— Следи за собой, девочка.

Она засмеялась.

— Я тебя совсем не боюсь, дорогой!

Он пристально посмотрел ей в глаза, и Джоани увидела, что за бравадой дочери кроется истинный страх.

— А стоило бы бояться, Джен, очень стоило!

Кира была явно расстроена. Казалось, воздух вокруг наполнился злобой. В это время распахнулась входная дверь, и тяжелой поступью вошла Моника. От нее исходил прямо-таки африканский дух — смесь чего-то совершенно невообразимого.

— Я выпила здесь неподалеку, — прорычала она. — Ты готова, девочка, или как? — Она почесала свою огромную грудь, утянутую лифчиком из эластика. — Вот зараза, прямо изводит меня! — пожаловалась она.

— В следующий раз думай, что покупать, — саркастически заметила Жанетта.

Прежде чем Моника ответила, вмешалась Кира:

— Мне кажется, это выглядит…

Все присутствующие, включая Монику, закончили за нее: «Красиво» — и снова рассмеялись.

Поцеловав детей, Джоани пошла на работу в веселом настроении.

Кира спустилась вниз по крутой бетонной лестнице в пустующую прачечную. Прачечная была необорудованной, поэтому там вечно ошивались дети. Удобно было сидеть и болтать, слушая обрывки музыки, долетавшие из квартир. Единственное, что смущало, — огромные мусорные баки, находившиеся неподалеку. Вонь от них, особенно летом, стояла невыносимая. Но и из них можно было извлечь свою пользу. В прошлом году в одном из баков был обнаружен новорожденный ребенок, в котором едва теплилась жизнь. Дети услышали писк, вынули бедняжку и вызвали полицию, став героями дня. Матери новорожденного пришлось покинуть округу, но прежде ее хорошенько поколотили соседи, ребенка, понятное дело, отправили в приют. Об этом случае вспоминали до сих пор, и детей больше никто не гонял — пусть уж сидят!

Кире нравилось бывать здесь, это было ее любимое место. В отличие от других девочек, она не могла засиживаться подолгу. Мать потерпела неудачу, воюя с Жанеттой, но неудачи в случае с Кирой она бы не потерпела. Она, по крайней мере, старалась следить за ней. А когда на это не хватало времени, перепоручала дочь Джон-Джону. Кира воспринимала это как должное. В целом она была послушным ребенком и всегда поступала так, как ей говорили старшие. Сегодня, сидя на невысокой стене, она чувствовала себя счастливой.

Малыш Томми Томпсон наблюдал за болтающими девчонками сверху. Его балкон выходил на прачечную, и он прекрасно их видел. Он любил наблюдать за детьми — они смешили его своими проделками, особенно Кира и ее подружки. Он махал им рукой, улыбаясь, и девчонки робко отвечали ему тем же.

Он переехал сюда с отцом несколько месяцев назад. В 38 лет Томми страдал от ожирения и потому не мог работать. К тому же, как любил сообщать его отец каждому встречному, он не отличался большим умом.

Томми Томпсон ненавидел своего отца и после каждого его комментария бежал к холодильнику.

— Болезненное ожирение? — усмехался отец. — Любой на его месте заболел бы!

Томми пытался понять значение его слов, но это было ему не под силу: он всегда все забывал. Ему также не хотелось спрашивать об этом у врача, потому что рядом находился отец, и Томми приходилось довольствоваться ролью молчаливого слушателя, предоставлявшего возможность говорить своему мучителю. Так было всегда, даже когда была жива мама.

Он двинул своим грузным телом, не вставая с кресла. Он знал, что источает неприятный запах. Эта жара убьет его! Здесь было как в вакууме из-за близко стоящих друг к другу домов; единственным местом, где можно было ощутить хотя бы подобие прохлады, был балкон, поэтому Томми проводил там много времени.

— Как чувствуешь себя, толстяк?

Добродушный тон вопроса вызвал у Томми улыбку. В ответ он радостно замахал рукой, довольный тем, что его заметили. Он весь сиял, когда крикнул, глядя вниз:

— А вам не жарко?

