— Наверное, вы правы.

— Сколько лет тогда было Эндрю? — поинтересовалась Рори.

— Девять или десять. — Джеки откашлялась. — Достаточно большой, чтобы осознать свою потерю и понять, что люди вокруг говорят об отце ужасные вещи.

— Трудный возраст, — заметил Скотт, прежде чем снова обратиться к письму.

Он прочитал описание той трагической ночи, прочитал о том, как Джек получил записку от Маргариты, в которой говорилось, что Анри узнал об их связи, и о том, что она после этого опасается как за свою собственную жизнь, так и за жизнь ребенка. Леденящие душу подробности случившегося, гром и молнии, гнев и страх, выходившие из-под пера автора письма, склоняли к мысли, что человек, выводивший эти строки страница за страницей, изливая переполнявшие его чувства, словно в акте экзорцизма, и сам освобождался от одолевавших его демонов.

— «…Когда шхуну поразил первый пушечный выстрел, пришла очередь капитана взяться за штурвал. Он намеревался, по всей видимости, направить судно прямо на берег, чтобы оказаться ближе к Маргарите. Я вступил с ним в спор, попытался уговорить его развернуть корабль, но он оттолкнул меня. В эту минуту в судно попал второй пушечный снаряд, от которого в трюме загорелся порох.

Капитан знал, что мы тонем (я прочел это в его глазах), и наконец приказал покинуть судно, но сам, вместо того чтобы со всеми поспешить к шлюпкам, бросился сквозь бушевавшее пламя к себе в каюту. Верь мне, мой мальчик, я не покинул твоего отца в его безумстве в последнюю минуту. Я отправился вслед за ним, клянусь честью. Однако он снова оттолкнул меня, прокричав, что не оставит шхуну без своего сокровища.

Ты, конечно же, помнишь, что это за сокровище, ибо я не раз собственными ушами слышал, как отец, показывая тебе пороховницу, висевшую у него в каюте на стене за письменным столом, рассказывал тебе легенду о Жаке Лафите и своем деде…»

Скотт в волнении поднял горящие глаза.

— О! — Чане подался вперед, поправляя на носу очки. — Лучше и быть не может.

— Правда. — Эйдриан отставил свою тарелку в сторону. — Это именно то, что нам нужно, — подтверждение, что пороховница в момент гибели корабля была на борту, а также координаты ее местонахождения.

— О'кей, все это хорошо, но давайте все-таки дочитаем письмо до конца. — Рори махнула Скотту рукой.

И он снова обратился к письму.

— «Когда твой отец побежал вперед по коридору, где-то под нами раздался мощный взрыв. Огненной волной меня отшвырнуло к люку. Когда я пришел в себя настолько, что сумел подняться на ноги, моему взору открылось зрелище, которое я буду помнить до самой своей смерти: в конце прохода твой отец тщетно пытался открыть дверь своей каюты. Его рука сжимала ручку, но повернуть ее он был не в силах. Я слышал, как он взревел от досады, и тут на палубу обрушилась одна из мачт. Я, покачнувшись, едва удержался на ногах.

Именно в тот миг я осознал, что человек в конце коридора не мог быть капитаном, то была лишь игра моего разбушевавшегося воображения, ибо отец твой лежал бездыханный у моих ног.

Не пожелав предать его тело морской пучине, я потащил его к шлюпке, но тот странный призрак так и остался на корабле, словно бы даже после смерти капитан не мог расстаться со своей пороховницей. Это воспоминание и по сей день тревожит мне душу. Именно оно побудило меня написать тебе и разъяснить, почему сокровище Лафита так много значило для твоего отца. Он хотел передать его тебе как символ своих надежд на твое светлое будущее, надежд на то, что со своей кровью он передал тебе лучшую, а не худшую часть своего существа.

Я много раз ходил в море с твоим отцом, Эндрю, и знаю, что значила для него честь. Очень прошу тебя, мой мальчик, никогда не забывай об этом. Помни слова отца о том, что всем жизненным невзгодам нужно мужественно смотреть в лицо. Если бы он только сознавал, что истинное сокровище — это именно его наказ, а не семейная реликвия, которую он хотел оставить тебе в наследство.

