Минутное дело провести организационный пленум укомола, избрать секретаря, президиум, назначить заведующих отделами… Полчаса, от силы час, и можно вздохнуть, позволить себе передышку.

Окончание конференции приурочили к обеду, чтобы делегаты успели засветло разъехаться, добраться к ночи до дому, а кому путь немалый, с ночевкой, так хоть на другой день обязательно прибыть домой.

Только членам укома придется задержаться, пока то да се, глядишь, еще день со счетов.

— Пошли, пошли, товарищи!

Новоизбранные члены уездного комитета собираются в тесном кабинетике Ознобишина. Рядом со Славой Железнов и Ушаков. Что ж, им еще долго работать вместе…

У двери Коля Иванов, рядом с ним Даша Чевырева, впрочем, теперь она не Чевырева, а Уфимцева. «Как хорошо, что мы простили ей свадьбу, — думает Слава. — Как развернула работу в волости! Волком партии не нахвалится сейчас комсомольцами. Ее заслуженно выбрали в уком…» Глаза у Даши поблескивают, энергия в ней так и бьет ключом. А вот Сосняков… Его, конечно, нельзя было не избрать, один из самых серьезных комсомольских работников во всем уезде. Но в излишней скромности его не упрекнешь, этот не сядет у стены, садится у стола, в центре, точно он невесть какое значительное лицо. Он и в город приехал за два дня до конференции, зашел на минутку к Ознобишину, небрежно поздоровался: «Как ты тут? Работаешь? Ну, работай, работай…» — и исчез. За два дня Слава его больше не видел, были у того свои дела в Малоархангельске. У Славы складывается впечатление, что Сосняков рвется на работу в укомол. «Не рановато ли? — думает Слава. — Конечно, когда-нибудь он попадет в Малоархангельск. Когда-нибудь…» Позади Соснякова Вержбловская. Славе не очень по сердцу, что ее выбрали кандидатом. Но девушек, девушек не хватает… Впрочем, учет у нее в порядке, все по полочкам.

Открывается дверь, входит Кузнецов. Это и хорошо, и плохо. Если все пойдет, как намечено, Шабунину не для чего терять здесь время, достаточно и Кузнецову выразить согласие уездного комитета партии с принятыми решениями. А если возникнет какая-нибудь заминочка…

Опять же Кузнецов быстрей, чем Шабунин, примет решение, никого не будет переубеждать, как это делает Афанасий Петрович, сразу оборвет — нельзя, мол, не так, скажет, а то и прикажет…

Кузнецов у окна.

— Все в сборе? Давай, Ознобишин, начинай.

Слава чувствует себя в своей стихии. Все, о чем он вчера говорил с Шабуниным, вылетело из его головы, да и что, собственно, он сказал? О том, что хочет уйти с комсомольской работы? Просит отпустить учиться? Ничего определенного не вкладывал он в свои слова.

Слава обводит глазами собравшихся, нет еще Хорькова и Бутримова, побежали небось на базар за махоркой.

— Еще двоих нет.

«С этими ребятами придется мне еще поработать, — думает Слава. — Не отпустят меня…»

Года два еще быть ему в Малоархангельске, если за это время не возьмут в Орел.

В щель из-за приотворенной двери протискиваются двое запоздавших.

— Товарищи, первое заседание вновь избранного уездного комитета разрешите объявить открытым. Прежде всего надо избрать секретаря. Какие будут предложения?

Железнов, упираясь локтем в стол, поднимает руку с полусогнутой ладонью, как это делают неуверенные в себе школьники.

Утром его вызвал к себе Афанасий Петрович, Не Славу вызвал, а Железнова.

«Сейчас он назовет меня, — думает Слава, — и дальше все пойдет как по маслу».

— Товарищи, я предлагаю решить сперва другой вопрос. Среди нас есть товарищи, которые давно рвутся на учебу. Мы не можем пренебречь таким законным желанием, тем более что эти товарищи хорошо потрудились в нашей организации…

Это он об Ушакове. Никита давно уже просит отпустить его учиться. Слава возражал, но, как видно, Никита уговорил Железнова вынести вопрос о нем на пленум.

— Поэтому, я думаю, мы не можем не уважить просьбы, — негромко, но твердо произносит Железнов, — и отпустим с комсомольской работы товарищей Ознобишина и Ушакова.

