«Черт возьми, а ведь, по большому-то счету, много ли человеку надо?» — думал Крутовский, глядя на своих гостей, с трудом разместившихся в крошечной двухместной каюте.

Но все хорошее заканчивается, «тайная вечеря» — тоже. Что-то явно несло Андрея на благодушие. «Не к добру!» — заключил он, и решил пройтись по постам и кубрикам своей боевой части, осмотреться.

Пустую посуду забирал вестовой, все разошлись по своим каютам — спать оставалось совсем немного, а наступивший день вовсе не обещал быть легким.

Ребята на этом «пароходе», утыканном антеннами всех возможных и даже невозможных форм, дело свое знали. Приклеиться и таскаться за «Марьяттой» было ой, как не просто, и требовало постоянного внимания и даже — творческого подхода. Об этом знал весь флот, все кому приходилось сталкиваться с РЗК так или иначе. Вот и теперь, «топающий» было себе куда-то к северу, «разведчик» вдруг резко изменил курс вправо и явно увеличил обороты. От вброшенной в дизеля обогащенной смеси, не успевшей прогореть в его цилиндрах, над кораблем взвилась шапка дыма, уносимого свежим ветром.

У Крутовского мелькнула одна догадка, и он дал команду БИПу рассчитать новые элементы движения «норвежца». Он подошел к карте, взял штурманскую параллельную линейку и циркуль, чего-то прикидывая, затем заглянул в свежий план боевой подготовки флота, который рассматривал командир. Андрей ткнул карандашом в один из пунктов плана и сказал:

— Вот сюда, товарищ командир!

— Ты думаешь? — быстро просчитывал командир варианты.

— Так по курсу и времени почти совпадает, миль за пять также резко довернет влево, ход — до полного или даже — на форсажный, и как раз выскочит на кромку полигона к моменту пуска.

— Хм-хм… — раздумчиво похмыкал себе под нос командир, и удовлетворенно резюмировал: — очень-очень даже похоже! Голова! — похвалил он своего минера.

И тут же возмутился: — Вот, ведь, гады! Да они, похоже, наш план БП[32] раньше нас получают!

Он крикнул:

— Штурман! Рассчитать курс на кромку квартиры 1434![33] Надо опередить эту… блондинку! А вообще — подводников ждет сюрприз! От нашей знакомой…

«Действительно, блондинка!» — подумал Андрей. Корабль «соседей», сияя молочной эмалью в лучах солнца, вспенивая темно синие, почти ультрамариновые волны, отражающие редкую чистоту бездонных небес, выглядел очень привлекательно. Даже — красиво! «Все равно — с нашим не сравнить!» — ревниво подумал Крутовский. Все-таки есть у нас пока что-то от фрегата, архитектура летящая! Может, крамольная моя мысль, может новые материалы, кораблестроительные задачи в свете новых видов оружия и средств обнаружения требует и новых форм, вроде драконовидного, рубленной формы, новейшего самолета F-117. Андрей видел такие концептуальные проекты в морских журналах, но… корабль, все-таки, должен быть красивым даже в таких решениях! Иначе уйдет что-то, чего ни описать, ни объяснить нельзя. Но чего явно не будет хватать, если пропадет! А в море кому-то все равно ходить придется! И даже — воевать в нем!»

Турбины весело пели песню погони — так думалось Крутовскому на романтической ноте. Техника — работает, по крайней мере — никто об обратном не докладывал.

Видимость — сто на сто, легкий ветер и легкое же походное возбуждение. Хорошо — когда все хорошо! Ох, не сглазить бы! — Андрей вспомнил Егоркина и… незаметно постучал по деревянному покрытию прибора. На всякий случай! А вдруг?

Штурмана вдвоем бегали с крыла на крыло мостика. Командир что-то спросил у одного из них и ехидно улыбался, и качал головой, удовлетворенно наблюдая.

— Теперь в поте лица ты будешь добывать хлеб свой! — многозначительно процитировал Караев, глядя на их активность — Мне бы тоже давно надо было догадаться!

