— Джеки, — выдохнул Эйдриан, испытывая неодолимое желание поцеловать ее.

Карие глаза Джеки сощурились от гнева.

— Скотина!

Застигнутый врасплох, Эйдриан от неожиданности ответил не сразу. Долю секунды от молчал, а потом покорно вздохнул:

— Ты видела снимки.

— Видела, — спокойно ответила Джеки. — И могу сказать тебе только одно: ты очень фотогеничен.

— Мне говорили. — Эйдриан с неудовольствием для себя отметил, что его словам не хватает пыла. — Честно говоря, мне уже порядком надоело это слышать.

— Как это мило. — Джеки попыталась обойти его.

— Погоди минуту. — Эйдриан, запаниковав, схватил ее за плечо. Всматриваясь в лицо Джеки, он ожидал увидеть на нем бурю эмоций, но Джеки лишь холодно опустила глаза на его руку и с легким раздражением приподняла бровь. — Вот, значит, как? Неужели тебе было достаточно увидеть эти снимки, где я с другой женщиной, и у тебя ничего другого для меня не осталось, как бросить мне это твое жалкое «скотина» и уйти?

— Эйдриан, — ледяным тоном решительно проговорила Джеки, заставив Эйдриана задуматься, а знает ли он ее вообще. — Если ты не заметил, то следует тебе пояснить: я в данный момент с тобой разговаривать не расположена.

— Ну и не надо, не разговаривай, говорить буду я. А ты слушай.

— Слушать тебя я тоже не желаю. Две стандартные отговорки, которые обычно приводят мужчины, когда их уличают в неверности, мне известны. Ты сейчас скажешь, что я заблуждаюсь, и у вас с ней ничего не было, либо станешь уверять, будто это ровным счетом ничего не значит, точно от этого легче. Сделай мне одолжение, избавь нас обоих от унизительных объяснений.

Эйдриан посмотрел на спутника Джеки.

— Вы нас извините?

— Нет! — Джеки рывком высвободила руку. — Сэм, я с тобой.

— Черта с два, Джеки! — воскликнул Эйдриан. — Если хочешь наорать на меня за то, в чем меня голословно обвиняешь, то ори на здоровье, но не при посторонних.

— У меня нет никакого желания орать на тебя, — процедила она сквозь зубы.

— Нет, есть. С тех пор, как ты увидела эти проклятые фотографии, у тебя было… сколько?… три дня, чтобы все переварить и остыть. — Заметив в ее глазах наконец проблески гнева — наконец-то естественная реакция, — Эйдриан немного успокоился. — Вот сейчас тебе, наверное, захочется не только накричать на меня. Ну, так давай, вперед! Сделай это, отведи душу. Оскорбляй меня по-всякому. А потом, когда успокоишься, я расскажу тебе все о моих отношениях с Шоной.

— Вот как? Так ты сам признаешь это? — На лице Джеки появилось опустошенное выражение. — У вас с ней отношения?

Сэм переводил взгляд с Джеки на Эйдриана и обратно.

— Я, пожалуй, пойду.

Джеки стояла, сотрясаясь всем телом, пока Сэм не отдалился на такое расстояние, что не мог уже их слышать, а потом повернулась к Эйдриану, пытаясь из последних сил сохранять достоинство. Если он доведет ее до слез, она ему в жизни этого не простит.

— Ты готова выслушать меня? — спросил Эйдриан.

— Нет! Не хочу ничего слушать. Не хочу разговаривать. Я так зла на тебя, что даже смотреть на тебя тошно!

— Ты не зла, ты обижена.

— Обижена? Много хочешь, дружочек. Я в ярости, потому что ты оказался жалким лгунишкой, и злюсь на себя потому, что была дурой, поверив твоим словам… — У нее перехватило дыхание. — Когда ты сказал, будто я для тебя особенная, не похожая на других. Однако ж, как видно, недостаточно особенная, чтобы ты… чтобы ты… — Она задохнулась от возмущения. — Слушай, уйди, дай мне время пережить это, и, возможно, мы сможем сохранить хотя бы подобие дружеских отношений…

— Не хочу я никаких дружеских отношений. — Эйдриан приблизился к ней вплотную и положил ей на плечи ладони, однако она тут же их сбросила.

— Ну, уж нет, ни о чем таком и речи быть не может. — Джеки посмотрела ему влицо и, понизив голос, продолжила: — Потому что я, Эйдриан Синклер, делить тебя ни с кем не собираюсь. Хочешь спать с каждой голливудской старлеткой — флаг тебе в руки, но сначала будь добр — порви со мной, — сказала Джеки, для пущей убедительности ткнув пальцем ему в грудь. — Потому что, если я когда-нибудь еще поймаю тебя с другой женщиной, Богом клянусь, я тебе яйца отрежу!

