Он пришел на кухню, как будто был вызван сюда ходом ее мыслей, и выглядел таким красивым, что ей захотелось кричать. Даже кудри выглядели на нем изысканно. У него был замечательный, утонченный вид, и ему по силам все.

— О мама!

Джоани наверняка скажет, что запах бекона аппетитен, и он съест все, что она приготовила.

— Расты едят бекон?

Джон-Джон нежно засмеялся.

— Ну кто об этом думает, мама? Выкладывай на тарелку.

Ей нравилось, когда они ведут себя так, как будто у них по-прежнему все о’кей. Она вообразила себе, как в кухню входит Кира и требует для себя того же, что досталось ее старшему брату. Как Джон-Джон кормит ее остатками своего завтрака. Он был таким хорошим братом…

— Ты готов?

Он кивнул.

— Ди Бакстер заедет за мной минут через десять.

— Ты — хороший мальчик, Джон-Джон.

Он улыбнулся и схватил ее за руку.

— У меня был прекрасный учитель, не так ли?

Он увидел, что на глаза матери навернулись слезы и, поднявшись со стула, обнял ее. В последнее время самое незначительное проявление доброты вызывало у нее слезы.

— Послушай, мама: в том, что произошло, нет нашей вины, правда? Мы делали что могли, а на большее никто не был бы способен.

— Скажи мне, что Пол не знал. Прошу тебя, Джон-Джон, ты обещал быть правдивым со мной.

— Он не знал, мама, клянусь Богом. Так что перестань понапрасну изводить себя.

Джоани знала, когда стоит форсировать события, и печально кивнула. Джон-Джон не может пережить все заново, это сильно расстраивает его.

Раздался сильный стук в дверь. Джон-Джон вскочил, чтобы открыть. Послышался голос Ди Бакстера, и Джоани машинально налила ему чашечку чая.

— Выглядит аппетитно, Джоани, — сказал тот, кивнув на недоеденный завтрак ее сына.

Она ухмыльнулась.

— Если у вас есть время, могу приготовить для вас такой же.

Он сел напротив Джон-Джона.

— Времени много, дорогая.

И как обычно, она начала готовить. Ди Бакстер в последнее время постоянно бывал у них, и Джоани с удивлением обнаружила, что он ей, можно сказать, нравится.

Воистину нет конца чудесам.

Верзила МакКлеллан сидел со своей женой и ел такой же завтрак, что и Джон-Джон. Кэти страдала от полноты, но сохранила открытое, симпатичное лицо, которое привлекло его много лет назад. Она всегда была хорошей женой, она ждала его, когда он находился в заключении, она никогда не скандалила. Но теперь она стала женщиной, потерявшей младшего, любимого ребенка, и он понимал, что не в состоянии облегчить ее участь.

Когда Кэти ставила рядом с ним очередную чашку чая, он ухватил ее за полную талию и крепко прижал к себе.

— Все в порядке, малышка?

Она попыталась улыбнуться ему.

— Переживу, Джон. У меня ведь нет выбора, да?

В глубине души она знала, что с исчезновением ее сына связано нечто большее, чем бросалось в глаза. Муж и старшие мальчики делают вид, что тревожатся по поводу того, что случилось с Кьероном, но она знает их лучше, чем они сами себя. Кэти МакКлеллан давно научилась не вмешиваться в бизнес своих мужчин, а это было бизнесом, что бы ни говорили окружающие.

Они тщательно обыскали комнату Кьерона, якобы выискивая ключ к разгадке его исчезновения, но она знала, что они ищут совсем другое и, что бы это ни было, нашли это. Кьерон был ее младшим ребенком. Теперь его нет, и это никого не волнует, кроме нее.

Но она не станет настаивать. Она была уверена в том, что если ей скажут правду, то это будет для нее не в пример хуже, чем полное неведение.

Ди Бакстер вел себя как ребенок, когда они приземлились в аэропорту Бухареста. Он оглядывался в восхищении, будучи не в состоянии сдержать возбуждение, связанное с пребыванием в месте, которое ранее ему было известно лишь по сводкам новостей.

— Ну наконец-то мы прибыли, Джон-Джон! Будем надеяться, что Малыш Томми сообщил тебе правду.

