— Никуда, — наконец промолвила я. — Мне показалось, что вижу земляка, но теперь понимаю, что ошибся.

Наше возвращение в замок прошло без приключений, хотя через каждые шагов двадцать я оглядывалась назад, ожидая увидеть Ренальдо. Витторио с таким увлечением рассказывал о проделках жонглеров, что не обращал, казалось, внимания на мое беспокойство, чему я была очень рада. Если бы он меня снова спросил, мне пришлось бы довериться ему.

Лишь у самых ворот замка с нами произошло небольшое происшествие, когда один из стражников на мгновение преградил нам дорогу.

— Ваша тележка была пуста, когда вы проезжали здесь в первый раз, — рявкнул он, указывая належавшие в ней свертки, и с важным видом продолжил: — Я должен убедиться, что вы не пытаетесь провезти кого-то тайком вопреки указу герцога.

Я чуть не сказала, что наша тележка столь мала, что в ней Под ворохом мешков едва поместится один из карликов-жонглеров. Мы покорно отступили в сторону, и стражник принялся рыться в наших покупках. Впрочем, он быстро завершил осмотр после того, как развернул шкуры, начавшие издавать на солнце зловонный запах. С отвращением фыркнув, он махнул рукой, чтобы мы проходили, и мы, сдерживая смех, дали ему волю только тогда, когда он уже не мог нас услышать.

Вернувшись в мастерскую, мы стали, освобождая тележку от мешков и свертков, осторожно складывать их. Взяв мешок с известью, Витторио притворился, что заглядывает в него.

— Ты уверен, что там никто не прячется? — хихикнув, спросил он и бросил его на полку.

Я улыбнулась, наслаждаясь этой передышкой в поисках убийцы. Я не осмеливалась признаться Леонардо, но мне начало надоедать натыкаться на трупы. Более того, меня не на шутку пугала мысль, что либо он, либо я, возможно, в конце концов, пополним их число. Я поклялась себе, что как только это чудовищное дело будет раскрыто, видеть мертвую натуру я буду только на анатомических рисунках.

Когда мы разложили приобретенные материалы, в трапезной стали появляться выполнившие дневной урок подмастерья, готовые отправиться на кухню за ужином. Некоторые с притворным удивлением приподняли брови, когда увидели, что я буду сопровождать их.

— Итак, учителю наконец надоело твое общество? — с лукавой улыбкой осведомился Паоло, Давид же только покачал головой и ухмыльнулся.

Я добродушно, насколько могла, отнеслась к их насмешкам, но прежней легкости уж не было. Я не могла избавиться от воспоминания о Ренальдо и чувства, что наша встреча не была случайной. Видимо, он искал меня, хотя, откуда ему стало известно, что я на рынке, — мне было невдомек. Впрочем, мои страхи несколько поутихли при мысли о том, что стража Моро задерживает не только тех, кто пытается улизнуть из замка, но и без ведома пробраться в него.

Я столь была погружена в собственные мысли, что почти не обратила внимания ни на веселое приветствие Марселлы, когда она выдавала мне мою порцию, ни на ее хмурый вид, когда я, пробормотав что-то в ответ, прошла дальше. Константин тоже пытался завязать со мной разговор, но в конце концов сдался, видя, что я лишь киваю в ответ.

После окончания трапезы я занялась привычными для нас, подмастерьев, делами. Я усердно все выполняла, ожидая, что учитель призовет меня к себе. Он ведь обещал, что расскажет, что ему удалось узнать за время моего отсутствия. Но прошел час, другой, и мне стало казаться, что сегодня продолжения расследования уже не будет.

Когда из огня достали последний ивовый прут, пополнивший наши запасы угольных карандашей, мы с позволения Константина прекратили работу и предались обычным развлечениям. В этот вечер, однако, все вели себя тише, чем обычно, да и в мастерской было гораздо спокойней без лютни Томмазо. Когда Константин погасил свечи задолго до того, как они сами потухли, никто не возразил; все, почти ничего не сказав, улеглись на свои тюфяки.