Мужчина не ответил, и Томми на мгновение смутился. Он уселся поудобнее и принялся наблюдать, как внизу болтают девчонки. Он слышал громкий голос Бини-Мена, доносившийся из квартиры Киры, по этому голосу он догадался, что Джон-Джон все еще там, а его мать ушла на работу. Они наблюдают за ней, как ястребы, и для этого у них есть основания.

Эта мысль заставила его улыбнуться, но улыбка быстро исчезла с лица, когда он услышал, как хлопнула входная дверь.

Пришел отец. Томми Томпсон терпеливо ждал начала травли.

— Зачем мы приперлись так рано?

Голос Моники сделался невнятным, так как она чересчур часто прикладывалась к бутылке с дешевым бакарди.

— Это тебя доконает, девочка. Быстрее, чем ты думаешь. Бакарди — оно такое!

— Отвяжись, Лена, дай мне отдохнуть!

Лена, молодая шотландка, вздохнула и подняла брови, глядя на Джоани, которая покачала головой, давая понять, чтобы та занималась своим делом.

— Мне нравится это ожерелье, Лена. Оно что, новое? — заметила Моника.

Девушка приосанилась. Она только что завела нового сутенера, который пока не скупился на подарки; так всегда бывает с теми, кто помоложе.

— Нравится, но оно рассчитано на более тонкую шею.

Моника явно нарывалась на ссору.

Лена была толстовата, и, по правде сказать, изящное ожерелье смотрелось на ней диковато. Но Монику раздражало не само ожерелье, а то, что за ним стоит, и все это прекрасно понимали.

Лена засмеялась и добродушно сказала:

— Извини, я не настолько знаю Фрэнка Бруно, чтобы заимствовать его драгоценности.

Моника фыркнула:

— В этом-то и дело, развратница.

Лена в ответ лишь пожала плечами. Она прекрасно понимала, что возбуждает всеобщий интерес. Но это ее не волновало. По сравнению с той же Моникой она была в более выигрышном положении: у нее была крепкая поддержка. Ей казалось, что в свои четырнадцать лет она уже познала все, что может познать женщина. Единственное, что не укладывалось у нее в голове: почему мужчины с легкостью выгоняют ее работать на улицу?

Выкрики Моники были столь громкими, что Джоани рассмеялась.

— Да отвяжись от нее. Или скажи, чтобы помирилась с Тоддом МакАртуром — это в ее же интересах.

Тодд был молодым сутенером, не пропускавшим ни одной юбки. Он был симпатичным, ногти его почти всегда были чистыми, и он редко повышал голос. Все его девушки любили его, даже когда он сообщал им дурные вести. А дурные вести, если не считать мелких издержек вроде сифилиса, как правило, сводились к одному: «Все, дорогая, ты мне надоела — с сегодняшнего дня будешь работать как проклятая». Некоторые пытались сбежать или хотя бы перебраться к другому сутенеру, не такому алчному, как Тодд МакАртур, но это ни к чему хорошему не приводило. У Тодди был нюх: он мог найти беглянку в течение суток. А далее — избиение, страх перед повторением экзекуции и бесконечные клиенты, количество которых зависело от аппетитов сутенера. Бедная Лена — она пока еще не осознала до конца всего этого!

У обочины дороги остановился голубой «эскорт». Невысокий человек с наспех зачесанными назад седоватыми волосами улыбнулся Монике. Это был постоянный клиент. Направляясь к автомобилю, Моника, глядя на Лену, самодовольно ухмыльнулась. В свою ухмылку она попыталась вложить все, что надлежало знать молодой неопытной девушке: постоянные клиенты — вот то, что нужно. Они облегчают жизнь, они дают возможность расслабиться; это тебе не безумные ублюдки, с которыми ежедневно приходится иметь дело.

— Наконец-то она убралась, Джоани. Пьет как лошадь! — пожаловалась Лена.

Джоани вздохнула, но промолчала.

— Ой, гляди-ка! Эта малышка наверняка подсела на крэк. Шатает беднягу по-страшному.

Они понаблюдали за малознакомой девчонкой, которая появилась в их районе совсем недавно. По слухам, она была новой пассией МакАртура.

— МакАртур — мерзкий тип, правда?

Джоани кивнула.

Обе они рассмеялись, когда Пол Мартин (теперь они работали под его началом) изгнал наркоманку. На лице его было написано недовольство.