реагировал на это только долгими рассуждениями о том, как правы французы, которые всю жизнь снимают квартиры, а на те деньги, которые им не пришлось потратить на ремонт кровли, отлично проводят отпуск. Однажды он пытался выступить и с несколько коммунистических позиций, говоря: «Владение недвижимостью — это воровство», — Мэри знала, что эту идею он заимствовал из альбома группы «Маник Стрит Причерз», но он продолжал отрицать это обвинение, пока она не показала ему вкладыш из коробки с диском.
И поэтому каждый раз, когда нужно было продлить срок аренды, даже несмотря на то, что, проявляя какой-то несоответствующий ее взглядам шкурный интерес, Мейзи каждый раз резко повышала плату за квартиру, они так ничего и не предпринимали, и Мэри тоже старалась не затрагивать этот вопрос, и не потому, что у нее не было средств на покупку квартиры, но из-за того, что от мысли о том, что она окажется привязанной, с финансовой точки зрения, к Крису на всю жизнь, она чувствовала слабость и отчаяние.
Сейчас она смотрела, как он решает небольшой кроссворд в «Ивнинг стандард» коротенькой ручкой, которая явно прихвачена с лотка национальной лотереи. Разве может ипотечный кредит накладывать более серьезные обязательства, чем брак? Здесь явно кроется какая-то несообразность.
Крис быстро глянул ей в глаза, и по его слегка смущенному выражению Мэри решила, что и он подумал о том же самом. Его большие серые глаза нервно заморгали, и он отложил газету.
— Нет, Мэри, ты же не… — начал он, и взгляд его устремился на нее, в область ниже пояса.
Мэри тоже посмотрела вниз. Облегающая красная рубашка обтягивала выпуклый бугорок, в просветах между пуговицами была видна темная ткань юбки, что еще больше подчеркивало эту округлость. Она непроизвольно прикрыла руками живот и покраснела.
— Нет, Господи, нет, я просто хорошо откормленная.
На его лице промелькнуло какое-то выражение, но он быстро постарался его скрыть, и Мэри, не успев полностью понять, что за этим стоит, почувствовала, что это что-то обидное, и от этого она тоже отвернулась.
Не время говорить о своей непорочности.
Даже если придется иметь дело с непорочным зачатием.
Она поднялась и встала у книжных полок, делая вид, что выбирает книгу, пока Крис снова не начал чирикать анаграммы на прогнозе погоды. Тогда она решила подождать еще минуту, на всякий случай, и села на другой край дивана. Печальное преимущество их крошечной квартиры, по крайней мере в отношении супружеского общения, заключалось в том, что даже если Мэри и хотела броситься прочь от мужа, то шансов скрыться где-нибудь в зимнем саду и угрюмо там напиться водки у нее не было. В Лондоне только очень богатые люди могут позволить себе выйти из себя, а потом спуститься к обеду как ни в чем не бывало. И ей не хотелось позволить ему решить, что стоит только нагрубить — и она тут же отправится делать уборку на кухне. Квартира была слишком маленькая для многозначительной мрачности. Соприкосновения неизбежны.
Мэри смотрела на Криса, сидевшего на другом конце дивана; он грыз ручку, вперив взгляд в кроссворд. Внешне он ничем не отличался от того человека, по которому она так отчаянно сходила с ума в колледже. Он был такой же загорелый и мускулистый, до сих пор, насколько она знала, мог принимать все эти позы йогов. Да, она никогда не предполагала, что так много о нем узнает. Может быть, в этом и заключалась проблема. Как досадно: инстинкт говорит нам все время быть рядом с объектом желания, но тем самым мы рано или поздно сводим к нулю потребность быть вместе с ним.
«Какая философия, — подумала Мэри, потянувшись к лежавшей на диване, рядом с Крисом, открытой пачке шоколадного печенья, благоприятного для пищеварения. — Надо рассказать Айоне, что мне в голову снова стали приходить взрослые мысли».
В тот самый момент, когда она уже ухватила печенье, из-за газеты показалась рука и шлепнула ее по пальцам. Мэри виновато поняла, что чуть было машинально не взяла три печенюшки сразу.
— Ты чего, а?!
— Сама же сказала — ты слишком жирная.
— Не может быть, я этого не говорила.
У Мэри на глаза навернулись слезы — ее ранили не слова, а тот тон, которым они были сказаны. Когда-то он мог бы такое сказать в шутку и потом незаметно запустил бы свои длинные пальцы между пуговиц ее рубашки и стал бы щекотать ее мягкий животик, а она бы хихикала. Еще полгода назад он сказал бы это злобно, грубо пытаясь ответить на ее остроумные уколы. А теперь он просто это объективно констатирует. Таким тоном исправляют ошибки в английском языке. И слово «жирная» не было намеренно грубым. Оно было откровенным.