Последствия случившегося в Ананьи очень скоро обнаружились. Уже преемник Бонифация Бенедикт XI оказался уступчивым по отношению к французскому королю.

Монета папы Бенедикта XI (1303–1304).

Но он правил всего несколько месяцев, и при новом избрании папы в комиссии кардиналов одержала верх французская партия: был избран архиепископ Бордоский Климент V, который заручился поддержкой короля, приняв на себя самые стеснительные обязательства, и даже будучи избран в папы, не покинул Францию, т. е. остался в сфере влияния и власти короля Филиппа (1305 г.). С 1309 г. он избрал резиденцией город Авиньон на левом берегу Роны, и с 1305 по 1377 гг. все папы продолжали жить во Франции. Этот период времени и называют вавилонским пленением церкви.

Король Филипп рассчитывал именно на эту зависимость пап от его воли, когда стал добиваться германской королевской короны для одного из членов своего дома. Этого, однако, ему добиться не удалось, хотя некоторые из курфюрстов, как, например, архиепископ Генрих Кельнский, и склонялись на его сторону. Но архиепископу Петру Майнцскому удалось привлечь всех к избранию Генриха, графа Люксембургского, человека прекрасного, хотя уже и пожилого, и не обладавшего ни большими владениями, ни большим значением.[34] При короле Адольфе он даже держал сторону Франции и оказал некоторые услуги королю Филиппу IV. И в его образовании, и в образе жизни было больше французского, чем немецкого. Под именем Генриха VII oн правил с 1308 по 1313 г. и, в противоположность своему предшественнику, был правителем просвещенным, в личных отношениях приятным и даже способным стремиться к достижению высших идеалов.

Коронация Генриха VII 6 января 1309 г. германской королевской короной в Аахенском соборе. Миниатюра из лицевой рукописи «Кодекс Балдуина Трирского». Кобленц. Провинциальный архив.

Архиепископ Генрих Кёльнский возлагает корону на голову коленопреклоненному Генриху VII; корона его супруги, стоящей за ним на коленях, еще лежит на алтаре.

Петр Айхшпальтский, архиепископ Майнцский. Статуя с его гробницы в Майнцском соборе.

Окружен тремя коронованными им монархами: императорами Генрихом VII и Людовиком Баварским и Яном Люксембургом, королем Чехии.

Счастье улыбалось ему. Осудив на изгнание убийц своего предшественника, он вступил в соглашение с Габсбургами, и т. к. чешский король Генрих Каринтийский, власть которого была очень слаба, не ходатайствовал в определенный срок об отдаче ему этого лена, он отдал это королевство в лен своему сыну Иоганну (в Чехии — Ян), зная, что Генриху Каринтийскому не по силам было бы справиться с этим королевством. Папа Климент признал Генриха королем, и когда вслед за этим все владетельные князья собрались на блестящий рейхстаг в Шпейере, Генрих VII вспомнил о недавнем печальном прошлом и приказал торжественно похоронить останки королей Адольфа и Альбрехта в соборе, где уже покоились трое последних императоров Салического дома, а также Филипп Штауфен и Рудольф I — этот факт рисует Генриха VII как человека тонкого и деликатного.

Генрих VII, чтобы утвердить свой авторитет, пошел путем многих своих предшественников: он задался целью восстановления авторитета империи в итальянских землях. Условия жизни в Италии сложились так, что у многих возникло непреодолимое стремление к восстановлению императорской власти. Отсутствие этой власти и его печальные последствия увенчали ее неким ореолом в глазах общественного мнения.

Генрих Люксембург во время торжественных выборов императора. Миниатюра из лицевой рукописи «Кодекс Балдуина Трирского». Кобленц. Провинциальный архив.

Генрих сидит один за высоким столом; по бокам от него за столами — три кардинала, коронующие его. Напротив слева — архиепископ Балдуин Трирский, справа (в шапке с меховой опушкой) — пфальцграф Рудольф Баварский. Конные слуги разносят кушанья; трухзес, указывающий жезлом на избранного, тоже верхом.

Император Генрих VII со свитой. Миниатюра из лицевой рукописи «Кодекс Балдуина Трирского». Кобленц. Провинциальный архив.

Генрих VII, возвращающийся из Рима со своего коронования императорской короной (произошедшего 29 июня 1312 г. в церкви св. Иоанна в Латеране), встречает депутацию евреев. Указом папы Каликста II от 1119 г. евреи должны были испрашивать у каждого вновь избранного папы и императора позволения жить дальше в городах и исповедовать свою религию.

