В Перми мы никогда и не живали, свет мой, а обретались в Усть-Пинеге, где Петр Самсонович служил сельским лекарем, был весьма уважаемым человеком. Левочка же, ты права, еще в младенчестве обожал кататься на тройке с бубенцами и звонко этак распевал: «Гаят на ёйке бууса, хапушки и изда!»
Леонида Матвеевна.
* * *
Здравствуй, Леонида Матвевна!
Трахея у Левочки — мама не горюй! На днях он оттарабанил меня по полной программе, засосал литр, плюнул в блины, не извинился даже, и рванул по грибы за закусем. Притаранил гору ноздреватых соплей. Получилось, мама, полтора биде свежих грибов! Я, бля буду, промыла, отмочила и зажарила их, как говорили, в гречке и даже капусты нафигачила на салат. Сговняла по первому классу! Он сожрал все и завертел зайцем без предупреждения, как заводной! Так забабахал, поэт-рубака, что я и не помню уже ничего в деталях. Извел меня всю и ввел в грех! Зайца, Леонида Матвевна, готовьте ему сами, как только вы умеете, а я заколупалась вконец с этим борзописцем. Думаю вообще завязать с нежностями! Спасите и сохраните, дорогая мама Леня!
Привет, мамуля, не скучай!
Алиса.
* * *
Милая моя Алиса!
Сердечно благодарю тебя за нежные слова о Левушке. Однако, свет мой, какая-то нежданная печаль охватила сердце мое, Алисочка. Какая-то тревога! Как он там поживает, красавчик мой? Хорошо ли ему, как питается, не хворает ли, не читает ли Хармса? Соблюдает ли Лева режим и не пишет ли он, лапочка моя, вирши по ночам? Истосковалась я по зайчику моему родному, все глаза выплакала по моей ненаглядной кровиночке.
Помню, как Левушка удивил своих учителей и друзей в десятом классе! Как талантливо написал тогда трилогию о любимом литературном герое из сказки «Заяц хваста!». А какой он внимательный! В позапрошлом году открытку с ромашками прислал, поздравил мать с международным женским днем, заботинка моя!
Очень переживаю за его трахею, поелику грибы, деточка, весьма специальный продукт и требуют от хозяйки особого тщания. Более всего, милая Алиса, удели внимание правильному их приготовлению! Отмачивать грибы следует сугубо в огуречном рассоле и варить на медленном огне с укропом, перцем, петрушкой и лавровым листом.
Береги Леву, Алисочка! Нижайший ему поклон. Да хранит вас Господь!
Леонида Матвеевна.
* * *
Привет, Матвевна!
Как ты там себя ощущаешь? Я, мать, в полном затыке, хотя все, типа, полюбовно! Любит меня Лева, конечно, но странною, как говорится, любовью! Лев, этот «заяйц», буянит без передыху, трясет бижутерией, загудел с сикушками из литинститута и качает «право на лево»! Намандюлился на днях, загулял в поэзии и орет: «Отобью у Тургенева всех его девок!» Мамуля, я так долго не могу кайфовать от семейной жизни! Чтобы хоть как-то его поразить и удержать, писаю стоя. В расстройстве записала также стихами и тебе советую:
Женщина-профи замочит в любови,
Сотрет в порошок, не бойся, дружок!
Будешь ты клёвым, будешь ты белым,
Чистым зайчистом панковской смены!
Ну, как тебе, Матвевна, ничего? Леве так, блин, понравилось, что он отредактировал меня мелким бесом до последней запятой. Привет, маман, от семьи литераторов!
Алиса.
* * *
Дорогая Матвевна, Левушка назвал меня «безнадежно тургеневской» и приревновал к мировой художественной литературе! Ушел в творческий запой и написал:
Ты — то, а я — сё;
Ты — это, а я — всё!
Еще говорит, что я ненадежная совсем и изменяю ему с Хармсом, а тот уже давно тусит со своими «беспокойниками». Лева перестал оказывать мне знаки внимания и лежит, мама, на диване в трико, страдает. На днях сочинил на меня телегу:
Ты подтиралась моею прозой,
Я упивался шампанским слез.
