Итак, монсеньор де Бетанкур девятого дня мая 1405 года поднял паруса и спустя некоторое время уже причаливал к островам Ланселот и Фортавантюр под звуки труб, рожков, тамбуринов⁵²⁰, скрипок, арф, ребек⁵²¹, бюзин⁵²² и многих других <музыкальных> инструментов. Все это сливалось в единую мелодию, и такую громкую, что за ней было бы нелегко услышать даже небесный гром; она ошеломила все <население> Эбрени и Ланселота, особенно канарцев. Надо сказать, что сеньор даже не мог и предположить, что на кораблях имеется такое количество инструментов. Оказалось, что очень многие юноши, умевшие играть, захватили с собой рожки, скрипки и все остальное. Но их набирал не сеньор, а Масио де Бетанкур, который по поручению дяди также проверял, что за народ к ним вербовался, он и посоветовал сеньору взять <этих юношей> с собой, поскольку они показались ему умелыми и ловкими. На кораблях развернули флаги и штандарты, и готовый сойти на берег монсеньор де Бетанкур стоял в окружении своих спутников, одетых в праздничное платье. Монсеньор выдал каждому по окетону⁵²³, а шести знатным сеньорам, прибывшим с ним, он подарил окетоны, расшитые серебром; у многих других была такая же расшитая серебром одежда, но за нее ее владельцы заплатили сами. Все выглядели весьма достойно. Никогда еще прибытие монсеньора де Бетанкура не было столь торжественным. Когда корабль был почти в полумиле от острова Ланселот, жители заметили его и поняли, что это возвращается их король и их сеньор. Находившиеся на борту увидели, как канарцы – мужчины, женщины и дети – бегут к берегу навстречу своему господину и кричат на своем языке: «Вот приехал наш король!»; от радости они скакали, плясали и целовались друг с другом. Было ясно, что <канарцы> счастливы видеть своего короля; нет сомнения, что и <французы>, которых монсеньор де Бетанкур оставил на островах Ланселот и Фортавантюр, радовались не меньше. Музыка, доносившаяся с барок и звучавшая, как я сказал выше, очень громко, доставляла канарцам огромное удовольствие, она ошеломляла и приводила их в восхищение. Когда монсеньор сошел на берег, не стоит и говорить, насколько радушно его встретил народ; канарцы ложились на землю, оказывая ему тем самым высшую почесть: это означало, что их жизнь и их имущество принадлежат ему. Сеньор приветствовал их со всей сердечностью, особенно короля, принявшего христианство. <Жители> острова Фортавантюр быстро узнали, что их король и сеньор вернулся и высадился на острове Ланселот. Жан Ле Куртуа, его заместитель, вместе с шестью спутниками, среди которых были Ганнибал и некто по имени де Ла Буассьер, прибыл на лодке на Ланселот к своему сеньору, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение, как это и было положено. Монсеньор де Бетанкур спросил у Жана Ле Куртуа, как обстоят дела. Тот ответил: «Монсеньор, дела обстоят хорошо и идут все лучше и лучше, и я думаю и верю, что все ваши подданные станут добрыми христианами, ибо у них было прекрасное начало, и они, как никто другой, радуются вашему приезду. Оба христианских короля <Фуэртевентуры> хотели отправиться со мной, но я сказал им, что вы скоро сами приедете на их остров, и обещал им, что не вернусь без вас». «Не беспокойтесь, – сказал наш сеньор, – я приеду туда завтра, если на то будет Божья воля». Сеньор расположился в Рубиконе, в замке, как и бóльшая часть <прибывших> с ним. Не стоит и говорить, что люди, которых сеньор только что привез из Нормандии, удивлялись, увидав страну и столь необычно одетых канарцев, ибо, как я уже рассказывал выше⁵²⁴, мужчины покрывают козьей шкурой свои бедра только сзади, а женщины носят кожаные накидки, спускающиеся до земли. Тем не менее они были рады, что приехали сюда, эта страна им очень нравилась, и чем больше они на нее смотрели, тем больше она им нравилась. <Нормандцы> ели финики и плоды этой земли, которые казались им необычайно вкусными, и ничто не причиняло им вреда. Они не жалели, что оказались в этой стране, и чувствовали, что жить им здесь будет хорошо. Я не могу передать вам, насколько они были счастливы; думаю, что они будут еще более счастливы, когда увидят остров Эрбенн, или Фортавантюр. Монсеньор спросил у Ганнибала, как он находит его план и нравятся ли ему те, кто с ним прибыл. «Монсеньор, – сказал Ганнибал, – мне кажется, если бы в первый раз мы приехали в таком составе, наше предприятие не длилось бы столь долго, как это случилось на самом деле, и все бы произошло намного раньше; это очень хорошие и достойные люди; когда жители с других островов, еще не принявшие христианство, увидят это великолепие, они будут поражены, как никогда прежде». «Это и мое намерение, – сказал монсеньор, – плыть на Гран-Канарию и все это показать им [туземцам]».

