Уже в 1950 году я слышал о побегах из других лагерей стройки 500, но финал был один — опять лагерь. Через мыс Лазарева проходит нефтепровод Оха (Сахалин) — Софийск; это те места, которые описаны в романе В. Н. Ажаева «Далеко от Москвы». В поселке Лазарева, знаменитом первым в стране нефтепроводом, выстроенным заключенными еще до войны, жил один человек по имени Егор. Он не работал нигде, а жил на средства, которые получал от МВД за поимку беглецов. За одного зэка платили «прилично», как выражался Егор. Денег — пять тысяч, спирт, белая мука, мясо, чай. И Егор оправдывал такие подачки, служил усердно. После любого побега приходили сотрудники МВД к Егору и давали задание: «Найди!»

Егор брал винтовку, приличный запас боеприпасов, сухой паек и — вслед за беглецами. Шел иной раз по месяцу и настигал свою жертву. Беглеца он не приводил в лагерь, уничтожал на месте, а в лагерь приносил кисти рук, которые отрубал у своей жертвы. Лагерная администрация делала с них отпечатки пальцев, сличала с отпечатками пальцев на формуляре, и, если все сходилось, Егор получал свое. Говорят, что он даже имел за свои гнусные дела орден нашей Родины. В поселке его ненавидели, но сделать с ним ничего не могли, так как у него была тайная охрана.

Вели нас однажды с работы. Один охранник сказал нам: «Вон тот Егор, от которого еще никто не уходил».

Стояла уже глубокая осень, из нашей зоны видно было, что на берегу появился лед. Рыбаки готовились к зиме, убирали свои плавсредства на зимнюю стоянку, но много лодок было еще на воде. Проснулся лагерь в этот день, как всегда. К 7 часам утра всех выгнали к вахте, чтобы вести на работу. В бригаде, в которой работал я, в основном были политические. Пришли мы на объект, минут через двадцать явился из лагеря дежурный, нас вновь построили, считали несколько раз, а затем повели в лагерь. Здесь мы узнали, что из нашего лагеря убежали три человека. Следов побега никаких не было. Когда бежали, ночью или вечером, неизвестно. Ко всему этому утром, когда мы встали, лежал снег; следов никаких, даже опытные собаки ничего обнаружить не смогли. Побег был настолько умный и дерзкий, что как это произошло, мы узнали лишь после того, как беглецов поймали.

А все произошло так. Работая длительное время на объекте, уголовники прятали там в укромных местах гражданскую одежду, а как накопили все необходимое — бежали. В наш лагерь регулярно один раз в неделю заходила ассенизационная машина («говновозка»). Шофер был из числа заключенных, но бесконвойный, у него кончался срок. Эта «говновозка» в назначенный день приезжала в зону после 23 часов. Пришла она и в тот день в положенное время, но высосала не все содержимое в уборных — осталось много места в бочке, вот туда, в эту жижу, и залезли все трое: они стояли в говне по грудь.

«Говновозку» остановили на проходной, открыли люк, посмотрели, что там жидкое содержимое, и выпустили за пределы лагеря. Машина медленно и благополучно дошла до объекта, где хранилась одежда. Беглецы вылезли, обмылись в ледяной воде, переоделись, сели в лодку и под веслами ушли через Татарский пролив на Сахалин. Тем временем поиски велись здесь, на мысе, и в прилегающих районах. Шли пятые сутки, все это время мы сидели в лагере, на работу нас не водили. Беглецы, добравшись до Сахалина, скрывались в лесу, пока не кончились запасы продовольствия. Голод заставил их зайти в один из поселков. Повсюду было объявлено о побеге заключенных; знали об этом и на Сахалине. Зайдя в одну из избушек, беглецы попросили дать им поесть. Хозяин с подозрением отнесся к незнакомым людям и незаметно отправил своего сына в поселок, где есть сельсовет, чтобы сообщить в МВД, что, не исключена возможность, это те, которых разыскивают. Он накормил гостей и уложил спать, пообещав помочь добраться до Александровска. Рано утром, в 5 часов, разбудил их, те вышли на улицу и увидели, что избушка окружена чукчами и нанайцами. Бежать было некуда. Один из беглецов хотел бежать, ему подстрелили ноги. Затем всех связали и увезли в то село, где есть связь с МВД. И как только в МВД получили сообщение о поимке, выехали туда.