— Еще когда-нибудь? — Эйдриан, к удивлению Джеки, расцвел в одной из своих знаменитых улыбок. — Так, значит, у нас с тобой все еще будет?

— Нет, не будет. — Джеки отпрянула. — Потому что я с тобой не только спать — разговаривать больше не буду.

— Будешь обязательно. Как только успокоишься, мы все, что хочешь, обсудим, а потом займемся любовью: в этом своем костюмчике ты выглядишь на редкость привлекательно.

— Ты что, решил довести меня до белого каления?

— Это все же лучше, чем ждать, пока ты остынешь сама. Как насчет того, чтобы продолжить у меня? Предпочтительно без одежды и в постели?

Джеки взревела и топнула ногой.

— Не желаю с тобой разговаривать! У! Так и убила бы тебя!

— Хорошо. Если это тебе поможет успокоиться, то давай, врежь мне пару раз.

— Ты не слышишь, что я тебе говорю, болван! — Джеки оттолкнула его.

— Ты тоже меня не слушаешь, так что мы с тобой квиты. А теперь давай, ударь меня.

— Не искушай меня!

— Я серьезно говорю, Джеки. Вмажь мне как следует. Джеки, взмахнув руками, решительно развернулась, намереваясь уйти.

Но Эйдриан запрыгал вокруг нее на манер боксера, тихонько подталкивая ее.

— Ну, давай, давай, попьпайся меня ударить. Я бросаю тебе вызов.

— Прекрати сейчас же!

— Ни за что. А ты давай, попробуй.

Джеки отвернулась от него, но потом резко размахнулась, и ее кулак мелькнул у Эйдриана перед носом. Он отразил удар, подставив предплечье, и Джеки разъярилась не на шутку. Она снова и снова пыталась достать его кулаком, но Эйдриану каждый раз удавалось предотвратить ее удары. Раздосадованная, Джеки предприняла попытку ударить его по ребрам, но в результате лишь улетела лицом в песок. Перевернувшись на спину, она живо вскочила, и, пригнувшись, словно бешеный бык, атаковала Эйдриана. Тот спокойно отступил в сторону.

Задыхаясь, Джеки обернулась и увидела, что он смеется.

— Ничего смешного! Ненавижу тебя!

— Неправда. — Эйдриан улыбнулся. — Ты меня любишь. Иначе не рассвирепела бы так.

Издав яростный вопль, Джеки снова замахнулась. И тогда Эйдриану ничего не стоило, поймав ее за запястье, с помощью ее же кинетической энергии опрокинуть Джеки через бедро на песок. Приземлившись на спину, Джеки, тяжело дыша, как паровоз, уставилась в небо.

На ее ресницах висели слезинки. Она изо всех сил зажмурилась. Эйдриан упал рядом, пригвоздив ее кисти к земле и одной рукой удерживая за ноги.

— Ну что, хватит?

Джеки помолчала, пытаясь сдержать слезы, потом открыла глаза и метнула на Эйдриана гневный взгляд.

— Это что еще за черт?

— Таэквондо.

— А я думала, ты йогой занимаешься.

— Я многим занимаюсь. — Эйдриан отпустил одно из запястий Джеки, чтобы смахнуть песок с ее щеки. — Ну что, достаточно успокоилась, чтобы поговорить?

— Я только одно хочу знать. — В глазах у Джеки снова защипало, а голос зазвучал слабо. — И если ты соврешь, я больше никогда не буду с тобой разговаривать. Я смогу принять правду, какой бы она ни была, только не лги.

— Не буду.

— Ты с ней спал?

Эйдриан посмотрел Джеки прямо в глаза.

— Нет. По двум причинам. Первая — я не в ее вкусе.

— Ой, да ладно тебе! Нет такой женщины, которой бы ты не понравился.

— Она лесбиянка.

— Что? — Джеки удивленно заморгала.

— Ты, кстати, об этом не распространяйся, но я появлялся с ней именно поэтому. С Шоной можно показываться на публике, не опасаясь сплетен… как правило. Мы познакомились с ней на моей первой вечеринке и сразу же стали союзниками, объединились — ну, вроде как Мы против Остальных.

— Против Остальных?

— Ну, против тех, кто обращается с нами, как с куском мяса, который нужно упаковать и продать.

— Но если она лесбиянка, то почему она так к тебе прижималась?