Я разделась в темноте, мысленно поблагодарив синьора Луиджи за его хитроумный корсет, в котором я стала больше похожей на мальчика. Теперь мне больше не придется, чтобы скрыть свой пол, тайком наматывать на грудь и разматывать полосы материи, с облегчением подумала я, развязывая простую шуровку и забираясь под одеяло. До сих пор меня преследовали образы мертвецов и разрушающихся склепов, и я в припадке раздражения, пытаясь избавиться от них, натянула одеяло на голову.

Несмотря на возбуждение, мне удалось забыться беспокойным сном. В сновидениях мы с Витторио вновь стояли на рынке и смотрели выступление жонглеров, но это уже была не знакомая троица карликов, а Ренальдо с Лоренцо. И вместо ярко окрашенных шаров они бросали десятки ножей под одобрительные крики толпы, казалось, забывшей о подстерегавшей их опасности. Только я попыталась криком остановить их, но они не вняли мне.

А затем случилось неизбежное. Сначала один, потом второй, третий нож сбились с пути, и вот уже в горле каждого юноши торчит по полдюжины ножей. Я закричала, ожидая, что оттуда брызнет кровь, но они лишь улыбнулись и продолжили бросать остальные ножи.

Обезумев, я пробиралась сквозь толпу зевак, хватая за рукав то одного, то другого в надежде отыскать того, кто поможет им. Мои труды, однако, не увенчались успехом. Когда я вернулась назад, юноши лежали на мостовой, и из них, как из фонтана, била ярко-красная струя крови. Я хотела броситься к ним, но не смогла сдвинуться с места, хотя ноги у меня так и мелькали.

Затем на противоположной стороне площади я увидела учителя, стоявшего рядом с такой же высокой, как и он, шахматной королевой. Никому это почему-то не казалось странным. Не увидели они также и внезапного превращения шахматной королевы в графиню Мальвораль, наряженную в сине-белый жакет разносчика и цеплявшуюся за руку учителя.

И только я видела змею, выползшую из ее полного рта, когда она остановила на мне свой ледяной взгляд и улыбнулась.

Я проснулась с бешено бьющимся сердцем и от страха не смела ни пошевелиться, ни открыть глаз. По прошествии, казалось, вечности, на самом деле одной-двух минут, сердце перестало безумно колотиться и прошло удушье. И вот когда дыхание успокоилось, благоприятный знак, предвещавший, что сон вступает в свои права, я поняла, что рядом с моей кроватью кто-то стоит.

Сначала меня охватило беспокойство, испытываемое, когда за кем-то наблюдают. Затем я услышала легкие шаги, ощутила слабое движение воздуха вокруг себя. Усилием воли я едва удержалась от крика и притворилась спящей, хотя меня и пробила холодная дрожь. Одеяло было по-прежнему натянуто налицо, и поэтому, даже если бы я осмелилась приоткрыть хотя бы один глаз, то все равно бы не увидела ночного гостя.

Возможно, учитель пришел за мной и меня ждет новое ночное приключение, с безумной настойчивостью твердила я себе. Но если это действительно он, тогда почему до сих пор не попытался разбудить меня?

Это было самым тяжким испытанием в моей жизни — лежать на тюфяке и молиться о том, чтобы незваный гость, перед тем как уйти, не вонзил нож в мое накрытое одеялом тело. Впрочем, у меня был еще один не столь пассивный выход. Я могла вскочить и попробовать застать его врасплох. Даже если он, испугавшись, не убежит, шум, возможно, разбудит моих товарищей, и они спасут меня от беды, в противном случае ожидающей меня!

Тогда давай, резко приказала я себе.

Собравшись с духом, я сделала глубокий вдох и с криком неожиданно вскочила с постели.

Подняв руки для отражения нападения, я уставилась в темноту… и увидела, что в помещении никого нет, кроме подмастерьев, которые, разбуженные моим криком, столпились вокруг меня. Когда я вскочила с кровати, с меня слетело одеяло, и теперь оно, дрожа, опускалось на землю, как старая ночная птица, возвращающаяся в свое гнездо.