Всякий отъезд из дома – травма. Сколько ни уговаривает себя Криста, что путешествие предстоит недолгое, недальнее и приятное, что сама же его хотела, все равно – грусть и тревога. Кажется, что на сборы времени не хватит, что она непременно забудет взять что-нибудь важное… Все вокруг так мило… И мысль рвется в будущее, в тот момент, когда добровольная ссылка в чужое жилище кончится и можно будет открыть ключом дверь и снова оказаться у себя.

Дома…

Лишь по возвращении станет по-настоящему, непробиваемо спокойно, с удовольствием вспомнится и поездка, и эти вот такие нервные сборы.

А сейчас переезд предстоит легкий, вернуться – пустяк, за пару часов можно смотаться туда-сюда, но все равно… Успокаивает, что в оставляемом доме все обработано: вычищено, вымыто. Отдраенное мусорное ведро сухо, пусто и перевернуто вверх дном – никакой поживы для мух. Если какая и народится, то сдохнет с голода или умрет от жажды.

Таксист уже позвонил снизу, но Криста, одетая, на цыпочках – чтобы не наследить – возвращается в ванную, закручивает краны и ждет, не появится ли самовольная капля. Нет. Тихо.

Она садится на стул в прихожей, сосредоточивается – не забыла ли что? – и выкатывает чемодан на лестницу. Тяжеленный. Минимум книг для работы – это килограммов пять.

(Евина книжная держава совсем другая: музыка, философия, бесспорная классика. Знакомые поэты и музыковеды надарили ей своих малотиражных тетрадок, но современной прозы – ноль. Буквально ни одного томика.)

Да еще радио пригрозило похолоданием – пришлось уложить теплую шапку, сапоги на меху и без каблуков. Надо же будет иногда и погулять.

Идти по расчищенной тропке, забыв, кто ты и где находишься…

Хорошо хоть шубу тяжелую не пришлось с собой тащить. «Любую мою наденешь», – разрешила Ева. И компьютер не понадобился: там аж две машины с подключенным Интернетом и принтером – крути-верти…

Один только минус в этой идиллии – гостя пришлось отменить. Или можно будет потом, попозже пригласить его в Евин дом? «Побудь в одиночестве, тебе полезно… Ты же не станешь тут свидания устраивать…» – обронила Ева, передавая ключи.

Обозначила условия Кристиного проживания?

Не приказ вроде, но Криста принимает к исполнению.

Как-то все усложнилось после Гериного возвращения… Он сразу позвонил, но не с мобильника. Из уличного автомата. И, сто раз извинившись, попросил Кристу, если что, связываться с ним через его приятеля. «Да я же и так ни разу вам не звонила!» – чуть было не выкрикнула Криста. Одумалась. Дошло, что не в ней дело. Когда влюбляешься в детного и женатого, то…

Ой, еще как узнаю это «то»…

– Мы на станции «Пи…»… Павлуш, название! А, он вышел… Не важно… Пока есть связь, скажи, как ты устроилась? – Голос Евы то ныряет в океан посторонних звуков, то слышится ясно, будто она рядом.

Несколько ее слов – и ощущение сиротства, намерзшее за несколько часов в большом Евином доме, подтаивает, как морозный узор на стекле от теплого дыхания.

Хорошо…

В первое же здешнее утро, проснувшись, Криста идет за солнцем, в светлую комнату на втором этаже, включает ноутбук, в котором Джазик завел для нее папку. Когда он сидел рядом, все было стандартно, Кристе ли запутаться в компьютере… Ан нет. Теперь вместо знакомого рабочего стола с китайским пейзажем: в глубь озера уходят мостки, освещенные стройным рядом фонарей, – плашка на ровном синем фоне, а под ней надпись: «Введите, пожалуйста, пароль». Джазик забыл про него? Или специально не сказал? Спросить у Евы? Но она еще спит или только что приехала. «Я убить могу, если меня слишком рано звонком разбудят…» – звучат в голове Евины слова.

Потом.

А пока, чтобы не сбить рабочий настрой, Криста спускается вниз, в Павлушин кабинет, и с замиранием включает его комп. Уф, он не заперт паролем. Можно, конечно, тут всегда и работать, но в кабинете Евы светлее, домашнее…

Беспокоить их или нет?