Мы увидели их здесь, уже у зоны. На одной лошади ехал охранник, на другой — привязанный к ней подстреленный беглец, а два других, с завязанными назад руками, были привязаны к хвосту второй лошади. За ними ехали еще два конвоира. Вот так закончился этот побег.

С этого момента режим в лагере еще более ужесточился.

Прошел год, каждый ушедший день я отмечал в своем календаре. Еще оставалось более трех тысяч томительных дней до освобождения, и о свободе оставалось только мечтать. За это время не было случая, чтобы кого-нибудь помиловали, хотя многие писали в Президиум Верховного Совета СССР. Бывали и радостные моменты, и, кажется, один из дней прошедшего года был праздничным для всего лагеря.

Как обычно, придя вечером с работы, я умылся и собрался идти на ужин, как вдруг услышал свою фамилию: меня кто-то искал. Ко мне подошел один бесконвойный и передал записку. Когда я ее развернул, то увидел знакомый почерк. У меня затряслись руки и ноги, и я никак не мог сообразить, где та, что написала записку. Собравшись с силами, я прочел: «Сашок, я приехала к тебе, нахожусь на вахте. Твоя Аня». Да, это была записка от жены. Даже не верилось, что действительно жена приехала, но это было так. Она была рядом со мной, только мы находились по разные стороны колючей проволоки.

Мои обращения к администрации о разрешении свидания ни к чему не привели. Мне не дали разрешения встретиться с женой. На третий день, подкупив охрану, мы встретились с ней в рабочей зоне. Свидание длилось около часа. Жену уже искали по поселку, чтобы вывезти ее с мыса, под угрозой ареста. И вот, после проведенного вместе часа, мы вновь расстались, уже на долгие годы.

Слух о приезде моей жены распространился по всему лагерю. Ко мне приходили и спрашивали, действительно ко мне приезжала жена или нет, и, узнав, что моя жена была здесь, восхищались ее мужеством, тем, как она отважилась приехать в эти засекреченные места. Да, она была первой женщиной, которая приехала на мыс Лазарева к своему мужу. Меня администрация допрашивала, как смогла найти меня жена. Конечно, секретов своих я не выдал.

Ко мне администрация стала относиться с подозрением, даже некоторое время меня не выпускали на работу: держали в лагере под наблюдением. Боялись, что я смогу совершить побег. Несколько раз обыскивали, но потом убедились, что это не входит в мои намерения, и стали водить на работу.

И вновь пошли серые будни лагерной жизни. После отъезда жены через некоторое время стали поговаривать, что всех политических перевезут на Сахалин. Вскоре это подтвердилось.

Заканчивая свои воспоминания о мысе Лазарева, хочу еще раз подтвердить, что здесь находился один из лагерей под номером п/я 241/15, который входил в стройку 500. Стройка была секретная. Управление стройки 500 МВД находилось в городе Софийске. Начальником строительства был подполковник Арайс. Начальником лагеря п/я 241/15 был майор Зарубин, оперуполномоченным — старший лейтенант Надейкин. (Если писать историю Сахалинского туннеля, то мои сведения могут пригодиться.) В лагере были уголовники и политические. Среди политических в этом лагере были мои друзья: Боев Анатолий Яковлевич и Емшанов Анатолий.

В архивах МВД по стройке 500 есть книги зачетов; эти книги составлялись ежеквартально, по ним можно точно узнать, сколько было политических и сколько уголовников. Для составления книг зачетов привлекали и заключенных, у кого был хороший почерк. Я несколько раз участвовал в составлении этих книг. Что они представляют собой, я помню до сегодняшнего дня. Размером примерно 30 х 40 см, количество листов — примерно около сотни.

Итак, мы на Сахалине, недалеко от поселка Погиби Рыбновского района. Здесь действительно уже были начаты работы по возведению дамбы. Предполагалось соединить дамбой поселок Погиби и мыс Невельского (расстояние около сорока километров), а по суше Погиби соединить железной дорогой с городом Александровском; где-то здесь и должна была пройти железная дорога из туннеля. Зима выдалась суровая, работы велись в две смены, на некоторых участках даже в три.