В его голосе звучало сомнение, однако Джон-Джон знал, что Малыш был искренен с ним. Это самое меньшее, что он мог сделать в итоге.

Все эти годы он жил под воздействием страха. Отец терроризировал его, как ранее терроризировал мать. Но в конце Томми выступил против отца, и это — главное, именно то, о чем не следует забывать.

Тем не менее толстяк был достаточно благоразумен, чтобы понимать — его замарают той же кистью, а это ничего хорошего не сулит. Джон-Джон знал это лучше других.

— Необходимо сосредоточиться, — сказал он Ди Бакстеру. — Нас ожидают тяжелые дни.

Однако полицейский был явно растерян. Более того, он был подавлен последними событиями, и особенно смертью Пола. Джон-Джону пришлось практически тащить его из терминала к поджидавшему их румыну.

Ди Бакстер, собравшись, пожал руку коллеге (его звали Михай Краснеу), а затем представил Джон-Джона.

За сигаретой они кратко поговорили о полете, после чего Михай повел их к черному «мерседесу» 1989 года выпуска. Внутри сидел крупный человек, по имени Петер, которому поручили доставить их к месту назначения.

— Красиво у вас, — весело проговорил Джон-Джон.

Михай кивнул, приняв комплимент.

— Мы никак не можем оправиться от эпохи Чаушеску. Но мы — румыны, мы выдюжим.

Джон-Джону понравился его ответ.

— Куда вы нас везете?

— Мы едем в местечко, которое называется Рахова. Там не очень красиво. Я бы предпочел экскурсию в горы или, возможно, по старым районам Бухареста, сохранившим историческую архитектуру. Но у нас времени в обрез. Может, в другой раз.

Джон-Джон вежливо кивнул, хотя они все знали, что больше в Румынию не вернутся. Он закрыл глаза, чтобы положить конец разговору, и попытался расслабиться. Перед этим он заметил, что Петер наблюдает за ним в зеркальце заднего обзора, и увидел выражение симпатии в его темных глазах.

— Я организовал вам ночевку в Ферентари. Это не лучше, чем Рахова, но в данных условиях будет для вас вполне приемлемым.

Джон-Джон кивнул, не открывая глаз.

Ди Бакстер наконец успокоился, поскольку они находились на пути к цели. Он понял, что на этот раз реально сжег за собой мосты, но это его совсем не беспокоило. Он поступает правильно, сопровождая Джон-Джона, — в этом у него не было ни малейших сомнений.

Джоани выбралась из такси и, уплатив шоферу, вошла в крематорий. Она была поражена тем, что в зале прощания почти никого не было.

Она увидела стоящую в одиночестве Сильвию (без дочерей) и горстку незнакомых ей людей, стоявших у гроба с траурными лицами.

Джоани подошла к гробу и возложила на него свой букет. Гроб покоился на двух опорах и казался до безобразия голым. Его украшал лишь небольшой крест, выложенный из белых хризантем.

К ней подошла Сильвия. Джоани не знала, чего она ожидала, но, во всяком случае, не болезненной улыбки на лице вдовы.

— Если желаете, можете остаться на поминки.

Джоани отрицательно покачала головой.

— Нет, спасибо. Я пришла лишь засвидетельствовать свое почтение.

— Вот как?

Сильвия насмехалась над ней, и Джоани чувствовала закипавшую внутри злобу.

— Нет, дорогая. Я думаю, от друзей Пола не будет отбоя, я вам не нужна.

Колкость сработала, и Джоани вышла. Настроение улучшилось, но ей было обидно, что ее Пола провожают, вот таким образом.

Но, как он любил повторять ей, люди получают столько, сколько платят. И Сильвия, очевидно, решила не тратить на его похороны ни пенни больше, чем считала необходимым.

— Вот и Рахова, господа.

Джон-Джон открыл глаза. В окно он увидел панельные блоки домов и грязные улицы.

— Эти дома для людей с низкими доходами. Уверен, что такие есть и в Англии, не правда ли?

Михай извинялся за свою страну, и Джон-Джон смутился, приняв его извинения на свой счет.

— Конечно, есть. Мы уже приехали?

Михай кивнул.

— Останови здесь, — попросил он водителя.