Да, Слава просил его отпустить, и все-таки он не ждал, что его отпустят так быстро!

Участники пленума с удивлением смотрят то на Железнова, то на Ознобишина.

Сам Слава смотрит на Кузнецова, но тот равнодушно глядит в окно. Слава с горечью, пожалуй даже с обидой, — а ведь обижаться ему не на что, сам об этом просил, — понимает, что решение принято. Коля Иванов тоже удивлен, а вот Даша воспринимает все происходящее как естественный ход событий.

Слава молчит, и тогда Железнов перехватывает у него председательские обязанности.

— Как, товарищи, будем обсуждать?

— Будем, — громко отвечает Сосняков и встает. — Я не согласен с предложением товарища Железнова, прошу слова.

Неужели Сосняков посоветует не отпускать Славу?

Железнов морщится.

— Слово имеет товарищ Сосняков.

— Я не согласен с формулировкой товарища Железнова, — заявляет Сосняков. — Ознобишина отпустить надо, но я не согласен с формулировкой.

Сосняков становится за свой стул, опирается руками на спинку, похоже, собирается долго говорить, и если слова Железнова прозвучали для Ознобишина громом, сейчас для него заблещут молнии.

— Скажу откровенно, не годится Ознобишин в руководители, — с вызовом говорит Сосняков. — Недостаточно принципиален. Работает он в организации сравнительно давно, и поэтому позвольте поподробнее. Разобрать его, как говорится, по косточкам. Начинал он у нас, в Успенском. Там вступил в комсомол, там принят в партию. Я тоже оттуда, родился в Корсунском, что от Успенского в двенадцати верстах, вступил в комсомол одновременно с Ознобишиным и наблюдаю его вот уже в течение четырех лет. Срок немалый, и я понимаю, что ко мне может быть обращен упрек: а где же ты был до этого времени, неужели понадобилось четыре года, чтобы распознать Ознобишина? Я отвечу. Да, в Ознобишине разберешься не сразу. Парень начитанный, интеллигентный, за словом в карман не лезет, поэтому его не так-то просто раскусить. И второе обстоятельство, почему у меня не сразу сложилось правильное мнение об Ознобишине. Собственное мое невежество и политическая неподготовленность. Вступая в комсомол, я был недостаточно развит, но с того времени сильно изменился и, скажу без ложной скромности, вырос до секретаря волкомола. Политическая подготовка помогла мне разобраться в недостатках Ознобишина…

«Сосняков несправедливо судит обо мне, — думает Слава. — Да он и не может судить обо мне справедливо, мы слишком разные люди. Убеждения у нас одинаковые, но слишком разные характеры, иные мои поступки он просто не способен понять…»

— Однако перейдем к фактам, потому что общая оценка без фактов не значит ничего, — продолжает Сосняков. — Я уже сказал, что Ознобишина приняли в партию в Успенской волости. Рекомендовал его в партию Быстров. Вам эта фамилия мало что говорит, но населению Успенской волости говорит очень много. Этот человек в первые годы революции работал у нас председателем волисполкома и немало сделал для того, чтобы поссорить крестьянство с Советской властью. Самочинные обыски, аресты, реквизиции, произвол стали при нем постоянным уделом успенских мужиков. Под непосредственным влиянием и руководством этого человека и воспитывался Ознобишин. Между прочим, заняв ответственный пост, Быстров бросил свою жену с двумя маленькими детьми и сошелся с генеральской дочкой, которую устроил в нашей же волости учительницей. А Ознобишин завел с этой генеральской дочкой близкую дружбу и даже некоторое время жил у нее на квартире. Быстров покровительствовал местным помещикам Пенечкиным, одному из Пенечкиных поручил даже заведовать успенским Народным домом, и Ознобишин, идя по стопам своего наставника, с этим носителем чуждой идеологии тоже завел дружбу и поощрял его культурную деятельность…

Можно ли так искажать факты?! Это Степан-то Кузьмич ссорил мужиков с Советской властью? Он действительно был грозой для кулаков, но не будь он грозой, еще неизвестно, что выпало бы на долю беднякам и какие кулацкие выступления он предотвратил. Покровительствовал Пенечкиным! Да он их работать заставил! Говорить так об Александре Семеновне! Да, дочь генерала, но генерала, повешенного деникинцами, и зверски убитая кулаками.