Избрание императора. Миниатюра из лицевой рукописи «Кодекс Балдуина Трирского». Кобленц. Провинциальный архив.

Семь курфюрстов (слева направо: архиепископы Кёльнский, Майнцский и Трирский, герцоги Баварский и Саксонский, маркграф Бранденбургский и король Чешский) 27 ноября 1308 г. избирают графа Генриха Люксембурга императором.

Казалось, что по своей природе Италия, более чем другие страны, предназначена быть единой, какой она некогда и была, а в то же время едва ли какая-нибудь другая страна была вынуждена так долго бороться против розни и с таким трудом добивалась единства, как Италия. Новая династия, завладевшая с 1268 г. Неаполитанским королевством в лице Карла Анжуйского, в это время владела уже только материковой половиной государства Штауфенов. Еще в 1282 г. ненависть к французскому владычеству на острове Сицилия привела к крупному заговору, опиравшемуся на связи с константинопольским двором и с Педро III Арагонским, зятем короля Манфреда, которого несчастный Конрадин, говорят, уже на эшафоте назвал наследником своих притязаний. Душой этого заговора был один из представителей сицилийской знати, Джованни да Прочида. Случайное происшествие — насилие, совершенное французским часовым над одной палермской девушкой — вдруг пробудило народную ярость в праздник Пасхи 1282 г., и все французы, каких только удалось разыскать на острове, пали жертвой этого восстания: около 12 тысяч человек погибли во время этой страшной «Сицилийской вечерни». На острове было установлено временное правительство, и при помощи Педро Арагонского сицилийцам удалось отстоять свою независимость и от завоевательных попыток французов, и от угроз и карательных мероприятий римской курии. И даже когда Хайме II Арагонский отрекся от притязаний на остров, сицилийцы на своем сейме избрали своим королем его брата Федерико и создали самостоятельное правление (1295 г.). Таким образом, здесь, на юге, вместо одного государства создалось два, и тем самым надолго была утрачена всякая возможность прийти к какому-нибудь умиротворению.

В остальной Италии, где политический процесс образования меньших и больших территориальных государств шел почти тем же путем, что и в Германии, хаос всевозможных усобиц был еще запутаннее, чем в Германии, а при более живом и страстном характере народа эти усобицы были еще более кровавыми и жестокими. В Северной Италии независимость и свобода, которую здесь города отстояли в борьбе с императорами из Штауфенского дома, вызвала к жизни многие силы, но в то же время привела к образованию множества отдельных центров: на пространстве между Альпами и Адриатическим морем образовалось около 40 самостоятельных общин, которые переживали то же, что некогда уже было пережито мелкими греческими автономиями… Жизнь этих городов представляла собой непрерывную цепь всяких перемен и усобиц между отдельными городами и коалициями городов, борьбы за гегемонию, угнетение меньших городов большими, а также вечные распри среди необузданной демократии, жестокой тирании и бессердечной аристократии, во всех возможных проявлениях. Названия гвельфов и гибеллинов, давно уже утратившие свой настоящий смысл, т. к. о династии Штауфенов или «Вайблингенов» все уже давно забыли, обозначали уже только две главные партии, которые тут и там уже боролись не за определенные принципы или идеи, а за обладание властью, и каждая из них, победив, самым жестоким образом старалась воспользоваться плодами своей победы. Вожаки побежденной партии немедленно должны были покидать город как изгнанники — banditi — и то значение, которое впоследствии приобрело слово «бандит», лучше всего характеризует способ мести своим согражданам, избираемый этими изгнанниками. При этом, однако, нельзя отрицать, что эта острая борьба за власть, это естественное соперничество больших городов, таких как Пиза и Флоренция, Милан, Генуя, Венеция, приводили, как в городах древней Греции, к страшному напряжению сил и тем самым давали мощный толчок всему течению жизни, так что этот период по отношению к Италии ни в коем случае нельзя считать периодом регресса. Достаточно вспомнить, что величайший, глубокомысленный и гениальнейший из всех средневековых поэтов Данте Алигьери родился в 1265 г. во Флоренции, и вся его жизнь с самой ранней юности прошла среди борьбы партий черных и белых, как называли их во Флоренции. И если в это время, на вулканической почве Италии, могло появиться поэтическое произведение, подобное Дантовой «Комедии»,[35] надо предположить, что здесь действовали такие силы, которые могли проявляться только в людях, одаренных благородными и возвышенными задатками.