Итак, монсеньор де Бетанкур покинул остров Ланселот, чтобы отправиться на остров Фортавантюр, взяв с собой всех людей, которых привез <из Нормандии>. Вы бы только посмотрели, какая огромная толпа канарцев собралась на побережье, чтобы встретить своего короля и сеньора; там же находились и оба короля, принявших христианство. Не стоит и говорить, как радовались они вместе с другими <жителями> этой страны. Трудно описать чувства, которые они выказывали соответственно их обычаям и привычкам; все они были просто на небесах от счастья. Сеньор прибыл в Ришрок, который нашел полностью восстановленным; действительно, Жан Ле Куртуа очень много потрудился с того времени, как сеньор отправился в Нормандию, чем очень угодил ему. Оба крещеных короля также пришли представиться ему; он встретил их со всем радушием и пригласил отужинать с ним. Сеньор совсем не знал их языка, но у него был переводчик, говоривший на французском и на местном наречии, вот почему они понимали друг друга. Во время ужина играли музыканты, и от удовольствия, которое короли испытывали, слушая их, они не могли даже есть, от трапезы их отвлекало также сверкание расшитых окетонов, особенно тех пятидесяти четырех, чрезмерно украшенных золотом и серебром, ибо некоторые <из приехавших> стремились перещеголять друг друга, и прежде всего сыновья вассалов нашего сеньора из Гренвиля и Бетанкура. Оба гостя сказали, что, если бы раньше де Бетанкур явился к ним в таком окружении, они давно бы уже подчинились и что только такому королю под силу завоевать еще много других земель. Они называли монсеньора де Бетанкура не иначе как король, ибо таковым его и считали. «Да, – сказал монсеньор де Бетанкур, – я намереваюсь отправиться на Гран-Канарию и выяснить, что это за страна». Жан Ле Куртуа ответил ему: «Монсеньор, это было бы очень хорошо, и мне кажется, что ее жители не будут долго сопротивляться, но нужно сначала с Божьей помощью разведать, где удобнее пристать к острову, и, насколько возможно, изучить его». Ганнибал, присутствовавший там, сказал: «Мне бы хотелось повоевать там и взять хорошую добычу; я уже был там прежде, и мне кажется, что это не столь трудное дело, как о том говорят». На что монсеньор ответил: «Нет, это трудное дело, мне сообщили, что там десять тысяч знатных мужей и они не боятся нас, так что все не так просто. Но чтобы хорошо узнать эту землю, думая о будущем <ее покорении>, надо сначала побывать там хотя бы для того, чтобы выяснить, где причаливать и какими дорогами проходить. И если Богу будет угодно, обязательно явится какой-нибудь добрый правитель из какой-нибудь страны, который подчинит и этот остров и кое-что еще. Да ниспошлет Он нам свою милость!» Монсеньор де Бетанкур продолжал: «Нужно решить, когда я смогу туда отправиться и кого я оставлю здесь; вы же, Жан Ле Куртуа, поедете со мной». «Конечно, монсеньор, – ответил Ле Куртуа, – я очень этому рад». Монсеньор де Бетанкур добавил: «Я оставлю здесь Масио де Бетанкура, чтобы он получше узнал страну, у меня нет намерения отправлять его во Францию, ибо я не хочу, чтобы эта земля осталась без <носителей> имени де Бетанкур и без представителя моего рода». Жан Ле Куртуа сказал еще: «Монсеньор, если Богу угодно, я уеду отсюда с вами, когда вы будете возвращаться во Францию. Я очень плохой супруг, вот уже пять лет, как я не видел моей жены». На самом же деле ничего плохого по отношению к ней он не совершал. Когда монсеньор отужинал, все разошлись по своим делам. На следующий день сеньор отправился в Балтарэ, где окрестил одного канарского младенца, которого назвали Жаном в честь крестного отца. Он приказал доставить в часовню образ Богоматери, церковное облачение, очень красивый молитвенник и два маленьких колокола, каждый весом в сто <ливров⁵²⁵>, и повелел назвать часовню «Нотр-Дам-де-Бетанкур»; а мессир Жан Веррье стал священником Фортавантюра и прожил там в благополучии остаток своей жизни. Монсеньор де Бетанкур оставался на этом острове еще некоторое время, а затем назначил день, чтобы отплыть на Гран-Канарию. Он сказал, что это будет шестой день октября 1405 года, и в назначенный срок он был готов к отъезду вместе с новыми людьми, привезенными <из Нормандии>, и со многими другими; шестого октября они вышли в море на трех барках, из которых две принадлежали сеньору, а третья была подарена испанским королем. Фортуна распорядилась так, что все три судна были отнесены морем к сарацинским землям⁵²⁶ и оказались очень близко к бухте Бужедер⁵²⁷. Монсеньор де Бетанкур и его люди сошли на берег и углубились внутрь этой страны на восемь лье; здесь они захватили мужчин и женщин и увели их с собой; кроме того, они поймали более трех тысяч верблюдов, но не смогли погрузить животных на борт, поэтому перебили их и бросили там. затем они взяли курс на Гран-Канарию, как это было задумано монсеньором де Бетанкуром. Но Фортуна снова вмешалась, и из трех кораблей одному пришлось вернуться на Эрбенн, а два других пристали к острову Пальм и оставались там до тех пор, пока первая барка, на которой находился монсеньор де Бетанкур, не присоединилась к ним для того, чтобы начать войну с жителями этой земли.