Переезд не занял много времени. Пока мы были у Сталина, люди Короленко перевезли наши нехитрые пожитки на дальнюю дачу. Её строили для Сталина, но он никогда в ней не жил, зато остальные члены Правительства и ЦК часто отдыхали там. Высокий одноэтажный, очень большой, дом, с зелёной металлической крышей, был перестроенной усадьбой какого-то богатого помещика. Недалеко от высокого крыльца бил фонтан. А парк напоминал парк в санатории ВВС в Ялте, правда, без магнолий: уютные беседки, гроты с источниками чистой ключевой воды, стриженые газоны и большие клумбы цветов. Внутри дома был медицинский кабинет, небольшой бассейн, стены в комнатах были обшиты светлым орехом и красным деревом. В здании был большой персонал. Весь периметр был огорожен, бойцы Короленко охраняли дом и снаружи, и изнутри.

О чём Сталин разговаривал с Маргаритой, я не знал: она молчала, а я не стал её спрашивать. Она держала на руках Оленьку, и, молча, смотрела в окно всю, довольно долгую, дорогу. Когда въехали во двор, она произнесла единственную фразу: «Наша тюрьма…».

Сам я, тоже, чувствовал себя не в своей тарелке: меня отстранили от моей любимой работы, неизвестно, как меня встретит окружение Сталина. Впрочем, что я вру самому себе! Известно, как оно меня встретит. Тем более, что речь шла о подборе кадров. То, что всё изменилось, дал почувствовать разговор с Берия возле машины: когда я обратился к нему по имени-отчеству, он прервал меня: «Андрей, зови меня Лаврентий, просто Лаврентий. Мы с тобой в одной лодке: если убьют тебя, то убьют и меня. И наоборот. Не поздравляю. Тяжёлая у тебя ноша. Найди, пожалуйста, время для моего доклада. Я введу тебя в курс всех моих вопросов». Сергей присутствовал при всех разговорах, я это чувствовал, но Сергей молчал. Только, когда мы вышли от Сталина, а там, вместо нашего ЗиСа, нас ждал бронированный «Паккард», он произнёс: «Господин назначил меня любимой женой!», пожелал счастливого пути и «пошёл гулять с собаками». Один Митька с удовольствием рассматривал внутреннее устройство незнакомой ему машины, и атаковал меня своими «Почему?». Когда я дома, он у меня с рук практически не слезает. Видимо, ему меня недостаёт. Надо и на это выделить время. Саша теперь сидит справа от водителя, и у него прибавилась шпала в петлице. Время военное, поэтому впереди шли две машины сопровождения, а сзади ещё одна. Эти новые машины появились недавно, в 41 году, их специально заказывали в Америке. Внешне они напоминали довоенные «Паккарды» ЦК и Правительства, но только внешне. Митя был очень удивлён толщиной стёкол и наличием автоматов в салоне, уложенных в специальные ящики с кожаными крышками. Кроме того, в машине была радиосвязь с ЗАС и выходом на ВЧ.

Двери на входе в дом открывались специальным механизмом. Сразу запищала сигнализация, которая обнаружила наше оружие, но лейтенант, сидевший за стеклом справа, выключил сигнал и открыл вторую дверь. Мы вошли в большой светлый коридор. К нам подошли три женщины, одна из них хотела взять ребёнка у Риты, но Рита отрицательно покачала головой. Одна из женщин представилась как Анастасия Викторовна, и что она является старшей среди обслуживающего персонала.

— Мы расположили вас вот в этом крыле, на солнечной стороне, но если у Вас есть или возникнут какие-то другие пожелания, то просто скажите мне или любому из персонала. Весь дом в Вашем полном распоряжении. Пройдёмте, я всё покажу.

Она показала, в первую очередь, детскую для Ольги, и женщину, которая будет помогать по уходу за ребёнком. Она — врач-педиатр. Звали её Вера, это она пыталась забрать у Маргариты спящего ребёнка. В комнате, она ловко проделала это, даже не разбудив Оленьку, сняла ей туфельки и положила её на кроватку. Мы тихонько вышли из комнаты. Рядом располагалась комната Мити, между ними была дверь, так, чтобы дети могли общаться, не выходя в коридор.

