В настоящем, постоянно запертом судовом журнале он сделал следующую запись: "Понедельник, 10 сентября. - Двигаясь день и ночь, мы прошли 240 морских миль. Скорость: 10 миль в час. Команде я сказал, что мы прошли 192 мили, чтобы длина пути не повергала людей в уныние".
1. Три корабля Колумба в пути. 2. "Санта-Мария", флагманский корабль Колумба (реконструкция)
3. Карта маршрута первого путешествия Колумба, составленная на основе его судового журнала с указанием направлений ветра и морских течений
С тех нор каждый день, в каждой записи адмирал утаивал дюжину-другую морских миль.
Его расчеты оказались правильными. В первые дни все было тихо, но потом команда забеспокоилась. Она беспокоилась и боялась бы еще больше, если бы знала подлинные цифры, если бы догадывалась, как далеко ушли они от привычного мира...
Куда хочет добраться Христофор Колумб?
Под раздутыми парусами, увлекающими корабли в неведомое, лишь двое по-настоящему знали, в какое отважное, почти безумное путешествие отправилась крохотная флотилия, два многоопытных и знающих мореплавателя: адмирал Колумб и капитан Мартин Алонсо Пинсон. Себя они не обманывали. При каждом порыве ветра, при каждом перевале с гребня одной волны на другую они знали, что сделали еще один шаг прочь от привычной человеческой жизни, быть может, шаг к гибели, к пропасти... Быть может, именно на этой миле они переступили роковую границу, после которой нет пути назад...
Но каждый из них расхаживал по своему капитанскому мостику с бесстрастным лицом, с хорошо разыгранным спокойствием. Если бы на одно мгновенье дрогнул хоть один мускул их лица, в команде началась бы паника. Для исполнения этой гениальной роли в течение почти полутора месяцев адмиралу придавали силы его несгибаемая воля и убежденность, а капитану Пинсону - беспокойная натура авантюриста и жажда золота.
Если кому-нибудь приходило в голову заглянуть через щели в каюту адмирала, когда этот странный человек вычерчивал при свете масляной коптилки кривые буквы в своем дневнике, он видел озабоченное, но решительное лицо, излучающее спокойствие и уверенность. Однако если внимательно вчитаться в скупые ограничивающиеся констатацией сухих фактов строки дневника, можно ощутить в них скрытое беспокойство. И Колумб имел человеческие слабости. Иногда - потом все чаще - в его дневнике встречаются записи, которыми он пытается как бы обмануть, подбодрить себя... Вокруг кораблей появились птицы... материковые птицы! Они не осмеливаются отлетать от берега дальше чем на 80-100 миль... А ведь Колумб знал, что так близко к суше они еще не могут быть... И раки... речные раки, которых нашли в пучке переплетенной водорослями травы, плавающей на поверхности моря! Откуда здесь взяться рекам, когда вокруг лишь бескрайний соленый океан? Узкая полоска на краю горизонта... Земля? Нет, всего лишь туман...
Это крики души, мечущейся между отчаянием и надеждой. Как будто утопающий появляется на мгновение из пучины, судорожно глотает воздух и снова погружается в бездну... Адмирал западного океана заносил в свой дневник все: как добрые признаки и факты, так и свои разочарования. Между строками дневника читается жуткое одиночество, одиночество затерявшегося в неизвестности человека.
С 6 сентября не видели ни деревьев, ни травы, ни земли. А уже 6 октября...
"Суббота, 6 октября. - Сегодня мы проделали 160 миль в западном направлении. Команде скажу: 132 мили. Ночью мы совещались; Мартин Алонсо Пинсон предложил изменить курс на запад-юго-запад. У меня создалось впечатление, что Мартин Алонсо хочет таким образом достичь острова Сипанго; я же считаю, что изменение курса оттянет наше приближение к суше. Благоразумнее сначала найти континент, а уж потом плыть к островам".
Трава, раки, камыш, кусок дерева...
Уже целый месяц они носятся между небом и водой, а у адмирала единственная забота: что раньше, Сипанго-Япония или Азиатский материк? Он и не помышляет о том, что они пристанут к какому-то совсем другому берегу.
Дни текут один за другим. 112 миль, 48 миль, 90 миль, 236 миль, в зависимости от ветра.
1. Высадка Колумба на острове Эспаньола (Гаити). Рисунок времен Колумба
2. Так выглядело первое поселение, основанное Колумбом на острове Эспаньола
3. Единственная сохранившаяся страница судового журнала Колумба с его собственноручной записью. В тексте адмирал выражает надежду, что клеветники одумаются
"Земля! Земля!"
В ночь с одиннадцатого на двенадцатое октября 1492 года адмирал сделал в своем дневнике длинную запись. Он занес данные погоды, скорость, проделанный за сутки путь. Отметил, что видели плывущие стебли камыша. И после обычной записи несколько сухих лаконичных фраз: "Во главе флотилии шла более быстроходная, чем два другие корабля, "Пинта", так что землю первыми увидели с палубы "Пинты", откуда мне доложили об этом в два часа ночи. Первым землю увидел матрос по имени Родриго да Триана, хотя я сам в десять часов вечера с заднего поднятого мостика моего корабля видел дальний огонь; свет, однако, блеснул столь слабо, что я не смел решительно утверждать, что видел землю".
В пятницу 12 октября на рассвете на острове Гуанахани высадились офицеры флотилии западного океана, нотариус армады и главный королевский уполномоченный; Христофор Колумб актом торжественной церемонии присоединил открытую землю к владениям испанского королевского двора.
Запись в дневнике уже от 13 октября свидетельствует о том, что адмирал спешил посетить Сипанго. Он не сомневался, что Япония находится совсем рядом...
Собаки не лают...
Люди, живущие вне времени
Обитатели Багамских островов ничего не знали даже о соседних с ними больших и высокоорганизованных империях, о стоящих на более высоком уровне развития обществах Мексики и полуострова Юкатан. Поколения сменяли друг друга, прожив лишенную всяких событий жизнь. Есть лишь туманные свидетельства того, что время от времени, очень редко здесь появлялся корабль работорговцев, принадлежавший ацтекам или майя, захватывал несколько дюжин островитян и исчезал. Такие события жители островов воспринимали как стихийные бедствия - бурю, землетрясение или морской прилив, потом забывали о них. Ни Колумб, ни последовавшие за ним путешественники не заметили ни малейшей связи между жителями островов и более отдаленными народами.
Так текла жизнь островов, быть может, уже сотни лет - без изменений, без времени. Племена жили замкнуто, в своем узком мирке. Иногда они, правда, вступали в столкновения с жителями соседних островов, но потом жизнь снова возвращалась в свою глубокую, давно выбитую колею. Островитяне охотились, ловили рыбу, собирали дары земли, на которой в этом благодатном климате само собой росло почти все необходимое. Потребности у них были самые примитивные: в еде, питьевой воде и какой-нибудь хижине на случай прохладной погоды или дождя, вот и все. Ходили они голыми, об одежде, стало быть, не нужно было заботиться. Формы и методы изготовления некоторых орудий, которыми они пользовались для охоты и рыболовства, передавались от отца к сыну. На своих лодках они не могли пускаться в дальние морские путешествия, да, видимо, и не испытывали к этому никакой тяги - все то, что было за горизонтом, для них попросту не существовало.
