– Если вся эта история верна, она может иметь большое значение. Смогли бы вы узнать этого Митчеля?

– Этого я не могу утверждать точно, тем более, что я теперь припоминаю, что было два Митчеля и обоих звали Лерой.

– Вы уверены в этом? – спросил с удивлением Барнес.

– Вполне. Они были двоюродными братьями. Второй был моложе, и я не знал его лично. Он был в некотором роде пай-мальчик, а этого сорта люди не в моем вкусе; припоминаю только, что слышал, что он был влюблен в одну молодую креолку. Но я мог бы указать вам на человека, который все знает.

– А кто это?

– Старый господин по фамилии Нейльи. Он был близко знаком с семьей молодой креолки и знает подробнее историю Митчеля. Я думаю, что он был во власти у Монтальбан, которая о нем что-то знала. Теперь, когда она умерла, он, может быть, и решится заговорить.

– Хорошо, достаньте мне его адрес и постарайтесь узнать что-нибудь о другом Митчеле, примерном мальчике, что с ним стало? Я хорошо вам заплачу, только не давайте заметить Зефтону, что вы не для него работаете.

– Нет, теперь я принадлежу вам. Вы разгадали Зефтона и хорошо сыграли свою игру; теперь я ваш человек. До свиданья.

На следующий день Барнес посетил мистера Нейльи. Старый господин принял его со старомодной вежливостью и спросил, чего он желает, но Барнес не знал, с чего ему начать.

– Я пришел сюда, мистер Нейльи, – сказал он наконец, – чтобы просить вашей помощи в деле справедливости. Я долго не решался беспокоить вас, и если все же делаю это, так только потому, что мне больше ничего не остается.

– Прошу вас, говорите, – отвечал Нейльи.

– Мне нужны сведения о некоей Монтальбан… Выражение лица Нейльи внезапно изменилось и

приветливая улыбка исчезла.

– Я ничего не знаю об этой женщине, – холодно сказал он, встав и направляясь к двери. Барнес на минуту растерялся, но пришел к решению, что следует действовать быстро, чтобы не потерять надежду узнать что-нибудь.

– Одну минуту, мистер Нейльи! – закричал он. – Вы, конечно, не откажетесь помочь найти убийцу этой женщины.

Эти слова возымели ожидаемое действие.

– Убийцу? Хотите вы этим сказать, что она убита? – спросил Нейльи, возвращаясь на прежнее место.

– Роза Монтальбан убита несколько месяцев назад в Нью-Йорке, и я, кажется, напал на след ее убийцы. Желаете вы помочь мне в этом деле?

– Смотря по обстоятельствам. Вы сказали, что эта женщина умерла, и это меняет дело. Я имею достаточно, по крайней мере для меня, оснований не говорить об этой даме, но раз она умерла, это меняет дело.

– То, что я желаю от вас узнать, мистер Нейльи, очень просто. Знаете ли вы человека по имени Лерой Митчель, бывшего мужем этой женщины?

– Я его очень хорошо знал: это был отъявленный негодяй, хотя по внешности и приличный человек.

– Знаете ли вы, что с ним стало?

– Нет, он внезапно покинул Нью-Орлеан и никогда больше не возвращался сюда.

– Знали вы маленькую Розу Митчель?

– Ах, как часто сидела она у меня на коленях. Этот человек был ее отцом; он обманул одну из прелестнейших в мире девушек.

– Знали ли вы эту девушку? Знаете вы, как ее зовут?

– Да.

– Как же?

– Это тайна, которую я не для того хранил столько лет, чтобы доверить ее чужому человеку. Вы должны привести мне очень важные основания, чтобы я решился сообщить ее вам.

– Я вам объясню дело. Этот Митчель находится в настоящее время в Нью-Йорке и собирается жениться на прелестной молодой девушке, и я думаю, что он убил Розу Монтальбан или Митчель, чтобы устранить ее, так как она выманивала у него деньги. У него же находится и ребенок.

Нейльи вскочил и некоторое время ходил взволнованно взад и вперед по комнате.

– Вы говорите, что дитя при нем?

