— Как хотите, — заявила Бирадж, — а нос у нее приплюснутый.

— И лицо бледное, — заметила Бама.

— Волосы как солома, — не удержалась Чондромукхи.

— Лоб слишком высокий...

— И губы толстые...

— Фигура какая-то угловатая...

— А грудь, как у переодетого мужчины, смотреть противно[22], — заключила Промода.

Так красавица вишнуитка в мгновение ока превратилась в безобразное чудовище.

— Как бы там ни было, а пела она хорошо! — встала на ее защиту Лолита.

Остальные не унимались.

— Ну конечно! Голос у нее как труба, — возмутилась Чондромукхи.

— Верно, верно, ревела, как бык, — поддержала ее Муктокеши.

— И песен совсем мало знает, — добавила Ононго, — ни одной песни Дашу Рая не спела.

— Слон ей на ухо наступил, — пришла к выводу Канок.

Таким образом, было установлено, что вишнуитка не только в высшей степени безобразна, но и абсолютно безголоса.

Покинув дом Ногендро, вишнуитка Хоридаши направилась в Дебипур. Здесь раскинулся большой, окруженный железной оградой парк, в котором было множество цветов и фруктовых деревьев. В глубине парка, на берегу пруда, находился дом. Хоридаши вошла в дом, прошла в гостиную и начала сбрасывать с себя одежды. Густые волосы, собранные на затылке, оказались париком. Выпала сделанная из тряпок грудь. Вишнуитка сняла браслеты, стерла линии на носу, переоделась и превратилась в... прекрасного юношу!

Юноше было лет двадцать пять, но, к счастью, на лице у него не росли волосы. Всем своим видом он скорее напоминал изящного подростка. Этим юношей оказался Дебендро-бабу. Читатель уже знаком с ним.

Дебендро и Ногендро принадлежали к одному роду, но их семьи издавна враждовали между собой, причем настолько серьезно, что дебипурские и гобиндопурские помещики даже не разговаривали друг с другом. Более того, на одном крупном процессе дед Дебендро проиграл деду Ногендро, и с тех пор дебипурские помещики окончательно разорились. По решению суда они лишились всего, их земли скупила выигравшая сторона, и дебипурский дом стал блекнуть, в то время как гобиндопурский с каждым днем возвышался.

Отец Дебендро предпринял попытку вернуть былую славу и богатство. В округе Хорипур жил помещик по имени Гонеш. У него была единственная дочь Хеймоботи. Дебендро женили на ней. Хеймоботи обладала рядом «достоинств» — некрасива, болтлива, косноязычна и себялюбива. До женитьбы Дебендро являлся человеком безукоризненного поведения. Он прилежно учился, был мягок в обращении и искренен. Женитьба погубила его. Спустя некоторое время после свадьбы Дебендро понял, что с такой женой нечего и думать о счастье. Тяга к прекрасному, которая появляется с годами, не находила выхода, стремление к близости с любимым человеком мгновенно исчезало, как только наталкивалось на косноязыкую Хеймоботи. Но бог с ним, со счастьем! Дебендро вдруг понял, что своей назойливой, едкой болтовней Хеймоботи создает в доме невыносимую атмосферу. Как-то она сказала Дебендро очередную резкость, и он, много до сих пор терпевший, не выдержал, схватил ее за волосы и поколотил. В тот же день Дебендро покинул дом и уехал в Калькутту. К тому времени его отец умер, и Дебендро мог чувствовать себя вполне свободным.

В Калькутте он окунулся в самую глубь порока, утоляя свою неуемную страсть к наслаждениям. Его мучили угрызения совести, но он старался не думать об этом. Со временем он перестал терзаться и с удовольствием предавался греху. Но время шло, и наконец Дебендро, великолепно усвоивший светский образ жизни, решил возвратиться в родные места. Он поселился в новом доме и зажил на широкую ногу.