Пороховница затонула вместе со шхуной. Она покоится на дне бухты Жемчужного острова, но вера твоего отца в тебя продолжает жить, в этом я уверен. Дорожи ею, и храни мое письмо как напоминание об этом. Живи честно, как жил твой отец последние годы. Не ищи легкого богатства, но следуй той дорогой, которая приведет тебя к согласию с самим собой, и учись дорожить тем, что нельзя оценить деньгами.

С уважением, Бернард Крамер…» — Скотт, сдвинув брови, откашлялся. — Он собирался написать: «Первый помощник капитана „Свободы“», но потом перечеркнул эти слова и подписался: «Твой друг».

Последовало молчание.

— Да. — Эйдриан, до этого сидевший затаив дыхание, выдохнул. — Потрясающее письмо!

— Да. — Джеки откашлялась. — Потому-то у нас в семье его и хранили.

— Хорошо, что хранили. — Эйдриан мягко улыбнулся ей. А потом без предупреждения взял ее за руку и, встав, потянул Джеки за собой. Она, оказавшись в его братских объятиях, была слишком поражена, чтобы как-то отреагировать. — Спасибо тебе, — сказал он, выпуская ее. Не успела Джеки опомниться, как к ней подбежали Аврора с Эллисон, которые тоже, обе со слезами на глазах, принялись обнимать ее.

— Да, спасибо вам, — поблагодарила Эллисон. — Мы знаем, вам это далось нелегко. Мы вас понимаем.

Джеки заглянула в глаза Эллисон и сразу же ей поверила. Эллисон действительно понимала ее. Как и все остальные. Джеки внезапно почувствовала, что она здесь больше не аутсайдер, что она вместе со всеми.

Это всеобщее проявление симпатии, говорившее, что она принята в их семью, разбудило в ее душе что-то до сих пор незнакомое. Все вдруг разом заговорили. Вокруг стоял радостный гомон; новое, не известное Джеки раньше, ощущение солидарности заполнило ее целиком, и она испугалась, что сейчас тоже расплачется.

Джеки стояла на общем балконе, вглядываясь в ночное небо, прислушиваясь к шелесту листвы. Беспокойство, от которого последние недели сводило желудок, наконец-то прошло. Не совсем, но все-таки достаточно для того, чтобы позволить себе помечтать о будущем, чего она не делала уже несколько лет.

Радость Синклеров передалась и ей. Бог даст, завтрашний день пройдет гладко и станет началом интересного и прибыльного предприятия.

Вдали, у самой линии горизонта, ночное небо прочертила падающая звезда.

Джеки с улыбкой вспомнила, как в детстве, увидев падающую звезду, загадывала желание — обрести в жизни надежный и спокойный приют, где она будет окружена вниманием и любовью. Какие там слова нужно произнести, загадывая желание? Сбудется — не сбудется, может быть, получится…

Продолжения Джеки вспомнить не могла, но все равно, закрыв глаза, загадала желание, со всей страстью, всем сердцем пожелав его исполнения: «Господи, прошу тебя, не дай делу сорваться из-за меня».

И словно в ответ на ее мольбу, налетевший порыв ночного ветра поцеловал ее в щеки, взъерошил волосы. Джеки захотелось навсегда запечатлеть в своей памяти этот момент: благоухание цветов, долетавшее к ней снизу, шелест пальм, ночная прохлада, — все дышало волшебством.

Вдруг сзади что-то громко лязгнуло, и Джеки резко обернулась. Одно из высоких окон, выходящих в холл, распахнулось, и она сообразила, что это дверь такая же, как та, что ведет в ее комнату. В дверь просунулась голова Эйдриана.

— Мне показалось, здесь есть кто-то. — Джеки схватилась рукой за сердце.

— Ты меня напугал.

— Прости. — Он вышел к ней на балкон. — Я думал, ты уже седьмой сон видишь или, по крайней мере, сидя в постели, читаешь дневники.

— Как раз собиралась это сделать, — призналась Джеки. Ее чувства, оживленные этой ночью, завибрировали рядом с Эйдрианом. — Но мысли о завтрашнем дне не дают мне ни читать, ни уснуть спокойно. А тебе-то что не спится?

— Наверное, то же самое. К тому же я вспомнил, что еще не совершил обход перед тем, как запереть гостиницу. — Эйдриан подошел и встал рядом с Джеки, облокотившись на перила. На его лице появилось легкомысленное выражение. — Если тебя интересует, то я знаю отличное средство от бессонницы.