– Да, вот ее портрет. – Барнес передал Нейльи снятую Люцеттой фотографию.

– Очень похожа, очень похожа, – пробормотал Нейльи и задумался.

– Вы говорите, что он убил Розу Монтальбан? – спросил он наконец.

– Да, я так думаю.

– Было бы ужасно довести до виселицы отца этого ребенка. Какой позор! Какой позор! Но правосудие прежде всего! – Он, казалось, больше обращался к самому себе, чем к Барнесу. Внезапно он обернулся к нему. – Я не могу назвать требуемого вами имени, – сказал он. – но я поеду с вами в Нью-Йорк, и если ваша история истинна, тогда я призову небо и землю на помощь правосудию. Нельзя позволить этому негодяю загубить еще одну молодую жизнь.

– Хорошо, – сказал сыщик, чрезвычайно довольный результатом своего визита. – Но одно еще, мистер Нейльи: что вы знаете о существовании второго Лероя Митчеля?

– Я никогда его не видал, но слышал о нем. Тут была какая-то тайна, в которую я не мог проникнуть, но предполагаю, что он любил ту же девушку. Во всяком случае, вскоре после ее смерти он потерял рассудок и находится в настоящее время в сумасшедшем доме. Он ничем не может нам помочь.

Сговорившись с Нейльи относительно их отъезда, Барнес вернулся в гостиницу, где его ждал Чамберс.

– Ну, – сказал сыщик, – что вы узнали?

– Ничего особенно удивительного; я только нашел второго Митчеля. Он находится в сумасшедшем доме за городом; тот, что на севере, и есть муж Монтальбан. Этот сошел с ума, потому что ему изменило его сокровище.

– Узнали ли вы имя молодой девушки?

– Нет, это было невозможно. Его так тщательно скрывают, словно это государственная тайна. Да, да, эти креолы страшно горды.

– Хорошо. Вы честно поработали. Вот вам сто долларов. Довольны вы?

– Вполне. Счастливо оставаться. Полчаса спустя Барнес получил телеграмму:

После обеда Барнес уехал в сопровождении Нейльи в Нью-Йорк, и в тот же вечер Митчель получил телеграмму:

Прочтя это, Митчель оделся, закурил сигару и отправился со своей невестой в оперу.

Пока Барнес находится на юге, его шпионы в Нью-Йорке не узнали почти ничего нового, хотя это время ознаменовалось интересными событиями. Самым важным было назначение дня свадьбы Митчеля и мисс Ремзен на пятое мая – день, в который Барнес и Нейльи прибыли в Нью-Йорк.

Таким образом, судьба, по-видимому, угрожала Митчелю кризисом как раз в день его свадьбы. В Нью-Орлеане сыщик искал данных для обвинения жениха в ужасном преступлении. В Нью-Йорке прелестная девушка готова была произнести обет верности тому же самому человеку, а этот человек проявлял полнейшую беззаботность, как если бы ему не грозила никакая опасность, и считал свое счастье вполне заслуженным. Большой интерес вследствие последних событий представляет поведение Доры Ремзен в это время. Читатель, вероятно, помнит, как Рандольф пропустил удобный случай объясниться с молодой девушкой, как он предостерегал ее против Торе, и что его слова, как это часто случается, имели как раз обратное действие. Торе сделался не только частым, но и желанным гостем Ремзен. Рандольф замечал с возрастающей тревогой, что Дора всегда внимательно слушала его рассказы. Особенно же беспокоило его то, что несмотря на потраченные им труд и время, ему до сих пор не удалось узнать ничего, что говорило бы не в пользу Торе, и он принужден был сознаться, что его антипатия была вызвана простым предубеждением. Однако эта антипатия была очень велика и все возрастала, так что он наконец решился переговорить об этом с Митчелем. Он и сделал это однажды, когда комнаты Ремзен были по обыкновению наполнены гостями, среди которых находился и его соперник.

– Митчель, – начал он, – каким образом этот человек, черт его возьми, стал здесь таким близким другом?

– Дора, кажется, где-то его встретила. В чем дело?

– В чем дело? Можешь ли ты об этом спрашивать?