— Это две Ваши спальни, они тоже сообщаются, они одинаковые. Вот в эту мы положили Ваши вещи, Андрей Дмитриевич, а сюда — все женские. Это Ваш кабинет, если что-то требуется дополнительно, сообщите мне. Книги расставлены в том же порядке, как и у Вас на старой квартире. Пройдёмте дальше. Это — малая столовая. Есть ещё две больших столовых. Это — банкетный зал, это — комната отдыха. Это — библиотека. В каждой комнате есть кнопка вызова персонала и красная кнопка вызова охраны. Кухня и персонал работают круглосуточно. Меню — в любой из столовых, Вы можете заказывать любое блюдо, даже, если его нет в меню. Повара у нас очень хорошие.

Мы, молча, следовали за ней, я даже не пытался запомнить: где и что. Поблагодарив Анастасию Викторовну, мы вернулись в комнату-спальню Риты. Я положил портфель, вытащил пистолет из кобуры, положил его в тумбочку у кровати.

— Пойдем, посмотрим парк. — сказал я, и Рита понимающе мотнула головой.

Вышли в парк.

— Мне тоже кажется, что здесь всё на «прослушке». Вполне вероятно, что и парк тоже радиофицирован. Во всяком случае, скамейки и беседки — точно. — сказала Рита. — Что будем делать? И как ты видишь будущее наших детей и моё будущее. Ситуация гораздо хуже, чем тогда с Василием. Кстати, где он сейчас?

— Его перевели в инспекцию ВВС, после того, как Сталин узнал, что он опять начал пить.

— И он окончательно поставил на нём крест?

— Видимо, да.

— И выбрал тебя в качестве «преемника». Везёт нам, как утопленникам! — я мысленно улыбнулся: «Я ведь и есть «утопленник»».

— Да, Рита. Может быть и так, но, мне кажется, что Сталин не настолько высоко оценивал Василия, чтобы делать на него высокие ставки. Хотя, конечно, каждому отцу хочется, чтобы его сыновья тоже добились успеха.

— Не важно. Сейчас важно то, что уже случилось. — Рита сделала вид, что показывает мне на клумбу. — Чем мне заниматься, если Сталин сказал, что, в первую очередь, все станут доставать именно меня и детей. Т. е. сделают то, что сделали с его жёнами.

— А ты займись живописью и переводами. — Рита удивлённо посмотрела на меня.

— А ты откуда знаешь, что я рисую? Я никому, никогда об этом не говорила и не показывала мои рисунки. Дома ни одного нет! Все рисунки в школе и в моём кабинете на Лубянке.

— Ты забыла, откуда у нас Тлетль?

— Ты же не понимаешь по-испански!

— Не понимаю. Но слово «пинтор» — знаю. И потом, вы так долго и увлечённо говорили с маэстро Диего…

— Мда… Мне казалось, что это распознать невозможно. Вообще-то, это мысль. Рисовать мне очень нравится. Но это занимает много времени, поэтому я редко могла это себе позволить. Сейчас можно заняться этим вплотную. А с переводами, не знаю, нужно перевоплощаться в писателя…

— Но ты же разведчица. У тебя получится!

— Ты у меня просто удивительный! Мне казалось, последнее время, что у тебя нет ни секунды времени, чтобы даже поговорить со мной.

— Я часто с тобой разговариваю. Просто ты об этом не знаешь. Я перебираю в мыслях те минуты, которые успеваю выделить для тебя, и часто думаю, как бы ты поступила на моём месте. Особенно, когда разговариваю с людьми. Ты же психолог, по натуре.

— Скорее, по профессии. Это — не врождённое, это — приобретённое. Когда готовишь человека-нелегала, приходится разбирать его психологию на составляющие.

— Тогда это тоже можно использовать. Но это будет зависеть от твоих успехов в живописи.

— Что ты задумал?

— Ещё не время об этом. — я поцеловал Риту. — Пойдём в дом, надо посмотреть, чем занят Митя.

— Он привык, что возле него мама Маша, но Сталин сказал, что к ней проявляют внимание чужие спецслужбы, которые подбираются к тебе и ко мне. Поэтому, ради её безопасности, просил уволить её. Друг, который у неё появился, не внушает Сталину доверия. Жаль Машу.

Мы повернули к дому, а нам навстречу бежал Митя. Взяв его за руки, мы, раскачивая его на руках, шли в сторону дома. Митька был на седьмом небе от счастья. Папа и мама вместе с ним гуляют! Солнце уже цеплялось за вершины деревьев. Мы попросили накрыть нам ужин в малой столовой. Оленька была накормлена и играла с Верой, а Митя носился по дому, рассматривая всё. Больше всего ему понравился бассейн, и мама Рита пообещала научить его плавать.