В Калькутте Дебендро многому научился. Вернувшись в Дебипур, он объявил себя реформатором. Прежде всего он основал общество «Брахма-Самадж», в которое вошли многие брахманы, в том числе и Тарачорон. Речи лились без конца. Было сказано немало прекрасных слов о женских школах, однако на деле все выглядело значительно скромнее. Замужество вдов всячески приветствовалось. Несколько вдов из низших каст действительно вышли замуж, но отнюдь не благодаря Дебендро и его друзьям. Дебендро сходился во мнении с Тарачороном насчет необходимости порвать цепи, сковывающие женщину.

— Дайте женщинам свободу! — призывали они в один голос.

В этом отношении Дебендро был чрезвычайно активен, ибо его энтузиазм имел особый смысл.

Возвратившись из Гобиндопура, сбросив одежду вишнуитки и приняв свой обычный вид, Дебендро перешел в соседнюю комнату. Слуга подал кальян, который всегда оказывал на хозяина успокаивающее действие. Дебендро с некоторых пор чтил богиню табачного производства.

О, тот, кто не вкусил от милости этого великого божества, — не человек! О чарующая, о усладительница душ человеческих, да не поколеблется наша преданность тебе! Кальян, на котором ты восседаешь, твои чада, чубуки да трубки, пусть вечно стоят перед нашими глазами. При одном взгляде на них душа обретает райское блаженство. О трубка! О кальян! О ты, извергающий кольца дыма! Изогнувшийся, как змея, готовая ужалить свою жертву! Украшенный серебряной короной! Как сверкает сетчатая крышечка на твоей короне! Как прекрасен твой мундштук, украшенный серебряным ободком и цепочкой! Как приятно булькает прохладная влага в твоем чреве! О, радость мира! Ты рассеиваешь неприятность, покровительствуешь лентяю, восстанавливаешь душевное равновесие обиженного супруга, придаешь смелости напуганной супруге. Разве глупцу понять все это? Разве способен глупец понять твое величие? Ты утешаешь в скорби, отгоняешь страх, ты просветляешь ум, усмиряешь гнев. О благодетельница, дарующая счастье! Пусть неистощимым будет твое царствование в моем доме. Пусть день ото дня все ароматнее становится твое дыхание. Пусть влага в глубине твоей гремит, как гром! Пусть мои губы никогда не расстаются с тобой!

Охочий до удовольствий, Дебендро вдоволь насладился милостями одной богини, однако этого ему показалось мало, и он приготовился воздать должное другому божеству. С помощью услужливых рук появилась батарея бутылок. Около просторного белоснежного ложа на отделанном серебром троне в дьявольском сосуде, именуемом графином, появилось великое текучее божество, цветом своим напоминающее багровое облако на предвечернем небе. Рядом оказалась жертвенная чаша в виде гравированного бокала. Из кухни пожаловал чернобородый жрец с банановым листом в руках, на котором он принес цветы — жаркое из баранины. С глубоким почтением Дебендро Дотто обратился к соответствующей шастре[23] и начал богослужение. Вслед за ним прибыли певцы с табло, сигарой и тамбурином. Они довершили трапезу соответствующей музыкой.

А потом явился изящный юноша одних лет с Дебендро. Это был двоюродный брат Дебендро — Шурендро, по характеру полная его противоположность. Вероятно, за это и любил его Дебендро, ни с кем не считаясь больше, чем с ним. Каждый вечер Шурендро заходил к брату и справлялся о его здоровье и делах. Вид спиртного всегда пугал его, и он старался как можно быстрее уйти домой.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Шурендро, когда они остались одни.

— Плоть — вместилище страданий, — ответил Дебендро санскритской поговоркой.

— Особенно твоя... Ты мерил температуру?

— Нет.

— А как твоя печень?

— По-старому.

— Не пора ли бросить все это?

— Что, пьянство? Я ведь тебе сказал: это мое утешение.

— Что за утешение?! Ведь ты не родился таким, и вполне можешь расстаться с вином. Ты должен бросить пить, ведь многие бросают!

— Ради чего мне бросать? Бросают те, у кого есть другое утешение. У меня же ничего другого нет.

— Но ради жизни, ради спасения души...

— Для кого жизнь — утешение, пусть те и бросают. А что для меня жизнь?

Глаза Шурендро наполнились слезами.

— Но ради всех нас, я прошу тебя: брось! — мягко сказал он.