— А-а, ты наконец решилась украсить свое чудесное тело. И что же это будет? Цветок? Солнце? — Ниалл обласкал взглядом ее стройную спину.

Они добрались до ресторана. И перед входом плечи Лесли вновь поникли.

Ему хотелось обнять ее, утешить. Но он мог лишь пообещать, как всегда:

— Я буду ждать тебя здесь.

Ах, если бы она ответила! Сказала бы, что с радостью встретится с ним после работы. Но Лесли, конечно же, промолчала.

И к лучшему. Он понимал это, однако на душе легче не стало. При Летнем дворе Ниалл пробыл достаточно долго, чтобы почти забыть о своей истинной сущности. Но, глядя на Лесли, видя прелесть ее и пылкость… В те далекие времена, когда Ниалл был фэйри-одиночкой и носил другое имя, он бы действовал без колебаний.

— Но я согласен с Айслинн. И буду охранять тебя, — шепнул он девушке на ухо. По щеке его скользнули ее мягкие душистые волосы. — Беречь от всех — и от себя самого.

Айриэл молча смотрел на мертвую фэйри у своих ног. Темная фэйри, одна из его подданных, Гвин носила личину смертной так часто, что чары еще не развеялись до конца. В тусклом утреннем свете видна была лишь половина ее истинного прекрасного лика, вторая же являла собой подкрашенную людской косметикой маску. На Гвин были синие штаны в обтяжку — джинсы, как она вечно ему напоминала, — и топ, едва прикрывавший грудь. Этот жалкий клочок ткани насквозь пропитался ее кровью. Кровью фэйри, пролившейся на грязную землю.

— Как? Как это случилось, a ghrа[1]?

Айриэл нагнулся, откинул с ее лица окровавленные волосы.

Кругом валялись пустые бутылки, окурки, использованные шприцы. Обстановка обычная для этого места — оно всегда имело дурную славу, а когда смертные повадились устраивать здесь территориальные разборки, сделалось еще омерзительней. Необычно было лишь то, что жизнь подданной Айриэла оборвала пуля смертных.

Случайная, возможно, но это ничего не меняло. Гвин была мертва.

Топтавшаяся напротив высокая тощая банши[2], вызвавшая сюда Айриэла, спросила:

— Что будем делать? — И заломила руки, пытаясь удержаться от стенаний, к которым ее призывал природный инстинкт.

Долго противиться этому инстинкту она не могла. Но Айриэл пока не знал, что ответить.

Он поднял с земли гильзу, повертел ее в пальцах. Медь для фэйри не представляла опасности. Как и свинец, уже извлеченный им из мертвого тела. Тем не менее Гвин убили самой обыкновенной пулей.

— Айриэл! — воззвала банши. Потом резко прикусила язык, и изо рта ее потекла, струясь по острому подбородку, кровь.

Он пробормотал, глядя на гильзу:

— Обычная пуля.

Никогда, ни разу с тех пор, как смертные научились их отливать, от пуль не погибал никто из фэйри. Раны получали, да, но быстро исцелялись. Как и от большинства ран, нанесенных смертными. Фэйри можно убить только железом. И сталью.

— Ступай домой и плачь, — велел он наконец банши. — Когда все соберутся, скажи, что ходить сюда я пока запрещаю.

Потом поднял окровавленное тело Гвин на руки и зашагал к дому. Банши пустилась вперед бегом, созывая своими воплями подданных Темного двора, ныне уязвимых. Пусть они услышат страшную весть — смертные убили фэйри.

Спустя несколько мгновений Айриэла нагнал Габриэл[3], его левая рука. К тому времени крылатая тень короля темных фэйри уже стелилась над улицей траурной пеленой, и его черные слезы капали на мертвое лицо Гвин, смывая остатки личины.

— Я достаточно долго выжидал перед лицом угрозы со стороны набирающего силу Летнего двора, — сказал Айриэл.

— Слишком долго, — подхватил Габриэл. — Еще немного, и война начнется на их условиях, Айри.

Как все его предшественники, нынешний Габриэл (то было звание, а не родовое имя) отличался откровенностью и прямотой. Бесценное качество.

— К войне между дворами я не стремлюсь, мне нужен лишь хаос.