Ты залепила мне в морду розой,
Я затянулся махоркой грез.
Мама Лепя, клевета все это! Он сам просил отхлестать его розами, а я долго не соглашалась. Не знаю, что он еще придумает с собой сотворить ради искусства.
Благодарю, Матвевна, за внимание к литературному процессу. Жду вестей.
Алиса.
* * *
Дорогая Алисочка, не знаю, что и ответить тебе, свет мой. Расхворалась я что-то, за вас переживаючи. Главное в литературе, дитя мое, — правильное питание. Дай Бог тебе терпения и благоразумия, а также, как говорится, большого счастья в личной и семейной жизни! Молюсь за вас.
Леонида Матвеевна.
* * *
Уважаемая Леонида Матвевна, ваш сын — подлец и онанист! Многостаночник хренов! Хармсовед позорный! Пришел домой, вся задница в помаде! А я его, глупая дура, боготворила и метала ему, как честная девушка, гречку с блинами! Не пишите мне больше, мамуля, я в обиде.
Алиса Варфоломеевна.
* * *
Алисочка, родная, как я тебя понимаю! Левочка пошел, как говорится, не сродни, а в родню! Копия Петра Самсоновича! Сколько кровушки он у меня повыпил, сукин кот! Сколько, курвец, благородных порывов загубил! Твердил без устали: «Из Москвы, из Москвы!» Привез нас с Левушкой, ядрена мышь, на выселки, в глушь проклятую! Похабник был Петруша первостатейный! Все девок осматривал, пел в клубе и пользовал как доктор весь околоток, муде его на бороде…
Так что прости, Алисочка, сыночку моего неразумного, если можешь, а также непременно проследи, чтобы с несветскими дамами Левочка не тусовался! Вижу, одолели совсем касатика моего тургеневские стервы! А черта с этим, как бишь его, пизданимом «Хармс» — в макулатуру, и дело с концом!
Пока, Варфоломевна, не зуди; вот увидишь, всё, бля буду, образуется!
Мама Леня.
ВОГУЛЬСКИЙ ДЕТЕКТИВ
Вертолет летел над болотной речкой, извивавшейся как гусиные кишки, по направлению к Северной Сосьве. По берегам желтели островки берез; мелькали пепельно-серыми пятнами пожарища; простирались бескрайние болота, над которыми вальсировали мириады черных бабочек. Они кружили над карликовыми соснами-уродцами, согбенными, словно старики-шаманы, исполняя какой-то церемониальный танец. Вертолет мчался над караванами коров, гулявших «нос в хвост» окрест русских деревень по узким таежным тропам. На земле оставались «пионерские лагеря в тайге» — зоны или островки правопорядка, соединенные с «большой землей» узкоколейками и веткой Екатеринбург — Приобье. По ней зеленый поезд-«бичевоз» регулярно доставлял в эту глушь отборный человеческий материал. Через месяц-полтора по Оби пойдет шуга. Зимой в этих краях замерзают даже ангелы-хранители, а сейчас стояла замечательная пора — ранняя осень, рай без гнуса.
Недавно экипаж Ми-8, ведомый командиром Алексеем Никаноровым, занимался переброской отряда карателей тайги из числа охотников-иностранцев. В плане ознакомления с местными традициями и обычаями собирали кедровый орех «на лету». Процедура эта проста, как все противозаконное… Машина зависает над кедрачом и, раскачиваясь из стороны в сторону, воздушным потоком вытрясает, как душу, шишки из верхушек кедров. Главное в таких операциях — приземлиться недалече, быстро собрать добычу и вовремя улететь, пока, как говорят в народе, «ветер без сучков».
На этот раз Никаноров перевозил немного «шизанутый» коллектив этнологов-любителей, состоявший из трех сорокалетних москвичей — искателей приключений. Они направлялись в деревню Узкий Бор, откуда и намеревались начать экспедицию. Мужики готовились к научной работе, налегая на разные интересные напитки, и временами пытались раскачать вертолет. Задумали же они неслыханное — в рекордно короткий срок изучить мировоззрение народа манси и, более того, добраться до его гносеологических корней, раскопав могилы предков.