Еве будет неприятно, если я от стеснения скукожусь…

Позвоню им позже. Может, поднакопится еще каких-нибудь вопросов.

К вечеру Криста разбирается со всем электронным хозяйством, так что проблема остается одна. На эсэмэску с просьбой о пароле Ева отвечает тоже эсэмской, но компьютер почему-то пароль не принимает. Приходится звонить. Джазик объясняет, что латинские буквы надо набирать при включенном русском алфавите. Ни за что бы сама не догадалась.

Как высокие каблуки сами держат твою осанку, не дают сутулиться, так и в Евином доме тянет с утра причесаться-приодеться, есть хочется строго по расписанию и только за столом, накрытым по всем правилам: нож справа, вилка слева, салфетка сжата серебряным кольцом, свечка горит… Кусочничать в промежутках совсем не тянет…

И уж точно невозможно сделать ничего тайного, по секрету от хозяйки. Она здесь во всем. Ее вкус, ее фантазия, ее прихоть…

Эстетика ни разу, ни в чем не ссорится с удобством.

Все это под стать и Кристе.

Плотные тяжелые гардины успокаивающего синего цвета, высокий упругий матрац, благодаря которому ночь – как дорогая шуба, сшитая из одного полноценного куска, не распадается на лоскутки. Криста засыпает сразу, как только распахивает форточку и согревается под пуховым одеялом. А когда открывает глаза – уже всегда утро, и не самое раннее.

По вечерам, после пахоты литературного поля – тяжелой и в запарке – Криста падает на диван и включает телевизор. Регулярной зарплаты нет, а стиль работы съехал в прежнюю колею: расслабленное чтение, а отчет о нем – и рецензия, и обзорная статья – готовится в соавторстве с жареным петухом, когда редактор уже стоит над душой…

На другом экране, непривычно огромном – почти такой же диван, разностильные кресла – старинные и современные, большое и широкое окно в пол… Криста вспоминает, как еще в универе переводила роман Агаты Кристи, для заработка. Ну и намучалась… Герои все время выходили через такое вот window в сад… Именно окно, а не дверь. Дико звучало в те времена для русского уха. До девяностых такое видали только в кино.

А сейчас Криста вдруг осознает, что картинка в телике – это как бы продолжение ее теперешней жизни. То ли она вошла в кадр, то ли кадр принял ее.

Не привыкнуть бы…

Гера звонит часто, но все никак не подступится к свиданию наедине… Понимает, что Кристе неловко приглашать его на чужую территорию? Его собственная и не обсуждается. И есть ли она у него?..

Назначая встречу на нейтральной полосе, оба сосредоточенно думают. Известно же, что Василиса – большая профессионалка в том, что касается злачных мест. Их названия всплывают в каждом ее разговоре. Везде она побывала… И значит, в каждом может их застукать…

Куда пойти? Парк, загородная прогулка отпадают: на улице настоящий, редкий по нынешним зимам, мороз.

Свидание все откладывается. Лучше же спокойно говорить по телефону, чем сидеть рядом, скрывая друг от друга стыдное напряжение. Трусость так грязнит приятное, молодящее волнение… Смятение чувств – всегдашний спутник растущей влюбленности.

На девятый день вдруг звонок. Криста не с первого звука узнает Геру. Всегда чуть медлительный, негромкий, он почти кричит:

– После трех в «Шоколаднице» на Баррикадной! Вам ехать не больше часа. Не торопитесь – я подожду сколько надо. Самолет в Лондон вылетел по расписанию!

В победный марш трудно врезать свою мелодию, не нарушив его бравурности. Поэтому Криста не уточняет, при чем тут расписание. В общем-то и догадаться нетрудно: скорее всего, Василиса уже отбыла в туманный Альбион. Наверное, секретила от мужа свою поездку, чтоб он не раскатывал губы на грядущую свободу.

– Не забудьте снимки, что мы вместе собирались посмотреть… – бормочет Криста, немного напуганная неожиданным напором. Если что-то пойдет не так, то будет отходной путь – свидание представить как деловое… Чтобы никому не было обидно…

Василиса не обманула. В санатории все оказалось даже еще и лучше ее рекламы.