С этими словами Айриэл остановился перед домом, окна которого были наглухо закрыты ставнями. Это было одно из множества жилищ темных фэйри, какими они обзаводились во всех городах, где селились. Тело Гвин будет покоиться здесь во время дней скорби. О ее гибели вот-вот узнает Бананак[4], вечно жаждущая войн, и немедленно начнет плести интриги. Утихомирить ее будет нечем. Она и так за последний год почти утратила терпение и требовала крови, жестокости, разрушений.

— Война не цель для нашего двора, — сказал Айриэл не столько Габриэлу, сколько себе. — Это для Бананак. Не для меня.

— Раз не для тебя, то и не для гончих псов. — Габриэл погладил по щеке мертвую фэйри. — Гвин бы с тобой согласилась. Она не поддержала бы Бананак, даже если бы знала, что умрет.

С крыльца спустились трое темных фэйри, чьи фигуры обволакивала мглистая дымка, сочившаяся словно из-под самой их кожи. Они молча приняли у Айриэла тело Гвин и внесли в дом. Дверь осталась открытой, и он увидел, что там уже начали развешивать черные зеркала, покрывая ими все стены в надежде удержать тьму. Возможно, она еще не рассеялась окончательно, и ей надо помочь найти дорогу обратно в тело. Если хотя бы малая часть тьмы смогла проникнуть в опустевшую оболочку, она бы напитала Гвин и воскресила. Но этого не произойдет — та мертва бесповоротно.

Айриэл взглянул на проходивших по улице смертных. Источник жестокости и насилия, до которого ему пока не добраться. Но скоро все изменится.

— Найди тех, кто это сделал. Убей их, — велел он Габриэлу.

На предплечье верного слуги, на чистой коже вкруг огамических письмен в тот же миг появилась другая надпись: видимый всем и каждому приказ Темного короля. Все его повеления Габриэл выставлял таким образом напоказ, дабы желание короля было известно каждому и никто не смел противиться его исполнению.

— Пусть твои псы поймают и приведут на траурное бдение нескольких подданных Кинана. И Донии. — Представив себе угрюмые лица зимних фэйри, Айриэл усмехнулся. — Да, каких-нибудь отшельников Сорши тоже прихватите. Больше ни на что ее Высокий двор не годен. Войну я развязывать не собираюсь, но пара мелких стычек не помешает.

Вечером Айриэл внимательно наблюдал за подданными, сидя на приготовленном для него возвышении. Те предавались скорби — заламывали руки, стенали, сотрясались от рыданий. Глейстиги[5] залили весь пол грязной речной водой. Банши причитали не переставая. Псы Габриэла — в человеческом обличье, изукрашенные живыми движущимися татуировками и серебряными цепочками — перешучивались меж собою, тщательно скрывая тревогу. Дженни Зеленые Зубы[6] и ее сородичи бросали на всех обвиняющие взоры. Сохраняли спокойствие лишь чертополошники, втихомолку подпитываясь страхом и нервозностью остальных.

Все поняли уже, что перемены неизбежны. Убита фэйри, а значит, необходимы какие-то чрезвычайные меры. Мятежники и заговоры существовали всегда, толки о перевороте тоже велись постоянно. Это было в порядке вещей. Но никого из фэйри до сих пор не убивали. И нарушение устоявшегося порядка означало изменение ставок.

Айриэл в очередной раз обвел собравшихся взглядом, отмечая признаки разлада, пытаясь определить, кто переметнется на сторону Бананак, когда та призовет их под свои знамена. Потом отдал приказ:

— В город не выходить. Пока мы не поймем, насколько стали слабы.

— Убей новую королеву. Обеих новых королев! — прорычал один из псов. — Да и короля Лета заодно.

Призыв охотничьим кличем поддержали остальные гончие. Радостно принялись потирать кроваво-красные руки ли-эрги[7]. Закивали, улыбаясь, сородичи Дженни. Только Бананак сидела тихо, да ей и не требовалось заявлять вслух о своих предпочтениях. Всем и так было известно, что единственная ее страсть — насилие. Наблюдая за происходящим, она лишь вертела — в обычной птичьей манере — головой.