Оказалось, что в штурманскую рубку пришел заспанный и злой Тихов, молча шарахнул своей пилоткой по индикатору АДК[34], старательно завесив ею весь его дисплей, и сказал: — Считайте, что сломался! У вас и средств и способов определения места до… (он сказал, как много этих самых способов. А так же, о том, где он видал таких штурманов, которые, кроме как заглянуть «в очко» АДК, ничего не умеют и даже не хотят уметь! Что уже хуже…)

Жизнь для штурманов несколько полиняла и потеряла свои радужные цвета. К легкой-то жизни быстрее привыкаешь, но трудности надо преодолевать! Даже — искусственные, созданные родным начальством в учебных целях! И, самое то главное, для твоего же блага, оказывается!

С чувством исполненного долга Тихов присел на крошечный диванчик в штурманской рубке, завернулся в пальто, поднял уютный лохматый воротник, зарылся туда носом и… сделал вид, что задремал. Штурманенок делал замеры, лез в какие-то таблицы, и острым, заточенным до состояния иглы, штурманским карандашом писал в книжке столбцы цифр, смешно шевеля губами. Он не то диктовал, не то матерился себе под нос — тут начштаба не мог быть твердо уверенным. Подсматривая из-под опущенных ресниц, Константин Тихов все же решил, что этот эмбрион штурмана несет его во все корки. Почему-то стало обидно за себя, за свой возраст и… погоны.

Нанеся полученное в результате непривычных мучений место, сравнив его со счислимым, лейтенант с опаской оглядев якобы спящего капитана 1 ранга, протянул руку и попытался приподнять краешек пилотки.

Тут, ужасно довольный своей предусмотрительностью, Тихов ка-а-к рявкнул:

— Куда-а-а! А ну, положь в зад! Порву как Тузик грелку!

С этим парнем спортивного вида такая операция бы вряд ли вышла, но пугануть все равно было приятно! Штурманенок подпрыгнул на месте и испуганно оглянулся. К мстительной радости Тихова.

«Мелковато как-то вышло!» — грызанула было совесть, но… отпустило, как говорят врачи. Совесть, она, конечно — совесть, но — всё же своя! Чай, не обидит!

«Знай наших! А то вишь, дылда вымахал, на целую голову выше меня, все 190 сантиметров! А в штурмании-то — слабоват! Не так их учат, эх, не так!» — удовлетворенно подумал он, часто комплексовавший по поводу своего невеликого роста. «Да, в наше время дождь был мокрее, килограмм тяжелее!»… — процитировал он. И вот ведь, гад!» — неожиданно обозлился Константин Александрович на штурманенка. «Он-то сможет еще стать капитаном первого ранга, даже адмиралом! Запросто! Время будет! А двадцатидвухлетним лейтенантом я уже ни-ког-да не стану! Вот хоть тресни — не стану! И самое хреновое в молодых офицерах то, что мы сами уже никогда-никогда молодыми не будем!» — грустно покивал своим мыслям Тихов. Он почему-то расстроился и, уже в слух, в тридцать четыре этажа, прокомментировал свое состояние души. Это у него было вместо вздоха — рефлексировать, выдавая себя, Тихов считал делом недостойным офицера… правильно, надо сказать, считал!

Штурманцы шарахнулись от него в разные стороны — кто к прокладочному столу, кто на крыло мостика. У маленького старшины-штурманского электрика, старательно возившегося с картой, отвалилась челюсть. Они-то думали… Они-то, в своей мании величия, считали, что это опять в их адрес! Размечтались!

— Рот закрой! Мух все равно нет — ловить не надо! Смотри, пропустишь какое важное оповещение! — по инерции прошелся Тихов и по безвинному парню. «И чего это я, собственно?» — запоздало удивился он сам себе.

Вот, кстати, именно за такие моменты «нервной активности» и абсолютную непредсказуемость, молодые офицеры называли его, между собой, втихомолку, «пьяный с бритвой». А ведь, если по-человечески, Тихов вовсе не был ни злым, ни злопамятным, ни мстительным. Скорее, наоборот! Но, искренне считал, что сам вид морской командирской деятельности просто обязывает так поступать! Грубость это так — как свисток у вахтенного офицера, прилагается к командирской должности. И если бы он узнал о своем прозвище, то искренне бы расстроился, ибо, опять, тоже считал, что морские негласные прозвища — меткие, не в бровь, а в глаз! Он-то, безо всякой протекции, двигался вверх от командира электронно-навигационной группы! И всяких прозвищ навидался и наслышался за службу. А сравнивать уж было, с чем, можете поверить! Часто эти прозвища били в самую суть человеческого характера. Да, молодость где-то жестока!